На работе я занимаюсь тем, что пишу словарные статьи. Собственно, весь наш сектор работает над составлением словарей. Словарь – жанр строгий, и все соображения, которые возникают по поводу того или иного слова, туда не впихнешь. Так я вам расскажу.
Недавно мне попалось чудное слово букашка. Букашка – это обычно маленький жучок, ну не обязательно прямо жучок, но кто-то похожий по форме. Божья коровка или светлячок -типичные букашки, а вот уж серьезные жуки типа майского или навозного -уже не букашки. Иногда, впрочем, под букашками подразумевают и других насекомых: Поставьте эту жижу в колбе на подоконник на солнце, и через час в ней появится рой зеленых букашек (М. Шишкин). А часто букашка в русском языке – это не что-то конкретное, а просто самое мелкое живое существо: Нет ни одного человека на земле, ни одной букашки, ни одной твари, которая бы любила тебя (М. Милованов); Ведь любое существо, любая букашка потому и живет, что двигается (С. Залыгин). Букашка – при этом -это что-то очень безобидное, не клоп, например, и в следующем примере клещ назван букашкой иронически: Клещ! – милая такая букашка. Способна тридцать лет проваляться без воды и пищи в совершенно иссохшем виде. А стоит ее положить на живое, как она и сама немедленно оживает и начинает пить кровь (А. Волос).
А то есть еще забавное слово козявка. Тут с биологической точки зрения еще менее понятно, кто это. Ну если букашка – это скорее такое кругленькое, то козявка – скорее такое зелененькое с ножками. Например, похожее на кузнечика, но маленькое. Ну не обязательно зелененькое, не обязательно как кузнечик, но не округлое. Вот характерный пример: Да, еще перед отъездом он попытался расспросить тетку Люсю про Олегову татуировку: что это за козявки такие? – Не козявки, а иероглифы! –строго поправила она (К. Тахтамышев). Никому ведь не пришло бы в голову сравнить иероглифы с букашками. Ну и другое, детское значение слова козявка говорит само за себя. Не будем тут вдаваться в малоаппетитные подробности.
Здесь хорошо видно, как отличается так называемая наивная, или языковая, картина мира от так называемой научной. Бывают такие показательные фрагменты. Например, известная языковая псевдобиологическая классификация плодов. Противопоставления между фруктами и овощами или фруктами и ягодами основаны, в частности, на совсем не биологических признаках. Например, кладут ли это в рот целиком или откусывают, едят с солью или с сахаром, в начале обеда или на десерт. При этом было бы ошибкой думать, что эти признаки всегда обусловлены объективными характеристиками объектов. Это ведь у нас помидор считается овощем, а в Китае помидорчики подают на тарелке с фруктами и засахаривают.
Вот так и тут. Забавный такой фрагмент онтологии – класс букашек и класс козявок среди мелких сущностей. Но интересно еще и другое. У этих слов, а также и у других слов, обозначающих насекомых, паукообразных и прочую мелочь, разный ассоциативный потенциал. Ну, пауков отбрасываем сразу, у них яркий и совершенно специфический образ из-за этой их паутины. Оставим также и клопов, и комаров с мухами, с ними тоже у человека свои личные отношения. Но вот остальные.
С одной стороны, понятно, все они маленькие, их можно легко смахнуть или раздавить, поэтому ассоциируются с идеей ничтожности и пренебрежи-мости. Но дальше начинаются различия.
Букашка – да, мелкая, да, говорят Он тебя раздавит, как букашку. Но особого презрения она не вызывает, а может даже ассоциироваться с тихой радостью жизни. Букашка – своего рода квант живого: Даже когда букашка на земле умирает, меняется что–то на земле, меняется… (М. Анчаров).
Козявка – если посмотреть много примеров из текстов, это хорошо видно – чуть более зловредна, чем букашка. В козявке просматривается какая-то неподобающая при таком размере претензия, что ли: Главное – она. Ничтожество, козявка, а самомнение – во! Будто весь мир осчастливила, что за Вальку вышла. – Мне она показалась скромной девушкой. – Нахалка, каких мало (И. Грекова); – Ничтожества! Мелкие твари! Козявки! «Я полагаю… » Кто вы такие, чтоб полагать! (В. Войнович); Получается так – мы мелкие козявки и подлецы, а ты Каин и Манфред… (Вен. Ерофеев). А кроме того, у козявки есть другая ассоциация. Говорят Она еще козявка – в смысле «очень юная».
Понятно, что вошь – это уже нечто гораздо более презренное и сугубо отвратительное. Вспомним формулировку Раскольникова «эстетическая вошь». Обозвать человека вошью – совсем не то же, что назвать его букашкой.
Когда человека называют насекомым – имеют в виду даже не столько его ничтожность, сколько его злость, примитивность и низкую организацию: Развратнейший и в сладострастии своем часто жестокий, как злое насекомое, Федор Павлович (Ф. М. Достоевский). И еще оттуда же: Любил разврат, любил и срам разврата. Любил жестокость, разве я не клоп, не злое насекомое? Сказано – Карамазов! Или вот другое: Долго молча меня разглядывал, потом сказал в высшей степени неприязненно: – Маленькое, глупое, злое насекомое! И вредное притом! Как тебе не стыдно было отца обманывать? (Ю. Герман).
Идея ничтожности, пожалуй, в самом чистом виде представлена в словах червь, червяк. Оно и понятно: червь выглядит совсем примитивным и не страшным, хотя и неприятным, у него нет ножек, чтобы убежать, крыльев, чтобы улететь, рта, чтобы укусить, да даже глаз нет, чтобы увидеть. Ну, все помнят, конечно, у Державина: Я телом в прахе истлеваю, / Умом громам повелеваю, / Я царь – я раб – я червь – я бог. Или вот еще пример: Что ж ты, судиться, что ли, со мной будешь? Так ты знай, что ты червяк. Захочу – помилую, захочу – раздавлю (А. Н. Островский).
И в заключение – еще один пример, который подтверждает, что у разных мелких тварей в языке свои образные возможности: «Русская Прага» нам не открыла своих объятий: там главенствовали Чириков, Немирович-Данченко, Ляцкий и их жены, и для них я была не более букашки, а Ходасевич – неведомого и отчасти опасного происхождения червяком (Н. Берберова).