Сейчас, особенно в связи с челябинским событием, активно обсуждают, какие глобальные неприятности угрожают человечеству. Напомним об одной такой опасности, не связанной напрямую ни с астероидами, ни с ядерной войной.
Мы живем в технической цивилизации. В своем развитии она сама создает себе проблемы, которые можно решить, только двигаясь дальше. Некоторым показательным примером могут служить антибиотики. Бактерии адаптируются к текущему поколению лекарств, но в запасе есть следующее поколение. Плохо будет, если новые препараты не появятся.
Известные строки Дмитрия Пригова уже не применимы к жизни землян, видимо, с XIX века. Если под «размышлениями о небе» понимать фундаментальные естественные науки, то практика показывает эффективность таких размышлений для народного хозяйства, по крайней мере в перспективе.
Урожай повысился
Больше будет хлеба
Больше будет времени
Рассуждать про небо
Больше будет времени
Рассуждать про небо
Урожай понизится
Меньше станет хлеба
Технический прогресс (куда относятся и новые медицинские достижения) имеет основу – прогресс научный. Разработка нового устройства или технологического процесса базируется на научных открытиях, которые сами по себе совершались скорее из желания узнать что-то новое, «вырвать тайны у природы», а не для того чтобы дать основу для появления еще одного гаджета. Закончатся научные открытия – через какое-то время перестанут появляться принципиально новые технические устройства. Наступит новое средневековье.
Однако от «средневековья 1.0» новое будет отличаться обилием проблем, порожденных развитием техники и безудержным потреблением и являющихся побочными продуктами бурного технического развития. В этом кроется существенная опасность для мира, как мы его знаем. Чтобы ее избежать, надо, чтобы поток научных открытий не иссякал.
Причин, почему постепенно открытий может быть все меньше, – много. Некоторые из них могут показаться довольно гипотетическими, тем не менее стоит их перечислить. Самое невероятное: мир устроен слишком просто, и мы, в самом деле, довольно быстро выясним все основные законы, а дальше останутся мелкие детали и уточнения (об этой опасности лет двадцать назад писал, например, Владимир Липунов). Думается, однако, что до такого состояния всеведения нам далеко.
Нетривиальная возможность состоит в том, что лучшие умы человечества со временем переключатся на другие виды деятельности, поэтому делать новые научные прорывы будет некому. Это находится в положительной обратной связи с темпом совершения открытий. Например, если, как это происходит в ускорительной физике, для очередного прорыва будет требоваться новый большой, сложный и супердорогой прибор, создание которого занимает десятилетия, то исследователи могут предпочесть другие, более интересные области исследования, где открытий (или просто проверок гипотез) не надо ждать так долго. В том случае, если ситуация станет типичной для всех естественных наук, потенциальные эйнштейны могут перестать мечтать о науке и предпочтут играть на скрипке, заниматься политикой или философией, что не сможет дать импульс техническим разработкам, необходимым для решения проблем человечества.
Другая опасность состоит в том, что наука становится всё более обширной и сложной. Растут и сумма знаний, и количество научных дисциплин. Специалисты становятся всё более узкими. Становится всё труднее заниматься синтезом научных знаний, междисциплинарными работами. В некотором смысле мир может оказаться слишком сложным для нас, для человеческого мозга. Тогда в итоге науку ждет вырождение. Ученых может быть много, но значительных достижений не будет, а это, как показывает опыт, ведет к девальвации труда ученых. В частности, будет больше псевдонауки и другого негатива, связанного с невозможностью отделить овец от козлищ. Это потенциально кажется преодолимым, если мы научимся расширять свои интеллектуальные возможности. Но для этого, опять-таки, нужны новые технические решения, для которых пока нет научной базы. Ведь было бы здорово внедрить себе в голову чип, чтобы расширить и улучшить память, или сделать так, чтобы «гуглить» можно было усилием мысли, но мы даже близко пока не знаем, как это сделать. Что уж говорить об усилении способностей к анализу!
Каково же руководство к действию? Если у нас нет хорошего плана «Б» по изменению характера цивилизации (т.е. по уходу от технической цивилизации массового потребления не в сторону дикости, а в сторону чего-то приемлемого), то человечеству стоит позаботиться о дальнейшем научном прогрессе. То есть, несмотря на некоторый застой в каких-то областях исследований, стоит попытаться пробиться дальше, даже путем больших затрат ресурсов. Хотя наука иногда и кажется дорогой, тем не менее расходы на нее составляют проценты от национальных бюджетов даже в самых продвинутых странах, причем на действительно фундаментальные исследования приходятся совсем крохи (в бюджетной строке часто объединяют фундаментальные и прикладные исследования, и даже военные разработки!). А будущее существенно зависит от того, что мы будем знать о природе, чтобы иметь возможность спасти нас от самих себя.
Важно понимать, что взаимосвязь науки и технологий не всегда линейна: открыли – применили. Существен и сам процесс развития науки, в ходе которого могут появляться в том числе и неприложимые открытия. Но без них будет невозможно развитие науки, у которой есть своя внутренняя логика. Отсечете их как бесполезные, не будет и других – непосредственно востребованных в прикладных областях. Например, просто потому, что ученым будет неинтересно без них. Поэтому не стоит чрезмерно задаваться вопросом: «Как применить в народном хозяйстве бозон Хиггса?» – и пенять ученым, что они потратили миллиарды на что-то бесполезное в быту. Кто ж знал, что поиски W и Z бозонов дадут нам в итоге Интернет, а поиски (так и не открытых) радиосигналов от предсказанных Хокингом испаряющихся черных дыр – WiFi.
Сергей Попов,
докт. физ.-мат. наук, в.н.с. ГАИШ МГУ