Помнится, Ландау делил все науки на естественные, неестественные и противоестественные. К последним он наверняка относил и юриспруденцию. Тем не менее, эти науки вполне себе существуют, несмотря на то, что и научные журналисты крайне редко пишут о них – даже реже, чем о классических гуманитарных науках. Поэтому, когда в редакцию пришел материал аспиранта РУДН Святослава Горбунова, мы взяли смелость опубликовать его заметку-размышление.
Наивный вопрос об обратной зависимости
Как мало мы знаем о правовой культуре прошлого по сравнению с тем, что могли бы о ней знать! И с течением времени, которое неумолимо направлено вперед, всё дальше от нас становятся традиции, которые во многом явились родоначальниками современной правовой системы и современного правового понимания.
В этом контексте особенно интересным представляется обратить свой взор на идею о подробном рассмотрении и анализе правовых или протоправовых культур, которые мы – европейцы – исторически привыкли именовать примитивными. Конечно, в сравнении с развитой современной системой жизни и системой права культура какого-нибудь туземного народа вполне может осознаваться нами как примитивная. Однако сохранившиеся свидетельства порой повествуют нам совсем об обратном.
В качестве хорошего примера здесь могут выступать свидетельства людей, которым судьбой была уготована жизнь в добром соседстве с такими культурами. В 2013 году исполняется ровно 100 лет с того дня, как известный в будущем врач-гуманист, лауреат нобелевской премии доктор Альберт Швейцер вместе со своей женой Еленой отправились к берегам Западной Африки. Там на берегах широкой реки Огове в маленьком миссионерском пункте Ламбарене ими была основана больница, которая станет для него домом и делом жизни. Но пока на дворе 1913 год. С 1914 по 1916 год доктор Швейцер пишет дневниковые и отчетные записи о своей работе и своей жизни на границе воды и девственного леса. Позднее эти записи станут основой для его первой книги о жизни Ламбарене. С точки зрения правоведа в этих записях не было бы ничего интересного, если бы только доктор не старался как можно более полно описать жизнь туземных племен, дополняя их своими рассуждениями. Таким образом, в тексте книги сохранились уникальные примеры, повествующие об уровне правового сознания и правовой культуры местных жителей. Приведем всего три таких примера.
Пример 1
В первую очередь Швейцер отмечает чрезвычайно высокий, естественный уровень правового сознания местного населения, который связан с его культурными традициями и общинным строем. В этой связи он пишет следующее:
«Туземец не в состоянии представить себе, что тот или иной проступок может остаться безнаказанным. У него на этот счет поистине гегелианские представления. Юридическая сторона дела для него всегда на первом месте. Поэтому обсуждение правовых притязаний отнимает у него большую часть времени. Самый закоренелый европейский сутяга в этом отношении не более чем невинный младенец в сравнении с ним. Однако последнего побуждает к этому отнюдь не стремление во что бы то ни стало заводить тяжбы, а несокрушимое правосознание, которого европеец, как правило, уже лишен.
“Папаврой” они называют каждый возникший между ними раздор, который превращается в тяжбу. Как важные, так и пустяковые вопросы разрешаются одинаково обстоятельно и серьезно. Деревенские старейшины могут просидеть пол дня, разбирая спор из-за какой-нибудь курицы. Нет такого туземца, который не был бы искушен в вопросах юриспруденции.
Правовая сторона их жизни чрезвычайно сложна, ибо границы ответственности простираются по нашим представлениям необыкновенно далеко. За проступок несет ответственность вся его семья вплоть до самых отдаленных родственников. Если кто-нибудь, пользуясь чужим каноэ, задержал его на день, он обязан заплатить штраф, составляющий третью часть его стоимости.
С этим неотъемлемым правосознанием связано и представление туземцев о наказании как о чем-то само собой разумеющемся»1.
Пример 2
Второй пример говорит примерно о том же. Правда, здесь мы уже можем наблюдать картину правового сознания в конкретных лицах.
«Некий туземец был должен другому четыреста франков, но и не подумал возвращать ему долг, а вместо этого купил себе жену и стал справлять свадьбу. И вот, когда все сидели за свадебным пиршеством, явился заимодавец и принялся упрекать его в том, что тот купил себе жену вместо того, чтобы уплатить долг. Завязалась палавра. Наконец они сошлись на том, что должник отдаст в жены своему заимодавцу первую дочь, которая у него родится от этого брака, после чего тот остался в числе гостей и пировал вместе с ними. Шестнадцать лет спустя он пришел за обещанной ему женой. Так был уплачен долг»2.
Пример 3
Наконец третий пример является своего рода главной нотой всей приводимой автором композиции. В 1914 году в Европе разразилась мировая война (называемая на западе не иначе как «Grate war»), опалившая своим огнем и Африканский континент, однако случилось это там несколько позже, чем в «просвещенном» мире. Тем не менее, в начале новости о ходе военных действий достигали и столь отдаленных мест. Вот какую заметку оставил автор в 1915 году.
«За последние дни здесь стало известно, что из числа белых, отправившихся из района Огове в Европу, чтобы исполнить свой воинский долг, десять человек уже убиты. Это производит сильное впечатление на туземцев.
– На этой войне убили уже десять человек, – сказал мне один старый пангве. – Так почему же эти племена не соберутся вместе и не устроят палавры? Как же тогда они будут платить за этих убитых? У туземцев существует закон, по которому противник, окажись он победителем или побежденным, платит другой стороне за всех убитых»3.
Здесь мы наблюдаем поразительный факт. Факт, который свидетельствует о понимании примитивной культуры западноафриканских туземцев о том, что среди нас принято называть дипломатией и международным правом. В представленной установке видятся зачатки международного гуманитарного права, при этом парадоксом является то, что выстроенная примитивной культурой система может быть даже много человечнее, нежели то, что было создано европейской цивилизацией за последнюю сотню лет.
Таким образом, Швейцер делает парадоксальное предположение о том, что чем примитивнее является культура, тем большее значение в сознании ее носителей имеют инструменты права как универсального регулятора течения жизни, и иллюстрирует это конкретными примерами.
Обратимся лишь к последнему. Действительно, отчего противнику, будь даже он победителем, не возместить пострадавшей стороне ущерб за причиненные страдания, и то же самое не сделать второй стороне? Отчего таковая компенсация в пользу человечности, отвлеченная от мелких споров и неурядиц, не вошла в практику просвещенного мира? Отчего она кажется нам нелогичной? Напротив, указанное взаимоотношение куда логичнее, от того что человечнее (если, конечно, ставить в приоритет гуманистический подход и мировоззрение). И если уж невозможно предотвратить конфликт, то можно постараться его загладить перед лицом понимания, взывающего к гуманизму. К тому же ведь и одно лишь только осознание подобной ответственности способно остудить пыл нелепой вражды.
Традиции правового обычая, воспринимаемые нами в качестве наиболее примитивного источника права, запросто подменяют в соответствующем культурном окружении то, что с таким трудом выстраивается развитой, многоуровневой системой источников права в цивилизованном мире.
Гипотеза о том, что наиболее низкий, но в то же время наиболее фундаментальный уровень правового обычая имеет в сознании наибольшее значение, подтверждается эмпирическими примерами. Но отчего так происходит? От чего правовая культура примитивных племен столь развита, отчего столь высоким наблюдалось их правовое сознание? Вероятно, таковая ситуация исходит из того, что право в подобном своем выражении (в виде традиции) основано прежде всего на этических, то есть наиболее фундаментальных для понимания основах. В качестве дополнения к этическому пониманию присоединяются и религиозные убеждения, которые, как правило, поддерживают их. При этом порой бывает трудно разделить два этих основания.
В примитивной культуре инструмент права основан, прежде всего, на понятии справедливости, которое, в свою очередь, опирается на этическое понимание и этическую оценку, тогда как более сложные культуры (культуры цивилизации) опираются в своей правовой традиции всё более на понятия интересов тех или иных групп. Такое предположение позволяет сделать даже весьма поверхностное рассуждение о возможной обратной зависимости культуры права и уровня культурного развития.
Хотя это суждение трудно назвать новым. Вот, например, что писал еще в начале прошлого века известный русский мыслитель И. Ильин: «В понимании права и государства человечеству предстоит пережить еще глубокое обновление. Должен быть окончательно отвергнут гибельный предрассудок о «внешней» природе права и государства; должна быть усмотрена и усвоена их внутренняя душевно-духовная ценность. Право только «проявляется» во внешнем, пространственно-телесном мире; сферою же его настоящей жизни и действия остается человеческая душа, в которой оно выступает с силою объективной ценности»4.
И даже, несмотря на всю сложность и неоднозначность взглядов знаменитого философа на феномен правосознания и его взгляды на идею гуманизма, в этих его строках так же усматривается указание на его первооснову правового сознания и культуры права.
Академик Абдусалам Гусейнов в одной из своих заметок указывает, что «чем более норма ориентирована на индивида, тем более она универсальна»5. Исходя из этого можно предположить, что этика является куда как более универсальным предметом чем то, что мы подразумеваем под правом. Стало быть, этика и есть та основа, на которой строятся последующие инструменты и общественные явления. А если это так, то чем ближе правовое сознание находится к сознанию подлинно этическому, тем более искренним и нерушимым оно является.
Означает ли это, что правовая система примитивной культуры более человечна? Возможно. Хотя было бы большой ошибкой идеализировать ее и выставлять в качестве образца. Все-таки очень много чрезмерного, непонятного и даже жестокого нам встречается в ней. Примеров тому огромное множество6. Например сосуществование и робкое противопоставление друг другу принципа талиона и того, что сегодня среди нас принято именовать золотым правилом этики. Всё это встречается в достаточном обилии. Однако некоторые черты примитивной культуры, а точнее, черты ее основы – моральной и этической основы, – могут быть рассмотрены нами как вполне высокий образец, от которого, к сожалению, порой отходит наша, казалось бы, высоко развитая культура.
- Гусейнов А. А. Философия – мысль и поступок: статьи, доклады, лекции, интервью. – СПб. : СПбГУП, 2012. – 848 с.
- Ильин А. О воспитании национальной элиты / Сост., вступ. ст. и коммент. Ю. Т. Лисицы – М.: Жизнь и Мысль – 2001 – 512 с.
- История Африки в документах, 1870-2000: в 3 т. / отв. ред. А. Давидсон Т.1.; Ин-т всеобщ. Истории РАН. – М. : Наука, 2005. – 499 с.
- История Африки в документах, 1870-2000: в 3 т. / отв. ред. А. Давидсон Т.2.; Ин-т всеобщ. Истории РАН. – М.: Наука, 2005. – 719 с.
- История Африки в документах, 1870-2000 : в 3 т. / отв. ред. А. Давидсон Т.3. ; Ин-т всеобщ. Истории РАН. – М. : Наука, 2005. – 420 с.
- Швейцер А. Письма из Ламбарене. – Л.: Изд-во «Наука» – 1989 – 471 с.
- Schweitzer A. Afrikanische Geschichten. – Verlag Paul Haupt, Bern und Stuttgart. – 128 .
- Schweitzer A. Briefe aus Lambarene. – Verlag C. H. Beck, Munchen. – 2009 – 192 s.
- Schweitzer A. Zwischen Wasser und Urwald. Munich: Beck – 2008 – 168 g.
- Швейцер А. Между водой и девственным лесом / Письма из Ламбарене, 1989, стр. 50-51.
- Там же стр. 82.
- Там же стр. 94.
- Ильин И. А. Правосознание и религиозность / О воспитании национальной элиты, 2001, стр. 50.
- Гусейнов А. А. Философия – мысль и поступок: статьи, доклады, лекции, интервью. – СПб.: СПбГУП, 2012. – 848 с., стр. 48.
- Многочисленные примеры такого рода обстоятельств и норм мы можем найти, например, в замечательной отечественной работе «История Африки в документах», выпущенной в 2005 году в трех томах, а кроме того и в других документальных работах А. Швейцера, как «Африканский дневник» (“Afrikanische Geschichten”) или «Письма из Ламбарене» (“Briefe aus Lambarene”).