Публикуем текст выступления на Конференции научных работников членкора РАН, главного научного сотрудника Института всеобщей истории РАН Аскольда Иванчика, в котором отражена позиция Совета по науке при Минобрнауки РФ относительно возможных изменений принципов финансирования научных исследований в России.
Мое выступление отражает общую точку зрения Совета по науке при Министерстве образования и науки, который участвовал в разработке Методических рекомендаций и, следовательно, разделяет ответственность за него. Поскольку председатель Совета А. Р. Хохлов не смог присутствовать на конференции, задача высказать эту точку зрения была возложена на меня, как на его заместителя.
Не все предложения нашего Совета были учтены в окончательном тексте документа, так что наша точка зрения не вполне совпадает с точкой зрения Министерства. В то же время не вся его критика, опубликованная в печати и прозвучавшая сегодня, представляется нам справедливой, а ее объект, на наш взгляд, частично выбран ошибочно. Поэтому я, с одной стороны, постараюсь ответить на эту критику, а с другой стороны, скажу о тех поправках к документу, которые предлагает наш Совет и которые, таким образом, фиксируют наши разногласия с Министерством.
Первый и главный тезис критиков документа связан с тем, что реализация предложений Министерства приведет к катастрофическому сокращению числа научных сотрудников, особенно в столичных институтах. В самом деле, документ содержит две части: содержательную, в которой излагается методика распределения получаемых институтами средств, и численную, в которой содержатся рекомендации по размерам окладов научных сотрудников.
Критике подвергается именно последняя часть. Однако она не относится к основной части документа и задана внешними по отношению к нему условиями. Такими условиями является необходимость выполнения майских указов президента РФ за 2012 год. Согласно этим указам средняя зарплата научных сотрудников в 2015 году должна составлять 143% от средней по региону, что для Москвы дает 93 800 руб. Нетрудно подсчитать, что, если Методические рекомендации будут отклонены и средства будут распределяться по действующей системе, результат с точки зрения сокращений будет примерно тот же.
Таким образом, налицо подмена объекта критики: сокращение сотрудников является результатом не исполнения рекомендаций Министерства, а реализации указов президента. Если мы хотим избежать сокращений, нужно добиваться не отмены рекомендаций, а отмены указов — или их соблюдения только при условии резкого увеличения финансирования соответствующей статьи расходов.
Рассуждения о том, что, если часть указов президента не выполнена, это делает необязательным выполнение остальных, может быть, и разумны, но совсем не укладываются в рамки бюрократической логики: пока указы не отменены, любое ведомство считает необходимым их выполнять и просто не имеет другой возможности, как исходить из этой необходимости при разработке соответствующих документов.
Кстати, и директоров институтов ФАНО никто не освобождал от данных ими письменных обязательств выполнять указы по зарплате, и к концу 2015 года им придется о ходе выполнения отчитываться. Если же указы будут отменены, документ дает полную возможность ведомствам самим определять величину вознаграждений и, соответственно, самостоятельно определять объем возможных сокращений.
Основная часть обсуждаемого документа на самом деле о другом — о том, как распределять средства независимо от их объема. Это и надо в первую очередь обсуждать, однако, к сожалению, дискуссия по этой основной теме практически не ведется.
Второй тезис критиков сводится к тому, что действующая система распределения средств лучше соответствует нуждам институтов и сотрудников и должна быть сохранена. Однако в этой системе распределение средств полностью оставлено на усмотрение директора института или ректора вуза.
Финансовые и кадровые решения нередко принимаются на основе вне-научных соображений — например, степени близости к нему сотрудника или лаборатории или нежелания вызывать недовольство большой или влиятельной группы сотрудников. Взамен этого документ предлагает конкурсные процедуры. Возможно, они неидеальны, однако, если надо выбирать между конкурсом, основанным на научных заслугах, и волей директора, на наш взгляд, выбор очевиден.
На ограничение власти директора и повышение независимости наиболее квалифицированных и успешных ученых направлено и другое важное нововведение — появление группы ведущих исследователей, отбираемых по конкурсу. Помимо проведения собственных исследований, одной из их задач является привлечение внешнего финансирования, в том числе по грантам: таким образом, и общий бюджет института, и число его сотрудников могут быть увеличены.
Важно то, что получение статуса ведущего ученого не зависит от воли директора, а сам он в своей дальнейшей работе тоже от директора не зависит: это обеспечивается, в частности, тем, что ведущий ученый может перейти в другой институт со своим финансированием. Директора в такой ситуации будут заинтересованы в привлечении ведущих ученых в свои институты и в создании благоприятной обстановки для них — ведь от числа ведущих ученых будет зависеть вес института. Таким образом, центр тяжести в институтах будет перенесен с администраторов на ученых, что, на наш взгляд, сделает занятия наукой в России более комфортными.
Все мы помним печальный пример Института теоретической и экспериментальной физики, где наиболее крупные и уважаемые ученые находились и находятся в полной зависимости от любых капризов чиновника, ставшего директором, что вызвало целый ряд скандалов, немыслимых при нормальной организации науки. При существующей системе такая ситуация вполне возможна не только в Курчатовском институте, но и в системе институтов ФАНО (и такие опасения не раз высказывались в начале реформы РАН).
Никаких институциональных гарантий для обуздания директорского самовластья нет — только личные качества директора. Роль ученых советов, и раньше контролировавшихся директорами, по новым уставам институтов еще уменьшилась. Методические рекомендации такую гарантию вводят, и, на наш взгляд, это можно только приветствовать.
Критики документа говорят также о том, что он предусматривает финансирование только ведущих ученых, но не научной среды, состоящей из ученых среднего уровня. Мы согласны с тем, что эта среда чрезвычайно важна, но не видим, почему обсуждаемый документ приведет к ее уничтожению. Ведь почти тот же объем средств (за вычетом средств, направляемых на финансирование крупных ученых — но ведь они финансируются и в существующей ситуации) останется в той же среде. Изменится лишь способ их распределения — не по воле директора, а на конкурсной основе. Третий тезис противников документа касается судьбы региональных институтов, слабых по объективным критериям, но важных с точки зрения социального и культурного развития регионов. Следует отметить, что такую роль должны играть прежде всего региональные вузы. В то же время многие из этих институтов имеют уникальные компетенции по региональным проблемам, например фольклору или языкам местных народов, экологии и т.д. Они вполне могут выиграть конкурсы при условии их разумной организации, принимающей в расчет уникальные компетенции, а в случае проигрыша могут финансироваться учредителем напрямую в рамках директивных тематик, такая возможность в документе предусмотрена. Кроме того, в большинстве случаев соучредителями таких институтов являются местные власти, и они тоже должны их финансировать.
Один из аргументов, который приводится противниками обсуждаемых нововведений, следующий: задумано хорошо, но при реализации даже разумных предложений они будут так искажены, что будет только хуже, т.е., по бессмертному выражению В. С. Черномырдина, «хотели как лучше, а получилось, как всегда». Понятно, что если конкурсы будут проведены необъективно, то предлагаемые преобразования цели не достигнут. Такие опасения, действительно, не лишены оснований, но здесь всё зависит и от активности, и от качества самого научного сообщества.
Мы полагаем, что академическое научное сообщество, например, в состоянии обеспечить проведение качественной экспертизы и объективных конкурсов и проконтролировать их проведение. Внутри ФАНО, например, существенную роль мог бы играть Научно-координационный совет, пользующийся доверием и ученых, и чиновников. Кроме того, Совет по науке вносил предложение, которое должно было снизить такую опасность, но которое не вошло в окончательный документ. И здесь я перехожу к расхождениям между позицией Совета и МОН. Наши предложения направляются в виде поправок в Министерство, и мы ожидаем, что они будут учтены при доработке документа.
Первая из поправок предполагает замену немедленного введения документа в действие переходным периодом, в ходе которого доля финансирования, распределяемого по новым правилам, будет постепенно возрастать: в первой год это будет 20%, во второй — 40%, и уровень в 60% будет достигнут только в третий год реформы.
Возможно, доля в 60% для конкурсного финансирования завышена и может быть снижена: внутри Совета по этому поводу согласия нет. В любом случае постепенное введение новых правил позволит, с одной стороны, постепенно адаптироваться к ним, а с другой — оценить эффект реформы в процессе ее реализации и исправить возможные ошибки, включая эксцессы исполнителей или злоупотребления, а возможно, и внести существенные коррективы.
Вторая поправка касается 15%, предназначенных для финансирования ведущих ученых. Евгений Онищенко справедливо заметил, что в нынешней формулировке документ подразумевают наличие в каждом институте таких ученых, что противоречит смыслу других его частей. Речь должна идти о проценте финансирования не каждого института, а отведенного на выполнение государственного задания бюджета всего ведомства в целом, в частности ФАНО. Как отобранные по общеведомственному конкурсу ученые распределятся по институтам, станет ясно после проведения самого конкурса.
Кроме того, мы предлагаем вообще отказаться от фиксированного процента для финансирования ведущих ученых и на уровне ведомств, а указать лишь общий процент на их финансирование и финансирование ведущих лабораторий, объединив их в единую конкурсную часть. Как распределить средства между этими двумя видами конкурсов, предлагается определить самому учредителю.
Третья поправка касается уровня проведения конкурсов исследовательских групп и лабораторий. Мы предлагали проводить конкурсы на общенациональном уровне, в качестве компромисса — на уровне ведомства (например, ФАНО). В обсуждаемом документе наряду с этим конкурсом появился конкурс на уровне института. Внутренний конкурс, конечно, лучше прямого распределения средств директором, однако на деле может быть легко превращен администрацией института, которая и будет его проводить, в профанацию. Поэтому мы предлагаем отказаться от него.
Кроме того, мы предлагаем вернуться к идее межведомственного конкурса, при всех сложностях его организации. Преимущество межведомственного конкурса в том, что при этом выиграли бы наиболее сильные институты и исследователи, независимо от ведомственной принадлежности, а также и наиболее эффективные ведомства. Хорошо известно, что академические институты производят большую часть российской научной продукции, получая при этом лишь 13% финансирования, а то и меньше. Межведомственный конкурс позволил бы выравнять этот дисбаланс.
Думаю, что если бы академические институты должны были конкурировать за средства на науку на основе объективных конкурсов не только между собой, но и с вузами, включая самые сильные, с НИЦ вроде Курчатовского института, Сколково и другими бюджетополучателями, то они бы от этого существенно выиграли просто потому, что они в среднем сильнее по любым критериям. Это бы позволило решить и проблему катастрофических сокращений в академическом секторе, покрыв потребности в дополнительном финансировании и в рамках существующих ассигнований на науку. Если конкурс считается эффективным механизмом по распределению средств, то непонятно, почему он не должен использоваться при решении самого важного вопроса — распределения средств между ведомствами.
Наконец, четвертая поправка касается средств, которые остаются в прямом распоряжении дирекции (согласно документу, 25% бюджета, предназначенного для выполнения госзадания; расходы на содержание самой дирекции финансируются отдельно). В нынешней версии документа эти средства могут быть использованы только на финансирование инфраструктуры.
Мы предлагаем называть эту часть финансирования общей и предоставить директору возможность финансировать из нее не только инфраструктуру, но и зарплату сотрудников, проигравших конкурс, но представляющих, по его мнению, ценность для института.
В самом деле, в нынешнем тексте документа есть одна важная проблема. Понятно, что конкурс предполагает наличие не только выигравших, но и проигравших сотрудников и лабораторий. Среди проигравших могут оказаться и объективно сильные: например, отдельные сильные ученые, работавшие в слабых в целом лабораториях. Было бы естественно сохранить их в составе института и дать им второй, а то и третий шанс -возможность участия в следующих конкурсах. В нынешнем варианте такой возможности не предусмотрено — таким сотрудникам платить зарплату не из чего, и они должны быть уволены.
Кроме того, невозможно принять и нового сотрудника на временную работу между конкурсами, что тоже неправильно. Переименование инфраструктурной части в общую, которую директор мог бы использовать и для указанных целей, могло бы снять эти проблемы. Таким образом, бюджет института состоял бы из общей, или базовой, части и конкурсной (выдающиеся ученые и лаборатории); распределяться между ними средства могли бы в соотношении 40 к 60 или поровну.
Напомню еще, что данный документ представляет собой методические рекомендации для всех учреждений, работающих в сфере науки, и как таковой не может и не должен описывать даже важнейшие детали, вроде конкурсных регламентов, процедуры отбора экспертов и др. Они должны быть разработаны каждым ведомством отдельно, при участии научного сообщества и с учетом как специфики этого ведомства, так и разных групп учреждений внутри него (например, гуманитарных и естественно-научных институтов ФАНО).
В заключение хочу призвать коллег, в первую очередь озабоченных грядущими сокращениями, направить свою энергию на борьбу с главной опасностью: сокращением финансирования науки, и в первую очередь ее академического сектора. Если доля финансирования институтов РАН от общего финансирования науки вырастет с нынешних примерно 13% вдвое, то это, хотя еще и не будет соответствовать реальному вкладу академических институтов в научные исследования, уже позволит решить многие проблемы, включая проблему сокращений и низких зарплат. Путь к этому, на мой взгляд, лежит через межведомственные конкурсы, на их введении и надо настаивать. В нынешней же ситуации, как ни дели имеющиеся скудные средства, их всё равно не хватит.
И вторая задача, на мой взгляд, заслуживающая приложения всех сил, — это разумная организация конкурсных процедур и контроль за тем, чтобы конкурсы всех типов проводились объективно и беспристрастно.