Уважаемая редакция!
Дорогие мои коллеги и друзья!
О чем я думал, поднимая свой второй стакан уже с чувством законной гордости и со слезами на глазах? О многом и разном. Например, об истоках праздника. 8 февраля 1724 года наш великий император Пётр I повелел «учинить Академию, в которой бы учились языкам, также прочим наукам и знатным художествам и переводили б книги». Хорошо ли мы соблюдаем заветы нашего великого реформатора, прорубившего окно в Европу? Увы, вряд ли он нами был бы доволен.
Нет, и по сей день существует и Академия, и академики, и по-прежнему деньги из казны неплохие получают. И по части всяческих знатных художеств у нас всё в порядке: тут и верхи могут, и низы хотят. А вот, к примеру, с обучением языкам дела пока обстоят не очень. Культурные вроде бы люди, а почти никто по-латыни даже nunc est bibendum понять не может. Не одобрил бы этого Пётр Алексеевич, ох, не одобрил. Да и с современной латынью, английским то есть, дело далеко не самым блестящим образом обстоит.
Думал я и о названии праздника — «День российской науки». Науки то есть, которая делается в России и хорошо бы для России. А тут у нас ситуация еще хуже: каждый думает о том, что ему интересно, а пойдут ли на пользу Родине результаты его трудов, и знать не желает. Как будто ему зарплату человечество платит, а не Россия.
В общем, с одной стороны, в профессиональный праздник я рад, но эта радость не без чувства горечи. Да, были люди в прошлые времена, были гении и титаны, богатыри — не мы. А сейчас пусть даже и заведется у нас титан и герой — так сразу свист и улюлюканье толпы, черная зависть и крики «Ату его!».
Пожалуй, наиболее яркий пример — это титан мысли и отец русской наноконвергенции Михаил Валентинович Ковальчук. Выдвигая новые парадигмы практически петровской силы и мощи, стремясь обеспечить научное лидерство страны на десятилетия, он подвергается жесточайшей обструкции со стороны многих ученых, которые супротив него — как моськи против слона.
Это заставляет меня вспомнить о еще одной Академии — платоновской, прародине, так сказать, всех академий. Вот, казалось бы, прогрессивными и продвинутыми были древние греки: и Академия у них была, и Лицей. А и там зависть и ненависть толпы приводила к гонениям на самых выдающихся людей, лидеров и национальных героев. Таких как спасший Грецию от персидского рабства Фемистокл.
Возможно, дело тут в дурном слове, избранном для хорошего дела, — в названии «Академия»? Может, слишком оно возвышенное, неземное, отрывающее от родной почвы, взращивающее гордыню?
Думаю, стоит нам довести реформу науки до конца и Академию напрочь упразднить, чтобы следов никаких от нее не осталось. Тогда у нас будут не «академические институты», занимающиеся вещами, «представляющими чисто академический интерес», а бюджетные научные организации, работающие по государственному заданию в рамках четко определенных партией и правительством приоритетов. То есть вовсю закипит работа на благо страны.
А сколько падет ненужных барьеров и предрассудков с упразднением Академии — и не сосчитаешь! Академия, к примеру, не будет ставить палки в колеса процессам реструктуризации научных организаций ФАНО, оценки научных организаций, выделения организаций-лидеров. И пойдут эти процессы быстро и одновременно.
Без своего авторитетного звания академики не смогут так убедительно критиковать планы властей в газетах и журналах, не смогут указывать чиновникам, нужны или не нужны науке приоритетные направления, не смогут целыми отделениями писать отрицательные отзывы на прорывные конвергентные инициативы. Никто, наконец, не сможет поставить в укор Михаилу Валентиновичу, что он не академик.
В общем, хотелось бы встретить следующий День российской науки без всяких там академий.
Ваш Иван Экономов