Прежде чем перейти к показателям, необходимо сказать несколько слов про общую диспозицию.
В научной среде при разговорах о проводимой государством политике принято концентрироваться на проблемах, а это не всегда способствует объективному восприятию статистики. Понятно, что проблем много, но следует признать, что ситуация последних лет в России весьма благоприятна для занятий наукой, если сравнивать с недавним прошлым. Денег стало больше, а распределять их стали несколько честнее и эффективнее. Молодежи тоже стало больше.
Власть активно занимается затягиванием наших ученых в мировую сеть научной коммуникации, щедро награждая за успехи в деле покорения ведущих иностранных журналов и университетских рейтингов. Идет масштабная реформа сети вузов и НИИ, направленная на повышение результативности через концентрацию ресурсов. В первую очередь эти ресурсы брошены на развитие наиболее популярной в мире и зарекомендовавшей себя модели — исследовательских университетов. Наконец, легальными и нелегальными способами достигнут невиданный уровень доступности актуальной научной литературы со всего мира. Всё это нужно учитывать, анализируя показатели.
Наукометрические фильтры и KPI являются важнейшим инструментом проводимой государством реформы, особенно в ситуации, когда на российских ученых и управленцев сложно надеяться в деле организации полноценного peer review на мировом уровне, а привлечение иностранцев затруднено. В теории достоинства библиометрии очевидны: простота, прозрачность, объективность, дешевизна.
Всё это отлично ложится в общее русло расцвета культуры оценки во всех областях государственного управления в мире, далеко не только в России, и не только среди чиновников, но и среди самих исследователей (в конце концов, Хорхе Хирш (Jorge Hirsch) — крупный физик, а не российский вице-премьер). На практике применение библиометрии обычно приводит, наряду с желаемыми, к целому набору нежелательных последствий, особенно когда недооценка ее реактивных свойств сочетается с низкой квалификацией принимающих решения, но в этой заметке я специально сконцентрируюсь на хорошем.
В своем анализе я буду использовать данные из Web of Science Core Collection (без стартовавшей полтора года назад базы ESCI) и Scopus. Сначала посмотрим на сводные показатели числа публикаций типов article и review в научных журналах (рис. 1). Важно: данные по 2016 году сейчас занижены, так как индексация публикаций этого года будет в основном завершена к концу лета 2017 года.
Хорошо видно, что до 2012 года в целом индикаторы абсолютного числа публикаций России были удивительно стабильными, не реагируя вообще ни на что. В 2013 году начался рост, причем особенно важны результаты по WoS за 2015 год: плюс 4 тыс. статей, что впервые (!) позволило России заметно увеличить долю в общемировом потоке по данной базе.
Показатели по Scopus трактовать гораздо сложнее из-за постоянного пополнения этой базы новыми журналами, в т. ч. российскими, которых там скоро будет в три раза больше, чем в WoS. Правда, предварительные результаты 2016 года пока дают меньше поводов для радости: не уверен, что темпы роста удастся удержать.
Теперь посмотрим на качество публикаций, используя в качестве его прокси уровень журналов (цитирования для последних лет считать еще рано). Самые престижные и популярные у авторов и читателей журналы по естественным наукам сидят в первом квартиле по значению импакт-фактора WoS хотя бы в одной предметной области. Здесь у нас тоже успехи, причем даже без учета статей, содержащих иностранные аффилиации (рис. 2).
Отмечу, показатель числа статей в лучших журналах без иностранных соавторов нужен для убеждения закоренелых скептиков, списывающих все реальные наукометрические успехи на Большой адронный коллайдер, диаспору, продавших аффилиации «ведущим вузам» заезжих иностранцев и т. д. На деле во многих областях науки международное соавторство не просто благо, в т. ч. приносящее дополнительные цитирования, а почти необходимость, но более простого способа убеждения, чем искусственное исключение всех статей с иностранными аффилиациями, у меня нет.
Примечательно, что ключевая тематика чисто российских статей — материаловедение, особенно рентгеноструктурный анализ (самые популярные ключевые слова в таких статьях — «x-ray diffraction» и «structure»). Полагаю, свою роль сыграли большие по нашим меркам вливания в оборудование, наконец позволившие многим коллективам делать работы мирового уровня, которые берут в топовые издания. Также в числе лидирующих по чисто российским статьям в ведущих журналах тематик следует отметить оптику и астрономию/астрофизику
С другой стороны, анализ наших публикаций в ведущих журналах — с иностранными соавторами и без — показывает реальное место России в мировой естественной науке: вовсе не 2,44%, а всего 1,3% в 2016 году (23-е место; у США — 32%; у КНР уже 21%, но есть нюансы; у Германии — 9%, у Индии — 3%, у Бразилии — 2,4%). По доле публикаций в таких журналах мы отстаем не только от ведущих стран, но и от среднемирового уровня.
Отметим еще одну важную тенденцию: в последние годы баланс числа российских публикаций в российских и иностранных журналах в WoS заметно сдвигается в сторону последних; в 2014 году впервые в истории их стало больше. В Scopus всё наоборот по причине, упомянутой выше.
Если говорить о публикациях в иностранном соавторстве, то здесь у нас на протяжении всей постсоветской истории два главных партнера — США и Германия, идущие ноздря в ноздрю уже 20 лет. В целом иностранные аффилиации содержатся в трети публикаций с российскими аффилиациями в естественных и медицинских науках и в четверти таких публикаций в технических и общественных науках.
Что касается общего распределения публикаций России по тематикам, то в этом плане российские исследования, в общем, еще советские, инерция крайне сильна. Две наиболее актуальные области — биомедицина и сomputer science — у нас по-прежнему далеко позади физики и химии. Эта несколько унылая стабильность хорошо видна на рис. 3.
Ситуацию в CS я специально разбирал в статье в аналитическом журнале HERB на данных Scopus, в котором лучше индексируются принципиально важные для этой области труды конференций (https://goo.gl/fF4j8N).
Что касается медицины, то в США на нее приходится 39,7% публикаций, в Китае — 21,9%, в России — 8,8% (2015). При этом в РИНЦ у нас зеркальная ситуация: именно медицина — лидер по числу индексируемых этой базой журналов (почти тысяча) и российских статей (десятки тысяч в год). Развитие отечественной медицинской науки и ее интеграция в мировую научную коммуникацию, пожалуй, главная сейчас проблема. В конце концов, любые черные дыры и алгебры Ли меркнут по сравнению со смертностью от рака, которая у нас, насколько я знаю, самая высокая среди всех упомянутых выше стран.
Но не будем о грустном, лучше напоследок поговорим о волнующей многих теме вклада различных типов организаций, прежде всего о «противостоянии» РАН и ведущих вузов. Здесь я как раз не вижу поводов для вселенской тоски. Правительство усиленно поддерживает науку в ведущих вузах, вслед за деньгами туда перетекают люди и публикации; при этом в РАН тоже уверенный рост, хоть и отстающий по темпам. Мнение, что в данной ситуации Академия только дает, а вузы только получают, кажется мне очень далеким от реальности.
Уже в 2015 году ведущие вузы обогнали РАН по числу публикаций в топовых журналах, причем под ведущими вузами я здесь понимаю только участников «5-100» и МГУ+СПбГУ, а ведь еще есть Сколтех и ряд достойных университетов, не вошедших в проект «5-100». При этом на рис. 4 видно, что доля совместных с РАН публикаций ведущих вузов в топовых журналах после бурного роста постепенно падает, в том числе и при исключении из рассмотрения МГУ и СПбГУ.
А вот у РАН доля публикаций в таких журналах, содержащих также аффилиации ведущих вузов, в последние годы стабильна и составляет около трети. Данные говорят о серьезной интенсификации интеграционных процессов, которая при таком числе совместных публикаций не может быть чисто «бумажной».
В целом, повторюсь, проблем хватает, но рост последних лет вполне можно назвать беспрецедентным. А о негативных последствиях расцвета наукометрических фильтров и KPI в управлении российской наукой мы поговорим в следующей статье.
P. S. Благодарю уважаемых ученых за содержательные комментарии к своей заметке. Чтобы ответить на все вопросы, нужно написать еще как минимум столько же, поэтому ограничусь парой реплик.
Во-первых, невозможно не согласиться с Аскольдом Иванчиком: библиометрия не работает в гуманитарных науках. Причины в том, что в них до сих пор гораздо ниже значение журнальных статей, а в структуре списков литературы доля ссылок на такие статьи очень мала, если сравнивать с физикой или экономикой (кстати, в ней у нас рост числа статей в хороших международных журналах просто зашкаливает из-за низкой базы), а главное, в естественной локальности многих дисциплин типа пушкинистики.
Во-вторых, касательно лукавства и замалчивания у меня угрызений совести нет, ибо цель была поговорить о хорошем, а о плохом сказано уже много и будет сказано еще больше. К каждому библиометрическому показателю всегда можно прибавить десяток оговорок, особенно в теперешней России, в эпоху противостояния настоящей науки и ее симуляции.
Иван Стерлигов,
директор Наукометрического центра НИУ ВШЭ
Автор благодарит Альфию Еникееву (НИУ ВШЭ) за помощь в сборе данных.