Уважаемая редакция газеты «Троицкий вариант»!
Одна из постоянных тем “Троицкого варианта” – состояние дел в российской науке. Ваше стремление привлечь внимание к проблемам научного сообщества вызывает уважение. Вы выступаете против навязывания ученым “плана работ, написанного неизвестно кем”, против финансирования науки по пресловутому ФЗ-94. Вы критикуете “академическую верхушку” за стремление “жестко контролировать все финансовые ручейки”, а “высокое начальство” – за желание “прикрыть” фундаментальную науку. Ваша критика справедлива.
Но вряд ли ваши голоса будут услышаны. Потому что главная проблема заключается не столько в плохой организации научного поиска, сколько в отношении общества к ученым и их работе. Посмотрим правде в глаза: сегодня в нашей стране нет потребности ни в том, ни в другом. Политики заняты пустыми декларациями о “вложениях в человеческий капитал на инновационных рельсах”. Экономистов не интересует ничего, кроме цен на нефть. А простые люди озабочены бытовыми проблемами.
Почему же интеллект не востребован в России? Почему в обществе не находит понимания, казалось бы, очевидная мысль: хорошо, когда нация образована, ученые ведут серьезные исследования, совершают великие открытия, создают необходимые технологии, экономика развивается и люди живут счастливо? Почему же у нас все происходит с точностью до наоборот? Пока мы не ответим на эти вопросы, дело не сдвинется с мертвой точки.
Сегодня некоторые ученые пребывают в иллюзиях, что у них, дескать, есть общественный договор. Они получают на исследования какие-то деньги и с их помощью удовлетворяют своё научное любопытство. И, если повезет, сопутствующим продуктом этого процесса становятся некоторые открытия, новые технологии или еще что-то хорошее. Но, судя по сегодняшнему состоянию науки в России, система общественных договоров в нашей стране отсутствует. Почему же?
Давайте посмотрим, какую выгоду может получить общество как сторона такого договора. Что способны предложить наши ученые своим согражданам? “Гордость за российскую науку” – это предложение сегодня неконкурентоспособно. По эмоциональному восприятию оно явно проигрывает более привлекательным: “мы встанем с колен”, “мы выиграем Кубок УЕФА”, “мы не позволим миру быть однополярным” и т.д. И уж тем более оно ни в какое сравнение не идет с бриллиантовыми россыпями предложений общества потребления.
Массированная реклама любого продукта сегодня способна на раз-два вытеснить из сознания человека (а теперь он уже потребитель, а не человек) любые мысли о необходимости и важности научного поиска. Удивительно, но большинство людей не видят прямой связи между развитием науки и улучшением их собственной жизни.
Дела обстоят еще более плачевно: влияние общественных и коммерческих брендов таково, что люди вообще мало о чем задумываются. По сути, они превращаются в социальных животных, чья жизнь полностью подчинена потребительским стереотипам. Ежедневно и ежечасно им внушают, что купить, где отдыхать, как себя вести и о чем мечтать. Развитие российской науки и близко не входит в число приоритетов общества потребления.
Может быть, тогда стоит уповать на то, что руководство страны однажды задумается о необходимости заключения общественного договора с российским научным сообществом? Но надо понимать, что действия правительства строго коррелируются с общественными ожиданиями. Конечно, власть влияет на общественное мнение, но никогда не противоречит ему. Поэтому наш основной контрагент в общественном договоре – это именно общественное мнение.
И повлиять на него не так-то просто. Некоторое количество публикаций о научных достижениях, выпуск нескольких научно-популярных изданий и показ пары передач по телевизору – это ничтожно мало по сравнению с огромным объемом потребительской информации, которая обрушивается на человека каждый день.
Чтобы изменить его систему ценностей, необходимо предложить новый, безусловный приоритет – простой и понятный каждому. Чтобы не приходилось снова говорить о “тотальном агностицизме” общества по отношению к науке. Чтобы “научные построения” стали, наконец, убедительными для всех.
Что же может стать тем уникальным предложением, которое российские ученые сделают своим согражданам?
Как известно, у каждого человека есть свои жизненные приоритеты: дети, любовь, деньги, власть, общение, творчество, удовольствия… Но базовой ценностью в любом случае является сама жизнь. Поскольку в чем бы ни заключался для человека смысл жизни, он может быть реализован только при одном условии – когда человек жив. И чем дольше он остается молодым и здоровым, тем больше у него шансов и возможностей повысить свой уровень жизни, изменить свою судьбу, в полной мере осуществить свои жизненные планы.
Каждый хочет продлить молодость и отсрочить наступление старости. Именно такую возможность должна предложить обществу российская наука. Долгая жизнь без боли и страданий – вот то уникальное предложение, с которым не сравнятся никакие маркетинговые стратегии общества потребления!
Для того, чтобы результаты научного поиска были востребованы в нашей стране, необходимо одержать идеологическую победу над потребительским мировоззрением. Обществу должна быть предложена новая идея – идея неограниченного продления жизни человека и постоянного расширения его возможностей. Носителями этой идеологии в первую очередь должны стать российские ученые. В конечном итоге именно их деятельность сможет обеспечить достижение новых общественных целей.
Научные исследования в области продления жизни прежде всего связаны с изучением механизмов старения и поиска способов его замедления. Еще в 2005 г. сорок ведущих геронтологов мира из разных стран подписали открытое письмо, в котором утверждали: “Поскольку механизмы старения становятся все более и более понятными, могут быть разработаны эффективные средства вмешательства в этот процесс. Это позволит значительному количеству людей продлить здоровую и продуктивную жизнь”.
Пришло время поставить задачу победы над старением и решить ее. Очень важно, чтобы это не превратилось в персонифицированный проект, связанный с одним фондом, институтом или министерством. Борьба со старением – задача более сложная, чем такие международные проекты, как глобальная сеть Интернет, “Геном человека”, Международная космическая станция, Большой адронный коллайдер, вместе взятые. Для ее решения потребуется тотальная мобилизация научного сообщества – ученых, работающих в самых разных отраслях “наук о жизни” в разных институтах, лабораториях и научных центрах. И чем больше усилий будет приложено, тем скорее будет достигнута конечная цель – победа над старением. Это выгодно и обществу в целом, и каждому человеку в отдельности. В том числе – и самим ученым. Очевидно, что никакое научное тщеславие, даже Нобелевская премия, не сравнятся с дополнительными годами здоровой жизни.
Убежден, что есть только одна модель позитивного развития науки и общества в нашей стране – постановка и решение глобальной задачи существенного продления человеческой жизни. Только изменение идеологии самого научного сообщества и трансляция новых идей обществу позволят сформировать социальный заказ на научные исследования и привести к появлению общественного договора.
В противном случае, вся критика существующей научной системы так и останется всего лишь сетованиями уважаемых людей на страницах “Троицкого варианта”.
Михаил Батин,
председатель попечительского совета фонда “Наука за продление жизни”
ОТВЕТ:
В письме Михаила Батина содержатся три основных утверждения. Первое: для возобновления интереса к науке в обществе нужно ставить глобальные, понятные большинству задачи. Второе, являющееся следствием первого, – финансирование науки должно осуществляться через большие государственные программы. Третье, являющееся частным случаем двух первых, – такой задачей должна быть задача борьбы с предотвращением старения и увеличением продолжительности человеческой жизни.
Оставим в стороне философский вопрос о том, насколько хорошо для человечества будет продолжение жизни (только в богатых странах? всюду при сохранении существующих уровней рождаемости в бедных странах?). Оставим и практический вопрос о том, не следует ли в качестве более простой и эффективной меры направить усилия на увеличение продолжительности жителей России за счет улучшения медицинского обслуживания, в частности, более ранней диагностики и адекватного лечения рака, профилактики сердечно-сосудистых заболеваний, сокращения смертности от травматизма, последствий пьянства и наркомании, загрязнения окружающей среды и пр. Наконец, не будем обсуждать то печальное обстоятельство, что усилиями ряда крупных отечественных ученых именно проблема увеличения продолжительности жизни – как научная – оказалось сильно скомпрометирована если (пока еще) не в общественном мнении, то (уже) среди коллег-биологов.
Остановимся на том, что важно именно для организации науки. Михаил Батин правильно замечает, что авторитет науки и интерес к ней в обществе упал. Надо сказать, что это происходит не только в России, хотя именно у нас – в сравнении с наивным оптимизмом СССР (“и на Марсе будут яблони цвести”) – это ощущается особенно сильно. На это наложились финансовые трудности, эмиграция множества сильных ученых, возникновение частного бизнеса как альтернативного способа самореализации, связанное со всем этим вымывание общественно активного слоя ученых и общее заболачивание научной среды.
Оборотной стороной свободы слова явилось распространение всякого шарлатанства, в том числе и с псевдонаучным оттенком. Это особенно заметно в последние годы в связи с общим оскудением и снижением уровня средств массовой информации, вызванным комбинацией общего цензурного пресса на содержательные высказывания и коммерческого давления в пользу разного рода легкоусваиваемой дешевки.
На Западе интерес к науке пытаются поддерживать как постановкой поражающих воображение задач (геном человека), так и, в основном, повседневной работой по объяснению того, как это будет способствовать улучшению жизни человека, борьбе с болезнями (тем же раком) и т.п. Это опасный путь между Сциллой непонятной научности и Харибдой разочарования от невыполненных обещаний – скажем, ту же геномную программу сильно критиковали за неоправданный оптимизм по части медицинских приложений (и это на фоне уже имеющихся достижений индивидуализированной медицины). Наши соотечественники еще сильнее устали от светлых целей, масштабных задач и сопутствующего всему этому вранья. Нет более верного способа скомпрометировать науку, чем пообещать что-то неосуществимое, тем более, что мастеров этого разговорного жанра у нас множество и среди “лицензированных” ученых.
Мне кажется, правильно было бы другое. Надо объяснять – как обществу, так и властям – что важность фундаментальной науки не ограничивается возможными приложениями получаемых результатов. Она нужна государству как источник кадров для сектора прикладных разработок и для высокотехнологичной промышленности; как механизм государственной экспертизы, от национальных проектов до отслеживания перспективных направлений в мировом масштабе; как элемент национального престижа, в конце концов. Если не будет этого понимания, никакие масштабные программы не помогут.
Надо отметить, что, вопреки устойчивому мнению, государство вкладывает в науку не так уж мало средств. Да, среди высших чиновников в последнее время распространилось ложное и в долгосрочной перспективе опасное представление о том, что достаточно финансировать “инновации” (под которыми, по-видимому, понимаются чисто технологические разработки, обещающие быструю отдачу). Не последнюю роль в этом сыграло нежелание нынешнего руководства РАН провести необходимые реформы, сделав сектор фундаментальных исследований более конкурентным и конкурентоспособным. Тем не менее, если бы распределение этих средств было построено таким образом, чтобы они попадали в сильные группы и лаборатории (не институты!), оказалось бы, что существующего финансирования в общем-то и достаточно. Более того, часть таких лабораторий начала бы производить и технологии – был бы спрос. Сейчас же нет ни прозрачной конкурсной системы финансирования, ни спроса на технологии со стороны бизнеса (вчера – из-за обилия сырьевых денег, сегодня – из-за кризиса, всегда – из-за некомпетентности и коррупции государственного аппарата).
Можно ли и нужно ли в такой ситуации организовывать масштабные государственные программы. Нет и нет. Они не решат ни одной из перечисленных выше проблем, но усугубят многие. Сам выбор направления (продление жизни? полет на Марс или еще куда-нибудь? альтернативные источники энергии? нанотехнологии?) не может быть сделан в отсутствие механизмов компетентного общественного обсуждения (это не оксюморон, как может показаться некоторым из моих более радикальных коллег: общественное обсуждение вполне может быть компетентным, только проводить его надо как следует и под присмотром профессионалов). И далее: пример нанопрограммы показывает, что существующие механизмы не позволяют выбрать лучших, да и выбирать-то не особенно есть из кого. Зато только ленивый (или слишком гордый) не переименовал область своих исследований в нано-что-нибудь. Вот в чем российские ученые не уступают никому в мире, так это в искусстве строиться под знамена. И потому в любой государственной программе в первых рядах будут не лучшие, а обладающие административным ресурсом и/или способностью красиво врать. Это же не грант, где надо отчитаться через три года. Госпрограммы рассчитаны на десятки лет, а там – кто вспомнит и проверит, кто и что обещал?! И даже если проверит, что сделать с тем, кто обманул, и как отличить обман от добросовестного заблуждения, ведь настоящая наука – это рискованное ремесло, где часто случаются “честные” неудачи?
Таким образом, письмо Михаила Батина не убедило меня, что “большие задачи” – это потенциальная альтернатива занудной и неблагодарной работе по расширению конкурсной сферы, улучшению регламентов, борьбе с враньем и шарлатанством среди коллег, невежеством чиновников, мракобесием в общественной жизни – то есть тому, что заявлено как основные направления редакционной политики “Троицкого варианта”. Есть ли шанс, что из этого выйдет толк, – кто знает? Но если этого не делать, то точно не будет.
Михаил Гельфанд