В связи с увеличением продолжительности светового дня в Петербурге стали заметнее городские сумасшедшие. Один такой, например, испортил прекрасный новый тротуар по дороге к платной поликлинике на Литейном трафаретными надписями «аборт – это убийство». Я перешагиваю через них и думаю о том, почему из всех назойливых попыток залезть в мою голову меня больше всего раздражает именно пролайферская пропаганда, хотя, казалось бы, где – репродукция, а где – я.
И я думаю о «Краткой истории времени», о той ее главе, где Хокинг рассказывает о психологической стреле времени. Он говорит о том, что существует три основных подхода к пониманию времени: можно считать, что оно течет в направлении расширения Вселенной (космологическая стрела), в направлении возрастания энтропии (термодинамическая стрела) и в направлении, при котором мы помним прошлое, а не будущее (психологическая). Хокинг говорит, что в воображаемой Вселенной, в которой беспорядок уменьшался бы со временем, и восприятие времени разумными существами должно было бы быть направленным в другую сторону: они бы помнили будущее, но не помнили прошлого, и поэтому, хотя в их мире разбитые чашки сами собирались бы на столе, они запоминали бы эти события в порядке возрастания энтропии (целая чашка – разбитая чашка).
Получается, что разумное существо может жить только в мире, где энтропия возрастает. А основное следствие из этого – культурная норма, подразумевающая уважение к упорядоченным объектам. Чем сложнее объект, чем больше усилий потратили люди на его сооружение, тем он ценнее, даже если никакой практической пользы от него нет; разрушить сарай – меньшее зло, чем разрушить храм. Этот стереотип распространяется не только на творения человека, но и на творения естественного отбора: нет ничего страшного в том, чтобы прихлопнуть комара, потому что он хочет укусить, но есть нечто глубоко аморальное в том, чтобы убить собаку, потому что она рычит. Собака может быть опаснее, чем комар, но ее мозг устроен более сложно, и поэтому ее убийство – больший грех.
В рамках этой логики высокоупорядоченный объект (взрослая женщина) представляется несравнимо более ценным, чем объект низкоупорядоченный (оплодотворенная яйцеклетка), и интересы объекта со сложной нервной системой являются абсолютно приоритетными перед интересами объекта без нервной системы как таковой. Люди, которые считают, что права простых объектов (будь то эмбрионы или лабораторные мыши) важнее, чем качество жизни сложных объектов, вызывают у меня глубокое недоумение на грани с ксенофобией: мне кажется, что они живут в каком-то другом мире, с какой-то другой стрелой времени, что у них принципиально иные отношения с энтропией. В самом деле, если у них нет категорического императива «упорядоченное важнее неупорядоченного», то, наверное, и сама энтропия не вызывает у них такого ужаса и отвращения, как у простых смертных, которые пытаются успеть что-то открыть, создать, построить и написать, потому что все время помнят, что через несколько десятков лет энтропия их победит – окончательно и бесповоротно.