Сетевые дискуссии делятся на два типа: про повседневную жизнь и про самоидентификацию. Первая группа — это вопросы, на которые людям действительно интересно получить ответ, потому что они морально готовы к любому варианту. Допустим, когда девочка обсуждает в сообществе домохозяек, когда лучше пересаживать цветочки, зимой или летом, то она вполне сможет согласиться с мнением большинства, даже если сначала придерживалась другой точки зрения, — потому что ответ на этот вопрос вряд ли как-то изменит ее представление о себе. А вот вторая группа — это задачи с заранее заданным решением.
Цель дискуссии с оппонентом в этом случае — максимально убедительно изложить собственные аргументы, чтобы озадачить если и не собеседника, то хотя бы гипотетических сомневающихся читателей. Отказ от собственной позиции тут совершенно невозможен, потому что это действие вынудит человека пересматривать всю свою систему ценностей. Набор таких тем может варьировать, но обычно в него входят вопросы семьи и брака, религии, политики, а у научных журналистов и их идеологических противников в этот список традиционно включены еще генетически модифицированные продукты, гомеопатия и прививки.
Пока я была популярным блоггером, я часто затевала у себя в ЖЖ дискуссии про самоидентификацию, потому что по сравнению с дискуссиями про жизнь они обладают двумя важными преимуществами: во-первых, они собирают много комментов и ссылок, а во-вторых, позволяют находить своих и врагов, а это вообще любимое занятие социальных животных. Потом мне всё это надоело, и я вычитала у Дж. Сэлинджера (в рассказе «Зуи») отличный способ сворачивать дискуссии о жизненных ценностях — если кто-то пытается меня в них вовлечь, я выбираю какой-нибудь один довод, неопровержимый в своей абсурдности, и мотивирую свою позицию только им. Иудаизм — отличная религия, но как же борщ со сметаной? Завести детей — прекрасная идея, но мой муж не любит собак, а разве может быть счастливое детство без собаки?
Этой зимой в круг принципиально важных тем вошла политика. То есть у многих она и раньше там была, но именно в промежутке между парламентскими и президентскими выборами почти все люди отчетливо разделились на сторонников честных выборов и сторонников правящей партии. И нам совершенно не о чем говорить друг с другом. Особенно теперь, когда они победили. Поэтому про политику я тоже завела себе абсурдный аргумент-отмазку, даже два.
Во-первых, я против Путина, потому что на Садовом кольце нашисты проткнули мой чудесный белый шарик. Во-вторых, потому, что третьего марта я хотела устроить дома большую вечеринку, но ко мне никто не пришел, потому что половина друзей уехала голосовать по месту прописки, а вторая половина не хотела напиваться перед тем, как идти на участки наблюдателями. А вот если бы не было этой последней надежды что-то изменить в стране, то мы бы спокойно потусовались. Вот и всё. И хватит об этом.
На самом деле я действительно страшно не хочу говорить о политике. Особенно после митинга на Пушкинской, который был катастрофически непохож на всю веселую движуху этой зимы, потому что, действительно, никто не понимает, что делать дальше. И главное — я не хочу говорить о политике, потому что мне ужасно стыдно. За то, что я голосовала в Москве, а потом разведка сообщила, что Центризбирком вовсе не убрал меня из списков по месту постоянной регистрации, так что, возможно, я своими руками обеспечила правящей партии лишний бюллетень. Что я испугалась идти наблюдателем на выборы — решила, что это должны делать более взрослые и ответственные люди и они справятся без меня. Что я не пыталась распространять информацию о нечестных думских выборах за пределами фейсбучека и говорить с широкой общественностью о том, почему же всё-таки нечестные выборы унижают человеческое достоинство. И наконец, что я действительно не знаю, что лично я могу теперь сделать для своей страны.
Ну, понятно: то же, что и всегда, то же, что и все. Сдавать кровь и деньги, писать про науку, не давать взяток, не бросать мусор на пол, уступать место в метро и, разумеется, тщательно пережевывать пищу, чтобы помогать обществу. Теоретически все эти действия каким-то образом улучшают окружающую среду, а хорошая окружающая среда теоретически укрепляет у людей чувство собственного достоинства, а оно, в свою очередь, теоретически делает их нетерпимыми к фальсификациям на выборах. Но если все это не помогло к 2012 году, то есть ли надежда, что это поможет к 2018-му?
Анастасия Казанцева