Вот и я оказался перед проблемой, куда отдавать очередного представителя нашей семьи в школу. Хотелось бы в хорошую. Но что значит «в хорошую»? Это либо очень редкие школы с сильным директором и коллективом, сумевшие себя поставить и, так сказать, привилегированные – со всякими затеями, традициями, победами на конкурсах, либо частные, очень дорогие, с участием иностранцев. Но по опыту я знаю, что еще больше для успешности воспитания значит контингент школьников, а это зависит от района, в котором школа расположена. Любой школьник больше учится от сверстников, соучеников, чем от учителей.
Мне самому повезло: после 7-го класса я попал в школу, где учились эвакуированные дети сотрудников Академии наук. Каждый знал несколько языков, многие наизусть шпарили стихи Гумилёва и Есенина, не говоря уж об иностранных поэтах. До сих пор могу наизусть прочесть Der Handschuh Шиллера, выученную тогда немедленно. Своих соучеников потом встречал не раз в академических учреждениях как видных ученых.
Когда же я после университета оказался без работы и без жилья в Ленинграде (в аспирантуру меня тогда не взяли), я смог устроиться только в школу, в которую никто не шел, — она славилась ужасной дисциплиной: 34-я мужская школа Василеостровского района. Когда я пришел к директору, на стене кабинета висела карта микрорайона с цифрами на домах.
— Это число учеников? – спросил я.
— Нет, – ответил директор. – Это число, сколько из каждого дома сидит. Сведения из милиции.
Ленин говорил, что советская власть поставит учителя на такую высоту, которой никогда не могло предоставить буржуазное общество. Вот ученики этой школы закинули немку (учительницу немецкого) на такую высоту, откуда она не могла слезть без посторонней помощи, – на печку. Я был назначен учителем немецкого и истории, а также классным руководителем 9-го. С учениками сладил. Вне уроков рассказывал им об экспедициях, в которых побывал, об университетской жизни, о своем опыте в классической, а также в рок- и поп-музыке, о борьбе течений в науке. О возможности организовать поход — с научными заданиями. Но даже когда класс слушал, как я полагал, завороженно, внезапно раздавался дикий крик, кто-то оборачивался и бил по физиономии сидящего сзади, тот размазывал по лицу сопли и кровь и продолжал драку, а ведь это он вставил перо в зад впереди сидящему. Вот таким нарушителем спокойствия был Борька Фёдоров, с наихудшей дисциплиной в классе. Приходилось с ним разговаривать отдельно — доказывать логически то, что все должны понимать с ходу, без доказательств…
Преподавал я в этой школе только полгода, ушел на работу в сельскую школу (там дали жилье).
Когда я через несколько лет все-таки поступил в аспирантуру и вернулся в университет, меня встретил там Борька Фёдоров, в галстучке и при воротничке, гладкий и вежливо улыбающийся. Поступил! На философский факультет. И даже пел в знаменитом университетском хоре (хоре Сандлера), который я сопровождал на гастроли в Киев как председатель университетского клуба. Сказал, что соблазнил его я. Через месяц подошел ко мне и попросил разрешения перейти «на ты», а то все «на ты», а он один вынужден говорить «Вы». Перешли. Через много лет профессор Борис Фёдоров стал одним из наиболее известных российских логиков, у него свои ученики уже профессора. Недавно умер, оставив после себя научную школу и заметные труды.
В школе я был человек временный: мое призвание — наука. Со времени моего преподавания в 34-й школе прошло больше 60 лет. Надо же так случиться, что я поселился (уже давно) рядом со зданием, где когда-то была эта школа. Моей соседкой (она уже прабабушка) оказалась Вера Михайловна М., младшая сестра бывшего моего школьника Бабакова. Я ее (тех времен) не помню, ведь была она совсем маленькой девчонкой. А меня она помнит. Вероятно, я запомнился тем, что был нестандартным, и только.
Я думаю, что из 34-й можно было сделать сильную школу, несмотря на число «сидящих». Нужно было только привлечь в нее увлеченных и способных учителей. А не тех, кого можно закинуть на печку. Дать им высокую зарплату, жилье, престиж. Дать свободу преподавания, избавить от мелочной опеки. Ведь из худших вырос Борис Фёдоров, а были лучшие, очень яркие парни. Где они?
Бисмарк говорил, что в немецко-прусской войне 1871 года победил немецкий учитель. Нужен ли в России Бисмарк, чтобы наш учитель оказался на высоте?