Пару дней назад мне попалась на глаза реклама вебинара:
Стань звездой Stories (2019)
- Убираем страх снимать себя на видео
- Азы успешных сториз
- Фишки, о которых вы не знали
- Топ трендовых приложений + как с ними работать
- Идеи, съемка и монтаж на «раз-два»
- Что такое сториз
- Почему без них нельзя?
- Табу и зашквар в сториз
- Правила трендовых сториз
- Какие сториз сами лезут в топ
- Банк бомбических идей
- Календарный план легко и интересно
- Типы контента с десятками примеров
Посмотрев на нее, я опечалился — потому что за несколько часов до того я получил письмо с темой «Материалы для составления РПД». Тем читателям, кто не знает, что такое РПД, могу только позавидовать — это «рабочая программа дисциплины». К письму прилагался образец этой самой РПД — документ на 35 страниц. Но если по рекламе «Стань звездой Stories» я сразу могу составить представление, о чем пойдет речь на курсе и как он будет устроен, то, боюсь, даже если я напишу РПД «Технологии корпусной лингвистики», ни один читатель через нее не продерется и не узнает, что же я там на самом деле преподаю. Но писать надо: на носу аккредитация, и если я этого не сделаю, то произойдет что-то страшное (не знаю, правда, что).
И вот я сажусь делать программу. Я придумал цели и задачи, а теперь нужно понять, на формирование каких профессиональных компетенций нацелен мой курс. Может быть, это ПК-16 (готовность организовывать работу исполнителей, находить и принимать управленческие решения в области организации труда малых коллективов)? А ПК-3 (владение методами сбора и документации лингвистических данных), наверное, тоже войдет в список? На мое счастье, умные люди уже сделали эту работу за меня, равномерно раскидав положенные стандартом компетенции по предметам, причем даже в меру осмысленно — надо только списать из таблицы. Мне достались ОПК-1, ПК-1, ПК-9, ПК-10 и ПК-12; это что-то про лингвистику, а труд малых коллективов я все-таки не организую. Переходим к сочинению трех перечней пунктов по пять в каждом: «знать», «уметь» и «владеть». К каждому из пунктов надо приписать какие-нибудь компетенции. Поскольку я перенапрягся, пытаясь отличить «знать» от «владеть», компетенции распределяю произвольно.
Но это была только аннотация, а дальше начинается пояснительная записка. Она состоит примерно из тех же частей, что аннотация, но — для удобства — в другом порядке. Копирую всё необходимое и туда. И вот наконец тематический календарный план курса. Вношу темы своих занятий по неделям, стараясь не думать, что вообще-то расписание плавающее, и может оказаться, что мой предмет поставят не на весь семестр, а с апреля, но по четыре пары в неделю.
К каждой теме я должен приписать количество часов на самостоятельную работу студента. Страшно признаться, но я не имею представления, сколько часов должен работать студент над какой темой: объем домашнего задания я определяю интуитивно и как-то живем (а если я увижу, что слишком мало, или пожалуются, что слишком много, то в следующий раз исправлюсь). А впрочем, какая разница: главное, чтобы сошлась сумма — 66 часов за семестр; сейчас я их размажу по таблице.
Теперь — содержание дисциплины. В принципе это тот же тематический календарный план, только без номеров недель, подлиннее и не в таблице. Следующий раздел — информационные и образовательные технологии. Так, тут опять надо расписывать каждое занятие, но теперь еще отметить, какие компетенции оно формирует (только не думать!), а также чем мы будем заниматься на семинарах. В образце, с которого я списываю, в каждой строке написано «Выступление по прочитанной литературе. Текстовое транскрибирование и аннотация основного проектного аудиофайла» с мелкими вариациями и добавлениями. Так, пожалуй, выступление по прочитанной литературе — это отлично, оставим; никакого выступления на каждом семинаре не планируется, но надо же чем-то забивать таблицу. А вот основной проектный аудиофайл мне совсем не подходит; надо придумать какую-то свою универсальную формулу — пусть будет, скажем, «Практическая работа с корпусами разноструктурных языков», выглядит в меру умно, а конкретики никакой.
Приступаем к разделу «Фонд оценочных средств»; лучшие друзья преподавателей — это компетенции, и они тут как тут: надо снова написать, на каких занятиях какая компетенция развивается. Но разве я не писал это только что? Писал, но там-то это было в таблице, а тут какой-то другой формат. Дальше следуют две страницы про шкалу оценки — к счастью, они общие для всего университета и повторяются дословно в каждой программе (сколько они займут все вместе, когда их распечатают, думаю, что-то вроде 20000 страниц). Потом еще экзаменационные билеты и примеры заданий, а дальше — «Учебно-методическое и информационное обеспечение дисциплины»; помню, в былые времена говорили «Список литературы», но, видимо, это звучало несолидно. Следующие 8 страниц — это планы практических занятий.
И вот мы уже почти достигли конца, остается только «Материально-техническое обеспечение дисциплины»: «Для эффективной работы также необходима доска, размер и расположение которой должны позволять всем слушателям видеть написанное». Копирую, не читая — уф-ф, всё.
Каждый преподаватель должен проделать это с каждой дисциплиной, которую он преподает — а возможно, и не один раз, потому что шаблон менялся, и один и тот же предмет для студентов разных лет набора должен быть оформлен по-разному. Если осмысленно писать программу к полностью готовому курсу, я бы оценил этот труд в два рабочих дня. Неосмысленно, конечно, можно обойтись и быстрее: все равно же эти 35 страниц никто не будет читать, только проверяющий придет и посмотрит, чтобы все нужные разделы были на месте и часы сходились.
Да и скажем откровенно: в России есть от силы 15–20 человек, которые способны оценить, насколько разумно я преподаю корпусную лингвистику или не рассказываю ли студентам устаревшую ерунду, но никто из этих людей — не эксперт Рособрнадзора. У меня даже есть подозрение, что я мог только поменять номера компетенций и часы в присланном мне образце, а всё содержание оставить от другого курса как есть — никто бы и не заметил. Проверять, правда, не рискнул…
Это всё была история про РПД в Российском государственном гуманитарном университете. А вот в Высшей школе экономики РПД нет. Там есть ПУД — программа учебной дисциплины. Поскольку Вышка информатизирована лучше, чем прочие вузы, минувшей осенью там появился специальный электронный конструктор, в котором эти самые ПУДы полагалось составлять. Все бурно пообсуждали в фейсбуке, как страшно жить и как хорошо было писать программы в вордовском файле, но нехотя перестроились. Поскольку я люблю всякие технические новинки, то не стал тянуть с этим делом год, а открыл конструктор всего лишь после третьего напоминания — он оказался довольно удобный, так что я увлекся и стал делать в нем более или менее настоящую программу: с реальными темами и с реальной литературой. Я понимал, что это может быть наказуемо, но не придал этому большого значения.
Через несколько недель мне стали приходить письма: «Почти всю бумажную литературу пришлось деактивировать, потому что ее в библиотеке слишком мало — по 1–2 штуки». Да-да, я не учел, что по стандарту в библиотеке университета должно быть по одному экземпляру каждой книги из списка литературы на четверых студентов. Допускаю, что составители стандарта не любят пиратство и не знают о существовании сканеров и ксероксов, но вообще-то это означает, что ни одно бумажное научное издание студентам рекомендовать нельзя: ни в какой университетской библиотеке мира не хранятся десятки копий ничего, кроме самых базовых учебников.
Это решение, к которому я как составитель программы должен был, конечно, прибегнуть сразу. В библиотеке ВШЭ в количестве 109 штук имеется учебник А. А. Реформатского «Введение в языковедение» — вот его-то и есть смысл включать в качестве литературы во все лингвистические курсы. В принципе это отличная книга — ну и что, что она 1967 года? Ну и что, что по содержанию моих предметов там ничего не написано? Зато 109 экземпляров. Конечно, если кто-нибудь захочет выяснить, хватит ли ее на студентов всех курсов, к которым она приписана, то и 109 экземпляров может оказаться недостаточно — но будем надеяться, что до таких вершин искусство проверки пока не поднялось.
Кто-то из читателей, прочитав мой текст, возмутится: так чего же автор хочет? Не писать программы, работать по наитию, погрузить университеты в пучину хаоса? Нет, не настолько. Когда я был студентом, я не заглядывал ни в одну программу, но, вообще, наверное, неплохо, чтобы они были — но только для студентов и коллег, а не для проверяющих. Уверен, что никакой студент не захочет узнать, какую профессиональную компетенцию ему разовьют на 13-й неделе семестра: а для того чтобы заглянуть и составить представление о содержании курса, гораздо полезнее была бы программа на страничку в свободной форме: вебинар «Стань звездой Stories» — отличный пример для подражания.
Тем более что узнать, что будет на 13-й неделе на 40-й минуте семинара на самом деле и невозможно: любой разумный преподаватель ориентируется на студентов, на их темп и на их запросы, а не на раз и навсегда написанную программу. На лучшем семинарском занятии моих студенческих лет, которое я до сих пор вспоминаю, мы на протяжении полутора часов во всех подробностях разбирали одно слово готского языка; сомневаюсь, что так было запланировано и что в программе в разделе «Информационные и образовательные технологии» можно было бы написать «Морфологический, словообразовательный и этимологический анализ слова laistidedun с применением доски и мела».
Все преподаватели знают, что писать программы — это мартышкин труд, вздыхают, криво улыбаются и пишут их, и пишут, и пишут. Специально обученные люди проверяют, чтобы в библиотеке было нужное количество литературы, а семинарские занятия развивали все нужные компетенции; некоторые из этих людей — уважаемые профессора, которым не повезло оказаться ответственными за эту деятельность и которые принесли бы гораздо больше пользы, занимаясь наукой. Можно ли остановить взбесившийся бюрократический каток? Не уверен. Но иногда даже в сумасшедшем доме полезно отвлечься от написания программ и крикнуть: «На волю! В пампасы!»
Александр Пиперски,
доцент Российского государственного гуманитарного университета,
старший преподаватель Высшей школы экономики