Делая экскурс в историю советской науки, докт. истор. наук, профессор, член-корреспондент РАН, главный научный сотрудник Санкт-Петербургского института истории РАН Рафаил Ганелин проецирует свои выводы и на современную ситуацию. Рафаил Шаломович работает в СПбИИ РАН с 1955 года, он – автор книги «Советские историки: о чем они говорили между собой».
Начиная с отчетного за 2011 год заседания Ученого совета Санкт-Петербургского института истории РАН, я выступаю против огосударствления РАН. Я вижу в этом не только вред ее интересам, но и невосполнимый ущерб для практики государственного управления РФ. В письме президенту РАН и опубликованных выступлениях по этому поводу я пытался обосновать политическую необходимость в научно-исследовательской и консультационной работе нескольких институтов АН, созданных начиная с 1960-х годов для изучения процессов глобализации и других закономерностей новейшего и современного развития мира.
Эти институты с новыми поколениями сотрудников стали независимой от структур правительственного аппарата оппонирующей им с академических позиций силой. Упомяну лишь о записке одного из этих институтов во главе с академиком О.Т. Богомоловым против ввода войск в Афганистан.
Здесь я хочу обратить внимание на то, что и на трагическом пути к 22 июня 1941 года подавление «верхами» независимого академического мнения сыграло свою роль в случившемся. Так, предшественником нынешнего Института мировой экономики и международных отношений, как и институтов США и Канады, Латинской Америки, Дальнего Востока, Европы и др., был Институт мирового хозяйства и мировой политики во главе с академиком Е.С. Варгой. Евгений Самуилович был эмигрировавшим в СССР венгерским революционером, сочетавшим верность классическому марксизму с профессиональным анализом социально-экономической и политической действительности.
28 марта 1938 года он обратился к благосклонному к нему Сталину, Г.Н. Димитрову и Н.И. Ежову с письмом под названием «Проблемы нелегальных партий и массовые репрессии». Его «прежде всего» беспокоило, что ксенофобия и расправы над иностранцами в СССР «без разбора» как со шпионами помешают компартиям фашистских стран и Коминтерну поддерживать СССР в предстоявшей, в чем он не сомневался, войне. О возможности советско-германского пакта он не упоминал, хотя и писал о победе в СССР «одностороннего ограниченного национализма» над «правильным сочетанием советского патриотизма и интернационализма».
Советско-германское сближение вызвало неодобрительное отношение к академику Варге и его институту. Летом 1940 года руководитель ТАСС Я.С. Хавинсон подал в ЦК ВКП(б) и Наркомат иностранных дел документ о том, что наступило время для изучения Realpolitik. Подтекст этого обращения был ясен: «вальс» с Гитлером представлялся недопустимым и с точки зрения марксистской теории международных отношений, оплотом которой был институт Варги. Хавинсон предлагал открыть вместо него новый, подчиненный Наркомату иностранных дел, для изучения международной политики.
С обращения к этому документу Агитпроп ЦК ВКП(б) и начал свои действия против института Варги в феврале 1941 года . К нему были добавлены доносы из самого института об отборе кадров, а также родившееся в Агитпропе обвинение в признании элементов экономического планирования в гитлеровской Германии. 11 мая 1941 года двое заместителей начальника Агитпропа составили более чем критическое заключение о работе института, особенное их неодобрение вызвал национальный состав его сотрудников. После обсуждения заключения на секретариате ЦК 16 июня А.А. Жданов и А.С. Щербаков предложили Агитпропу в десятидневный срок разработать план реформирования института.
Между тем заниматься следовало совершенно другим. Ведь еще 14 мая 1941 года на Московский центральный аэродром было доставлено письмо Гитлера Сталину с заверениями в его верности советско-германским договорам. А 14 июня было опубликовано сыгравшее губительную для СССР роль опровержение ТАСС, протографом для которого Сталину послужило письмо Гитлера. В том, что текст опровержения он продиктовал именно Хавинсону, тот должен был через неделю увидеть возмездие за свою политическую резвость предыдущего года.
И во время войны Варга позволял себе выступать не по агитпроповским прописям. Сталин видел в этом политический смысл и покровительствовал ему.
В 1946-1947 годах Варга и его институт оказались под огнем партийной критики из-за признания и теоретического обоснования роли государства в военной экономике США. Роковой для института стала поддержка некоторыми его сотрудниками решения об участии СССР в плане Маршалла, принятого было, но затем отмененного в Кремле. Это было одним из событий начинавшейся «холодной войны». Впрочем, ликвидация института не носила характера его разгрома, он был влит в Институт экономики, в котором Варга получил видное место.
Через десять с лишним лет пришлось возрождать в Академии наук в расширенном масштабе исследования по изучению современного мира. Прикладное значение для государственной политической практики результатов этой работы не уменьшилось, а возросло. Полагаю, что и в деле обеспечения научно-технического прогресса, в том числе в отраслях, связанных с обороной, руководство страны должно видеть свой национальный долг в опоре на РАН, не надеясь изобрести вечный двигатель, рассчитанный на энергию конторско-бухгалтерского реформаторства.