В «Мертвых душах» Гоголя есть необъяснимый с точки зрения чистой арифметики разговор между старухой-трактирщицей, Ноздрёвым и его зятем.
— За водочку, барин, не заплатили… — сказала старуха.
— А, хорошо, хорошо, матушка. Послушай, зятек! заплати, пожалуйста. У меня нет ни копейки в кармане.
— Сколько тебе? — сказал зятек.
— Да что, батюшка, двугривенник всего, — сказала старуха.
— Врешь, врешь. Дай ей полтину, предовольно с нее.
— Маловато, барин, — сказала старуха, однако ж взяла деньги с благодарностию и еще побежала впопыхах отворять им дверь. Она была не в убытке, потому что запросила вчетверо против того, что стоила водка.
Дело в том, что старуха назвала цену в ассигнациях, а Ноздрёв — в серебре. Вот похожая, но более простая цитата из «Горячего сердца» Островского; действие происходит примерно тогда же, в конце 1830-х годов.
Хлынов. Не страшно мне, господин полковник, не пугайте вы меня! Право, не пугайте лучше! Так уж вы лучше со мной не судитесь, потому я сейчас вас обремизить могу; а лучше положите с меня штраф, за всякое мое безобразие, сто рублей серебра.
. . .
Хлынов. (Вынимает бумажник.) Позвольте вам! (Подает три сторублевые ассигнации.) Сочтите так, что за штраф!
Бумажные деньги ввела Екатерина II в 1769 году — почти в самом начале царствования. Объяснялось это заботой о подданных — ассигнации заменяли медные деньги (обмена на серебро и золото не предусматривалось), но были куда удобнее. Номиналы были установлены в 25, 50, 75 и 100 рублей, впрочем, от 75-рублевых ассигнаций скоро отказались, потому что их легко было подделать, точнее, переделать из 25-рублевых.
Некоторое время общий объем выпущенных ассигнаций был обеспечен запасами медной монеты в банках, однако в 1782 году был проведен выпуск необеспеченных ассигнаций, после чего в стране фактически возникло две валюты: серебряный и ассигнационный рубль. Курс ассигнационного рубля к серебряному снижался, попытки Павла I и Александра I (реформа М. М. Сперанского) оздоровить денежную систему не помогли, и окончательно ассигнационный рубль добила Отечественная война: и военные расходы, которые, как всегда, покрывали печатанием необеспеченных денег, и фальшивки Наполеона (обратите внимание на опечатки: «госуларственной» и «холячею»). В 1839–1843 годах в результате реформы министра финансов Е. Ф. Канкрина ассигнации были полностью выведены из обращения; они обменивались на новые деньги в соотношении 3,5:1. Весь счет велся на серебро, которым обеспечивались новые кредитные билеты, и даже номинал медных монет указывался в серебре.
И вот теперь мы знаем достаточно, чтобы обратиться к другой литературной загадке и понять, что такое «трёшник» (вовсе не трехрублевая купюра!) и «семишник» из поэмы Некрасова «Кому на Руси жить хорошо».
По времени приладились
И к новому писцу.
Тот ни строки без трёшника,
Ни слова без семишника.
В самом деле, новые две копейки равны старым семи; новая копейка — старые три с половиной, но так говорить долго, округляем до трёшника. Вот они (трёшник «серебромъ» времен Канкрина; семишник — времени, к которому относится действие поэмы).
Кстати, расценки у писца все-таки были парадоксальные: строчка дешевле слова. Видимо, иначе у Николая Алексеевича не укладывалось в строку.
Новые бумажные деньги продержались до окончания Крымской войны, после чего опять началась инфляция, и следующий сюжет — это уже реформа С. Ю. Витте конца 1890-х годов, которая тоже дала жизнь удивительным номиналам и названиям. А в литературе в разговорной речи «семишник» встречается вплоть до Максима Горького («В людях»): Я купил на семишник леденцов.
И даже в советской пьесе Леонида Леонова «Обыкновенный человек» (1942; в 1956-м по ней будет поставлен популярнейший фильм с Василием Меркурьевым в главной роли) находим его отголосок.
Ладыгин. Мы экономили семитку на квасе. А ты, ученый, даже не знаешь, что такое семитка. Знай, это две копейки.
М. Г.