Site icon Троицкий вариант — Наука

Бизнес, паркинг и прочие ингредиенты

Надо ли спасать школу от заимствований

Ирина Фуфаева

Свежий повод для паники: министр образования России Ольга Васильева заявила, что из школьных учебников будут изымать иностранные слова.

Что именно случилось? На Общероссийском родительском собрании 2017 года министру зачитали вопрос «Русского радио»: «Почему в учебниках и прочей школьной литературе и в обиходе преподавателей присутствуют такие слова, как паркинг, ингредиенты, шопинг, бизнес и т. д.? Это же вырождение русского языка!» [1].

Ответ Васильевой: «Это очень важный вопрос. Когда я говорила, отвечая про экспертизу учебников… мы сделаем всё возможное, чтобы эти слова как можно реже встречались в текстах. Это действительно недопустимая вещь». Дальше, упомянув, что «и 20, и 50, и 100, и 120 лет назад были такие же проблемы», Васильева процитировала, как ей показалось, Тургенева: «Употреблять иностранное слово, когда есть равносильное ему русское слово, значит оскорблять и здравый смысл, и здравый вкус».

Заявление бескомпромиссное. Неужели из учебников химии исчезнет термин ингредиенты?

Как известно, заимствования — неотъемлемая часть жизни языков. И в некоторых областях их заметно больше, чем в других. Например, в названиях одежды: от старинного шапка до нового лабутены. А еще — в словаре науки. Научная коммуникация стремится минимизировать барьеры, тяготеет если уж не к общему языку (хотя на латыни писались диссертации еще в XVIII веке), то хотя бы к международной терминологии.

А школьные дисциплины — это же упрощенные модели наук. Представим, что произойдет, если мечта неизвестного нам сотрудника «Русского Радио» исполнится. Для начала, не останется самих названий дисциплин — математика, геометрия, алгебра, физика, химия, литература, история, биология, география, анатомия, — восходящих к древнегреческим, латинским, арабским словам. Исчезнут важные термины. Ну хотя бы литературные: жанр от французского Genre — род; лирика от античной лиры; стих, дальний родственник «наших» стежки и стези, восходящий через греческий источник к праиндоевропейскому *steigh — шагать…

Простейшие минус с плюсом (от латинских minus — меньше и plus — больше) разделят судьбу терминов высшей математики — интеграл, дифференциал, матрица. В ту же степь, разумеется, уйдет геометрия с квадратами, хордами, сферами.

Но заимствований в научном, а значит, и школьном словаре гораздо больше, чем кажется, — ведь есть еще кальки. Это, во-первых, переводы слов по частям, как на-реч-ие — калька латинского ad-verb-ium. Во-вторых, переводы исходных значений терминов. Например, в русской математической литературе XVIII века перевели латинское radix как корень, по его прямому значению (откуда и наш редис — корень в прямом смысле слова).

Злополучное ингредиенты — такая же часть международной терминологии. Тоже восходит к латинской основе: ingredi — вступать, входить, от gradī — шагать, ступать, продвигаться, родственного славянскому грядущий. Аналогичные термины есть во французском (ingrédients) , немецком, английском, испанском, итальянском и других языках. Между прочим, подлинный автор приведенной министром цитаты — критик Виссарион Белинский — отзывался о предмете разговора в основном положительно: «В русский язык по необходимости вошло множество иностранных слов, потому что в русскую жизнь вошло множество иностранных понятий и идей. Подобное явление не ново… <…> неудачно придуманное русское слово для выражения понятия не только не лучше, но решительно хуже иностранного слова».

Права Васильева в том, что и сто лет назад заимствованиями возмущались — в том числе высокообразованные носители языка. Например, приятель Пушкина Полторацкий — журнальными нововведениями 1830–1840-х годов популярный, субъективный, пациент, стиль, цивилизация. А адмирал Шишков — кальками с французского, созданными Карамзиным на рубеже XVIII–XIX веков: вкус, влияние… И все они прижились, что говорит о том, что «равносильных» им русских слов не было. И не оправдалась тревога Полторацкого: «Что станет с русским языком через 20 лет?»

Легендарную тень консерватора Шишкова, кстати, потревожил зачитавший вопрос Юрий Вяземский, завкафедрой мировой литературы и культуры МГИМО: «Но не надо впадать в другую крайность, слово „бизнес“ заменить сложно… Так мы дойдем, что галоши будем называть „мокроступы“… »

Васильева согласилась со сложностью замены слова бизнес, посожалела о «хорошей обуви» галошах и чуть сменила риторику: «Ну… до такого совершенства не дойдем… Золотая середина — то, к чему надо стремиться». Так что вряд ли заимствованиям в школьных учебниках грозит крестовый поход. Хотя отдельные телодвижения возможны, чему свидетельством переименование полвека назад, в разгар борьбы с космополитизмом, французской булки в «Городскую».

Вообще-то у слова бизнес, выведенного из-под удара Вяземским, конечно же, был исконный аналог. Вот переводной текст еще XVIII века: «Приватный кредит, заступающий у торгующих граждан место наличных денег, приводит заимодавца в состояние продолжать предприятие свое и без денег…» Но в XX веке слово предприятие сузило и изменило значение, и в результате с возрождением рынка оказалось проще использовать заимствование, встречавшееся в русском языке еще с 1920-х годов.

Впервые — в кавычках, в качестве экзотизма, — у Маяковского: «Всё — „бизнес“, дело, — всё, что растит доллар» (В. В. Маяковский. «Мое открытие Америки», 1925–1926). Ну и не забываем о языковой экономии. Два слога против пяти — серьезный фактор успеха. Однако в конечном счете причины успеха английского термина — экстралингвистические: достаточно посмотреть переводы слова business в разных языках мира. В языках, не прошедших через запрет на предпринимательство, — слово родное. Например, португальское negócio. В большинстве языков бывшего соцлагеря — болгарском, армянском, казахском, латышском — заимствование из английского, как в русском. Метка социалистического прошлого.

Паркинг с шопингом в учебниках представить трудно. Видимо, автор вопроса мечтает запретить их в «обиходе преподавателей». Вообще, англицизмы на -инг вызывают особенное раздражение. Может, из-за того, что просачиваются не только отдельные слова, но и суффикс, то есть целая словообразовательная модель? Правда, пока она дает у нас лишь шутливые окказионализмы типа шашлыкинг или каламбуры типа путинг. В принципе, суффиксы иноязычного происхождения в русском языке есть: например, -изм, -ист; к ним привыкли, и они никому не мешают. Но для «врагов паркинга» есть хорошая новость. Слово парковка, которое вроде бы никого не раздражает, несмотря на происхождение от того же глагола to park, в поисковиках встречается почаще. И, например, парковку как процесс обозначает монопольно. Привычное оформление вполне может этому способствовать: парковка как остановка, зимовка и пр. — так понятнее.

Ну а шопинг? Конечно, русского аналога англицизму нет, но на отношение к нему может влиять отношение к самому понятию. Как писал Борис Немцов, осторожно пробуя в 1999 году тогдашний неологизм: «Не сказал бы, что это для меня — удовольствие. Есть такое западное понятие — шопинг. Оно как раз и означает: получать удовольствие от того, что ты ходишь по магазинам и что-то покупаешь» («Провинциал в Москве»). Пуристы могут утешаться тем, что сфера торговли и до того пестрела заимствованиями. Магазин, рынок, ярмарка… Впрочем, эти заимствования уже не воспринимаются таковыми, это естественная тенденция: чем старше заимствование, тем более «своим» оно кажется. Как в шутке 1990-х годов: «Зачем нам чуждое „риэлтор“, если есть прекрасное русское слово „маклер“».

Ирина Фуфаева,
науч. сотр. Института лингвистики РГГУ

Видеозапись Общероссийского родительского собрания:
www.youtube.com/watch?v=kINOo_qJmWQ (эпизод с засильем иностранных слов см. с 1 ч 35 мин.).

Exit mobile version