От редакции: Макс Хейстингс — известный британский журналист, историк, в течение десяти лет был главным редактором The Daily Telegraph, автор более 20 книг, преимущественно о войне. Участвовал в 11 военных конфликтах в качестве репортера. Публикуем рецензию на перевод его новой книги, ставшей бестселлером на Западе.
О Второй мировой войне написаны сотни тысяч книг, она обросла собственной мифологией, вокруг нее не стихают страсти и споры, а огромное количество информации, свидетельств и исторических расследований никак не помогает снять множество вопросов, пролить свет на темные места. В этом хаосе легко заблудиться. И если Первая мировая война подзабыта и кажется совсем далеким от нас событием, то Вторая мировая по-прежнему остается кровоточащей раной. Русскому человеку, конечно, ближе судьба собственной семьи, осененная трагическим героизмом, — наши деды дошли до Берлина и принесли победу союзникам. Мы ругаемся на американцев, считающих себя победителями, недооцениваем заслуги англичан, презираем французов. Это в крови — мы выросли на рассказах об этой войне, мы смотрели в глаза нашим близким, пережившим ее. Понятно, что своя правда есть у каждой стороны, задействованной в конфликте, и сегодняшнее поколение, не воевавшее, не перенесшее лично ужас войны, все-таки продолжает нести в себе память и боль. Мы всё еще не знаем, как нам жить с этой болью, — и защищаемся от страшного прошлого как умеем. Немцы страдают от чудовищного чувства вины, евреи носят венец мучеников, венгры, чехи и другие народы, попавшие под колеса военной машины больших стран, просто тихо ненавидят как оккупантов, так и освободителей — свербящей бытовой ненавистью; русские верят в свою силу и непогрешимость, американцы — в свою.
Хейстингс всё это понимает: «Каждый из трех главных народов-победителей вышел из Второй мировой войны с уверенностью, что именно его влияние на ее исход было решающим. Прошло много лет, прежде чем выработался более тонкий, взвешенный взгляд на вещи, по крайней мере в западных обществах». И пытается найти этот взвешенный взгляд. Не могу с уверенностью сказать, что у него получилось осветить всё точно так, как было, и возможно ли это вообще. По крайней мере, он честно попытался, профессионально использовав инструментарий как историка (источники и богатую историографию войны), так и журналиста, создавая из разрозненных данных цельную картину.
Хейстингс полагается только на документы и журналистское чувство правды, чувство жизни. Он никак не защищается от прошлого, напротив — ныряет в него с головой. Он не боится ни боли, ни стыда, ни разоблачений. Он не щадит британское правительство, не стесняется прямо говорить об ошибках Черчилля, восхищается и ужасается жестокости русской, немецкой и японской армий, много размышляет о менталитете народов и личностных качествах, которые ярко проявляются в условиях войны и хаоса: «В мирное время поведение мужчин и женщин ограничены не только законом, но и социальными условностями; даже те, у кого нет внутренних нравственных запретов на грабеж, причинение боли и убийство, находятся под властью механизма, не позволяющего им это делать. Но люди, оказавшиеся у власти при тоталитарных режимах, <…> познали освобождение от всех ограничений и от гарантий святости человеческой жизни, с одним лишь условием: убийства должны лить воду на мельницу системы, которой эти люди служили. Эта огромная, ужасная свобода будоражила своих обладателей…» Автор приводит слова одного из итальянских партизан, которые можно отнести не только к партизанам, но и к солдатам воюющих армий: «Хочу зафиксировать реальность на случай, если десятилетия спустя псевдолиберальная риторика превратит партизан в чистых героев. Мы есть то, что мы есть, смесь индивидуумов, из которых одни действуют по совести, другие — из политических убеждений, есть дезертиры, боящиеся депортации в Германию, кого-то привела к нам любовь к приключениям, кого-то склонность к бандитизму. Есть среди нас и такие, кто учиняет насилие, напивается, брюхатит девочек». Невозможно рассматривать многомиллионные армии, многотысячные партизанские объединения или всех гражданских как единую массу, имеющую общие цели, намерения и установки. О том, что война, а особенно война такого масштаба, — это столкновение огромного количества очень разных людей подчас с очень разными мотивами, и пишет Хейстингс.
Так что же особенного в еще одной книге о Второй мировой? Во-первых, попытка охватить единым взором все аспекты и локации огромного и страшного мирового конфликта. Не слишком подробно, можно сказать бегло, но каждая ключевая битва и события на всех фронтах освещены. Во-вторых, подход — очень личностный, гуманистический, человечный. Описывая события, происходившие на войне, автор, конечно, приводит цифры и факты, дает краткий исторический анализ, исходя из реалий того момента и прослеживая последствия для будущего. Но событийная канва служит основой для того, чтобы показать человека на войне — будь то немецкий рядовой, русский офицер или не сумевшая избежать концлагеря еврейка. Хейстингс приводит многочисленные личные свидетельства участников — военных и гражданских, союзников и врагов, молодых и старых, мужчин, женщин, детей, и эта разноголосица, этот горестный хор помогает ему достичь эффекта высокой трагедии, глубоко трогающей за душу. Не делая скидок и поправок, никому не давая спуску, историк упорно докапывается до правды, и этой правдой вдруг оказывается личностное переживание войны каждым из участников. Из маленьких страшных подробностей складывается общая картина войны как огромного душевного и физического переживания. И Хейстингс, в ущерб классическому историческому анализу вооружений и стратегий, сосредоточен именно на этом: «Одним из главных чувств сотен миллионов людей стало чувство совершенной над ними несправедливости: они не заслужили всех этих бедствий, опасности, лишений, одиночества и ужаса, которые выбросили их из повседневной жизни в чуждую и смертельную опасную среду». Страдания обрушились не только на военных или участников Сопротивления — «в наступившем веке авиабомбардировок» каждый подвергался опасности увечья или смерти прямо у себя дома.
Хейстингс безусловно признает беспрецедентность судеб европейских евреев, «поскольку евреи были специально выделены для геноцида», а также огромных жертв, принесенных русским народом. Но при этом настаивает не на сравнительном отношении к мучениям и потерям, а на индивидуальном подходе, когда важен каждый, кто страдал и умирал на этой войне: «Бесполезно было бы объяснять домохозяйке из английского пригорода, что полякам, евреям, французским беженцам, а потом и солдатам на Восточном фронте намного хуже, чем ей. Она видела только одно: по сравнению со всем ее прежним жизненным опытом происходящее с ней ужасно» и «Нужно понимать: и войну, и любые другие глобальные события люди способны воспринимать лишь с точки зрения собственных обстоятельств». Объективность для историка в том, что он всегда на стороне слабых — именно поэтому он понимает, что люди не равны своим лидерам и своему правительству. Противопоставление переживаний и несчастий рядовых солдат и обычных граждан эгоизму и амбициям военачальников и вождей — один из лейтмотивов этого исследования.
Личные истории и переживания — наверное, самое ценное и яркое, что есть в книге британского исследователя, поскольку всё остальное без труда можно найти в других книгах о войне. Ощущение «ада на земле», кошмара, от которого невозможно проснуться, не передать сухими фактами и бездушными цифрами, но, когда читаешь строки из писем и дневников, приближаешься к тому жуткому, леденящему впечатлению, которое производила война на ее участников: «Впервые я прикоснулся к трупам, к нелепо съежившимся куклам, которые лежали неподвижно, скорчившись, с остекленевшими голубыми глазами. Все они были не старше двадцати лет, а некоторые и вовсе дети. С ужасающим равнодушием мы сбрасывали их в их же собственные окопы и присыпали землей. Так эта сцена и запечатлелась в моей памяти: согнувшаяся, проворно работающая лопатами похоронная команда, распростертые тела с мертвыми глазами, холодный рассвет, выпивший все краски, оставив только траурный черный и серый».
Важный момент, который выделяет историк, — разница ощущений переживших ад передовой и оставшихся в тылу. Несмотря на то что люди страдали и там и там, все-таки страдания эти были разными. Так, Хейстингс приводит письмо одного из солдат родным с фронта: «Ужасная правда заключается в том, что мы теперь принадлежим разным мирам, существуем в разных измерениях, и я уже плохо знаю вас, я помню лишь, какими вы были. Хотел бы я передать это горестное одиночество, полный разрыв с прошлым, ощущение, будто находишься в совершенно чуждом тебе месте. Из всего, что нам приходится переносить, это самое мучительное, да еще пожирающий внутренности примитивный страх».
Рассуждая о менталитете граждан тоталитарных и демократических режимов, британец Хейстингс все-таки судит со своей колокольни. Он не до конца понимает чуждые ему культуры Японии, Китая, России, анализируя как общие действия армий, так и личные поступки людей с точки зрения британского взгляда на мироустройство. Интересен — и болезнен для русского читателя — взгляд Хейстингса на Красную армию и Советский Союз. Он однозначно уравнивает Гитлера и Сталина, не делая между ними разницы, разве что признавая Сталина более умным и уравновешенным тираном. Вплоть до поворота на Европу, пока бои шли на территории родной страны, Хейстингс еще находит силы восхищаться русскими солдатами: «Народ, сумевший выдержать всё это, проявил черты характера, неведомые Западу и оказавшиеся необходимыми для того, чтобы покончить с нацизмом». Но, признавая мужество, стойкость и несгибаемость советских бойцов, Хейстингс не может скрыть презрения и возмущения варварством и жестокостью освободителей Европы: «Они были простые и жестокие, как дети. После того, как миллионы людей были уничтожены Лениным, Троцким, Сталиным или погибли в войне, смерть для них превратилась в обыденное явление». На словах британский историк оправдывает поведение советских победителей: «В отличие от западного общества, Советы не стеснялись мести. Военные действия велись в основном на советской территории. Русские люди пережили страдания, не сравнимые с невзгодами американцев и англичан. В роли завоевателей немцы вели себя как варвары, их поведение было крайне циничным, тем более что на словах они выше всего ставили честь и выражали приверженность ценностям цивилизации. Теперь Советский Союз взыскивал страшный долг». Но то, как он описывает поведение русских в Варшаве, Будапеште, Берлине, не оставляет сомнений: он осуждает Красную армию больше, чем другие армии, хотя то же самое на захваченных территориях творили и немцы, британцы, и американцы, и французские колониальные войска, и японцы, и обо всем этом Хейстингс честно пишет. Но только к России он обращает возмущенный то ли вопрос, то ли претензию: «Современная Россия продолжает упрямо и вызывающе отрицать оргию изнасилований, мародерства и убийств, устроенную Красной Армией в 1944—1945 годах; то, что иностранцы много об этом говорят, считается оскорбительным, поскольку ставит под сомнение и столь любимый статус главной жертвы, и славу военных побед». На мой взгляд, на Западе действительно слишком любят об этом говорить, как будто перечеркивая и ставя под сомнение и подвиг Великой Отечественной войны, и — да — принесенную нами жертву, и саму победу русских в этом конфликте. И здесь Бог Хейстингсу судья — мы имеем право иначе относиться к тому, что произошло. Этот же факт говорит о том, что Вторая мировая война и ее трагедии по-прежнему отзываются в каждом из нас болью и влияют на современный мир. И что с этим делать, как нам жить с этим — вопрос открыт.
Возвращаясь к книге Хейстингса, хочется сказать, что, конечно, автору не удается совершенно избежать оценочного взгляда, и, даже когда он осуждает действия британцев и восхищается стойкостью и смелостью русских, читателю ясно, на чьей стороне остаются его симпатии. Но само стремление к объективности и непредвзятости, пусть и не увенчавшееся успехом, восхищает и внушает уважение. Поставленную перед самим собой задачу — «создать некий обобщенный портрет войны» и «рассказать о войне с точки зрения не государства, а человека» — ему, безусловно, удалось выполнить. При всех недостатках и расхождениях с принятым у нас взглядом на Вторую мировую войну это все-таки прекрасно и честно написанная история самой страшной трагедии ХХ века.