Эти воспоминания навеяны только что опубликованной в «Науке и жизни» статьей Василия Птушенко «Нам такие точные нужны приборы» [1]. В ней автор выразил пожелание, чтобы все, кого еще не одолел маразм, дополнили начатую им картину (мозаику) своими историями.
* * *
Когда-то нам в ВЭИ им. В. И. Ленина надлежало получить дорогую установку для микроанализа — зарубежную, импортную, капиталистическую. Надо было сделать выбор из двух установок: одной немецкой (ФРГ) и одной французской. Было известно, что французские лучше. Однако министерство настояло на заказе фээргэшной. Когда установка прибыла и наши сотрудники получали ее в аэропорту, появился вежливый молодой человек из министерства и, взяв самый маленький ящик, удалился. Судя по описи, в ящике были: кинокамера и авторучки «Паркер». Так в жизни и бывает – искать надо не там, где потеряно, а под фонарем. А фонарь устанавливать по согласованию с министерством.
* * *
В одной из лабораторий того же ВЭИ имел место хроматограф. Это сложный и дорогой прибор, который был к тому моменту им уже не нужен и поэтому не работал. Но в этом сложном приборе имелась печь с программным подъемом температуры. То есть в самом простом варианте — нагрев с заданной скоростью до заданной температуры, выдержка определенное время и охлаждение с заданной скоростью. Итого надо задавать (минимум) четыре параметра. Уважаемые сотрудники использовали хроматограф для запекания кур, причем провели соответствующую работу по оптимизации. Четыре параметра, без планирования эксперимента не обошлось. А друзей — и в том числе меня — регулярно приглашали на дегустацию.
Тут уместен вопрос, почему эта лаборатория имела этот прибор. Более того, он не упал на них с неба, он был куплен. В СССР деньги лаборатории выделялись на некий период, который назывался «финансовый год». И если к концу периода деньги не были израсходованы, на следующий период, скорее всего, их бы урезали. Поэтому в конце этого великого периода некоторые метались и покупали не то, что нужно для реальной работы, а то, что стоило сколько надо и что потом можно было на что-то нужное поменять. Но иногда поменять не удавалось или удавалось не сразу.
Заметим, что проблема оптимизации режима запекания была в данном случае нетривиальна, и вот почему. Кур, которых народ покупал в буфете («в городе» вы с трудом нашли бы и таких, и покупать пришлось бы с дракой под вопли «Не занимайте очередь, всем не хватит!»), в ВЭИ называли «синенькие». Вообще-то этим словом принято называть баклажаны. В ВЭИ так называли кур, причем за то же, за что так называют баклажаны, — за цвет. Особенно щемяще выглядели их голенькие ножки, исходящие из худенького тельца, уходящие вверх и исчезающие в мускулистом кулаке вэивца или вэивки; из кулака же (сверху) трогательно торчали скрюченные в последней судороге коготки. У меня это зрелище всегда вызывало мысли о бренности, о краткости земного пути и т. п. Но в данном случае это потребовало сложной оптимизации режима термообработки.
* * *
Когда-то в МИЭМе было два польских компьютера — ODRA-1204, занимавшая большую комнату, и ODRA-1013, занимавшая комнату поменьше. С маленькой была связана такая история. Когда ее первый раз включали, она включилась частично — часть блоков. Народ удивился и — естественная реакция — пошел покурить. Через примерно десять минут она включилась вся. И так повторялось каждый раз, и народ решил, что этот так надо, что это «прогрев». Через полгода приехали на профилактику поляки, увидели это и начали ржать. Оказалось, что никакого прогрева ей не надо, просто при транспортировке погнулся какой-то контакт и не доставал, а при «прогреве» он слегка изгибался и доставал.
Леонид Ашкинази,
канд. физ.-мат. наук
1. www.nkj.ru/archive/articles/33514/