Ровно год как рядом с нами нет прекрасного человека, большого ученого, яркого организатора науки — Алексея Анатольевича Бучаченко, профессора Сколковского института науки и технологий (2014–2023), главн. научн. сотр. Федерального исследовательского центра проблем химической физики и медицинской химии РАН (2012–2023), заместителя декана химического факультета МГУ по инновациям (2005–2012) и по науке (2012–2015). В редакцию «Троицкого варианта — Наука» обратились его друзья и коллеги с просьбой «вспомнить Лёшу», рассказать нашим читателям о нем… Естественно, мы не могли не откликнуться на эту просьбу.
Метка: воспоминания
Про экскурсоводов и туристов
Между прочим, когда я учился в десятом классе, мы с моим незабвенным другом Гашишом имели обыкновение попетлять по арбатским переулкам и плели замысловатые разговоры, содержание которых мне трудно передать — головы были забиты мистической мутью, составными частями которой были Заратустра, левитация, метепсихоз, карма, телекинез и телепортация. Но мы с Гашишом оставались довольны друг другом, знание диковинных словечек давало нам основание считать себя людьми необыкновенными, а это ощущение бывает полезно молодому человеку. Важно, чтобы потом ощущение не перетекло в хронику…
«Пили пиво, слушали Окуджаву. В окна доносился запах черемухи…» — 4
Продолжаем публикацию к 100-летию Булата Окуджавы. Новая часть нашего сериала тоже состоит из записей, найденных в коллективном дневнике скульпторов Владимира Лемпорта, Вадима Сидура и Николая Силиса. В нее включены свидетельства о первой половине марта 1961 года, поэтому хронологически она вплотную примыкает к предыдущей, где были февральские записи из «судового журнала» общей мастерской скульпторов. За весь март скульпторы сделали 14 записей в «судовом журнале», из них в пяти так или иначе присутствует Окуджава. Булат Окуджава был желанным гостем в мастерской, 8 марта его не просто ждут, а покупают к его приходу водку…
Про воровство
Между прочим, конфигурация квартиры, где жил мой школьный друг Вовка, отличалась затейливостью и напоминала лабиринт. Люди там водились разные. Вовкин дед Серафим Алексеевич был орнитологом в академическом институте. Его отец, Вовкин прадед, происходил из рода мелкопоместных дворян, служил железнодорожным инженером еще при царе, и за «вредительство на социалистическом транспорте» его расстреляли в 1937 году. Сам Серафим Алексеевич был сухопар и обладал легким летящим шагом. Казалось, что его скелет состоит из полых птичьих костей — вот-вот взлетит…
Про учителей
Между прочим, ботанике в школе учила меня Фаина Львовна Герман. Седая, с провисшими, словно усталые бельевые веревки, морщинами, в больших круглых очках, которые делали ее глаза меньше природного размера, она смахивала на пожилую сову, залетевшую не по адресу. Чуть ли не на самом первом уроке Фаина Львовна решила продемонстрировать пятиклассникам вред курения. «Хоть это нехорошо, попросите знакомого мужчину засунуть ватку в мундштук папиросы и выкурить ее. А ватку принесите в класс…»
Про поля и огороды
Между прочим, когда в Европе внедряли картошку, находили, что она хороша не только питательностью, чем она была любезна самим индейцам. Европейцы быстро сообразили, что во время ожесточенных битв конные воины не могут — хоть ты тресни! — вытоптать картофельное поле без остатка. Не то что овес или пшеницу. Словом, картошка не поддается потраве и спасает от военного голода. Изумительно! Не сомневаюсь, что и в России картофельный аргумент тоже пришелся ко двору…
«Пили пиво, слушали Окуджаву. В окна доносился запах черемухи…» — 3
Продолжаем публикацию к 100-летию Булата Окуджавы. В этом номере ТрВ-Наука представлены всего две дневниковые записи за 13 и 14 февраля 1961 года. Они взяты из коллективного дневника, который вели Владимир Лемпорт, Вадим Сидур и Николай Силис. Три скульптора в годы учебы в Строгановском училище создали творческий коллектив и не расстались, получив дипломы. Они продолжили работать вместе в общей мастерской, а в 1960–1961 годах вели ее «судовой журнал» — совместный дневник. Лемпорт и Силис подробно записали события двух февральских дней — 13-го (понедельник) и 14-го (вторник). Шумное застолье, которыми славилась мастерская, грянуло вечером во вторник. Желал того Николай Силис или нет, но запечатленное им пение Булата Окуджавы выглядит как кульминация вечера…
Про погоду и климат
Между прочим, как-то раз в стоячей пивной я оказался рядом с представительным мужчиной. Он был в костюме и галстуке, чем сильно выделялся на фоне местной шпаны. Под ногами у него развалился объемистый рюкзак, из его горловины торчал зонт. Да не складной, а настоящий. Погоды стояли чудесные, и ради разговора я поинтересовался у представительного мужчины, зачем ему зонт в такой солнечный день…
Про художников
Между прочим, дзэнский монах Хакуин прожил основную часть своей земной жизни в XVIII веке. Он любил потолковать о «внутреннем взгляде»: мол, рассматривать себя изнутри гораздо важнее, чем пялиться в зеркало и глазеть на окрестности. А еще он рисовал тушью окружности — как символы бесконечности. Хакуин циркулем брезговал, рисовал круги одним небрежным махом кисти — в них есть какая-то ненатужная детскость, кривобокость и обольстительная незавершенность. Эти окружности стали теперь очень знамениты, хотя Хакуин к этому вовсе не стремился…
«Пили пиво, слушали Окуджаву. В окна доносился запах черемухи…» — 2
Продолжаем публикацию к 100-летию Булата Окуджавы. Во вторую часть включены записи за 1959–1961 годы. В большинстве своем они взяты из несколько необычного дневника. В 1960–1961-м его вели три скульптора — Владимир Лемпорт, Вадим Сидур и Николай Силис. Окончив художественное училище (знаменитую Строгановку), они не расстались и продолжили работать в одной мастерской. Она стала богемным местом, известным шумными застольями. Дневник скульпторы вели как «судовой журнал» мастерской.
«Если вы отколупнули кусочек скалы — вот это хорошо». Памяти Сергея Петровича Новикова (1938–2024)
Сергей Петрович Новиков — математик, доказавший топологическую инвариантность рациональных классов Понтрягина и применивший методы алгебраической геометрии к изучению интегрируемых систем, — умер в Москве 6 июня 2024 года.
Про музеи
Между прочим, когда настала перестройка, страна стала производить всё больше слов и всё меньше продуктов. Будучи поэтом, я хотел верить в перемены. Душа если и не пела, то изготавливалась к пенью. Но, будучи историком, я испытывал парализующий скепсис и вспоминал чудесный лубок, на котором худенькие мышки хоронят жирнющего кота. Утопия. Мели, Емеля, твоя неделя… Между тем пошли в ход отвратительные блёклые «талоны» — карточки на вино и табак. Чтобы не гнали самогон — заодно и на сахар. Так что выпивать я стал меньше, а вот курить — так нет. Табаком я разжился в Чистополе, где мой приятель оформлял музей Пастернака…
«Пили пиво, слушали Окуджаву. В окна доносился запах черемухи…»
В этом году у Булата Окуджавы столетие. Вековой юбилей, заметим, не так уж много добавляет к непререкаемому статусу классика. Уже в 1970-е Окуджава без всяких официальных почестей воспринимался как мэтр. Выросло несколько поколений, для которых такое восприятие естественно. Для нашей публикации выбраны записи из дневников оттепельных лет, запечатлевшие дебют и внезапную известность Окуджавы. Кроме необычного ракурса (о нем речь впереди), на выбор повлиял научный интерес к эпохе. Для Окуджавы она стала временем перемен к лучшему.
Про ностальгию
Между прочим, как-то раз я попал на выставку фотографа Леонида Николаевича Лазарева: черно-белые фотографии Москвы 1950-х — 1960-х годов. Дома и улицы, которых больше нет. Люди, одетые бедно — ностальгически и по-советски. Перед моим нынешним незатуманенным взором красуется другая Москва — она наряднее, потому что я вижу ее в цвете. Но от этого Москва Лазарева не становится менее родной… В Москве не случалось землетрясений, Москву не разбомбили немцы, мы сами своими руками разрушили город из уютного дерева и скрепленного яичным желтком кирпича. Зачем всё это прошло?
Таинственные «Подробности жизни Никиты Воронцова»
В главе «С. Ярославцев, или Краткая история одного псевдонима» из «Комментариев к пройденному» Борис Стругацкий вспоминал: «Все три произведения С. Ярославцева 2 были задуманы и разработаны в исключительно неблагоприятное и тяжелое для АБС время — в интервале 1972–1975 гг., — когда период Уклончивого Поведения Издательств только еще начинался, новые договора не заключались, а те, что были заключены раньше, не исполнялись, перспективы и горизонты решительно затянуло туманом Примерно в то же время (январь 1972 года. — В.К.) мы придумали сюжет про человека, сознание которого крутилось по замкнутому кольцу времени. В этом сюжете изначально было много любопытных позиций: тщетные попытки героя вмешаться в историю… предупредить генералиссимуса насчет войны…»
Про счастье
Между прочим, многие люди не понимают своего счастья. А вот многие итальянцы понимают: живут и тем счастливы. Тутто бене? — Тутто бене! Тонино Гуэрра сделал правильный выбор, когда решил родиться в Италии. Да не просто в Италии, а в Сантарканджело-ди-Романья. Эта чарующая фонетика ко многому обязывает. Тонино и вправду вырос блистательным сценаристом, поэтом, художником. А еще он был непревзойденным артистом, который всю жизнь играл только самого себя…
Сказание об «Обитаемом острове»
1971 год. Мне тринадцать, а с апреля уже четырнадцать лет и странная привычка хождения в книжные магазины. Я плохо играю в футбол, неумело (хоть и не без амбиций) дерусь, но могу прочитать 300 страниц за день. Как-то я замечаю на прилавке книжку — дешевую, небольшого формата, мое внимание привлекает цветная обложка и завлекательное название серии — «Фантастика, приключения». Покупаю ее и сразу же бегу домой. В тот же день прочитываю, в следующие дни — перечитываю во второй и третий раз, а вечерами воображаю, как еду в танке по радиоактивной пустыне, взрываю башню и в одиночку побеждаю банду Крысолова…
Про последовательность и верность
Между прочим, жить в Японии XVI века я бы не посоветовал: все воевали против всех, и жизнь была дешевле зубочистки. Чуть что — дом сожгут, самого зарежут, семью не пощадят… И вот однажды в самый разгар кровопролитных сражений три великих воина отложили мечи в сторону и принялись обсуждать стратегическую проблему: что следует сделать с птичкой в клетке, которая не желает петь.
Про весну
Между прочим, в землях поюжнее весна — время сумбурного цветения и перелива красок. В наших черно-белых широтах о ее наступлении поют ручьи. Главный ручей моей жизни сбегал от памятника Гоголю к тому месту, где от бульвара отрастал Сивцев Вражек. Вода скучает по водоплавателям. В моем случае кораблем служила щепка поострее и посноровистее. Мы устраивали соревнования по прохождению на скорость порожистого маршрута. Вода точила слежавшийся снег, прихватывала комочки грязи, обгоревшие спички, окурки, которые лепились в сорные плотинки. Щепка утыкалась в них, и тогда разрешалось легонько подтолкнуть ее…
Очевидная невероятность Андрея Сахарова
Жизнь Андрея Сахарова невероятна во многих смыслах. Самая очевидная невероятность проявилась в том, что создатель страшно-мощного оружия стал лауреатом Нобелевской премии мира. Самая неочевидная — в сочетании почти несовместимых талантов. Талант физика-теоретика позволял сомневаться в самих основах физики, а талант инженера-изобретателя помогал воплощать эти основы в «железки», изумлявшие его коллег. А самая вопиющая невероятность состояла в том, что академик, трижды Герой Социалистического Труда, секретный лауреат Сталинской и Ленинской премий, нарушив границы неписанных строгих советских приличий, подготовил и в 1968 году отправил «в народ» и в Политбюро текст большой статьи «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе», вскоре опубликованный в «главной капиталистической» газете New York Times.
Вспоминая встречи с Юлием Борисовичем Харитоном
Месяц назад, 27 февраля, исполнилось 120 лет со дня рождения Юлия Борисовича Харитона (27.02.1904–18.12.1996), руководителя ядерного центра, в котором создали атомную и водородную бомбы, трижды Героя Социалистического Труда, лауреата многих государственных премий, академика и одного из наиболее засекреченных ученых в СССР и РФ. В статье пойдет речь о нашем знакомстве. Напомню: мое интервью с Ю. Б. было опубликовано в «Троицком варианте — Наука» летом 2017 года под заголовком «Водородную бомбу мы сделали раньше американцев».
Про археологию
Между прочим, после окончания первого курса полагалось пройти летнюю практику. Большинство сокурсников отправились в стройотряд зашибать немалую деньгу в колхозном Казахстане. Я же поехал в археологическую экспедицию копать Танаис — самую северную в мире греческую колонию, расположенную в селе Недвиговка между Ростовом и Таганрогом. В первый и в последний раз в жизни я был оформлен «рабочим». Денег почти не платили, зато было интересно.
Про горы
Между прочим, я родился на равнине, у которой нет ни начала, ни конца. Уместившиеся на ней холмы и взгорки кажутся лишь мизерным отклонением от генерального плана плоскодонной России, по которой катись — не хочу. Такой рельеф благоволит первопроходцам. Самым высоким местом, куда я забирался, долгое время оставались Воробьёвы горы. Название звучало уничижительно, и склонные к преувеличениям коммунисты переименовали их в Ленинские. Смех да и только!
«Вот пример: советский парень Гамов»
Историк науки попадает в трудное положение, взявшись рассказать о человеке, который науку двигал. С одной стороны, историку грозит комплекс неполноценности: масштаб научных открытий виден яснее не на страницах учебников и энциклопедий, где всё уже написано черным по белому, а на фоне реальных обстоятельств времени, в темноте незнания и тумане непонимания. С другой стороны, историку угрожает мания величия, когда он берется объяснить, как именно великий открыватель сделал свой шаг в неведомое: сам открыватель обычно толком не знает, как счастливая мысль пришла ему в голову. Обе эти угрозы отступают, однако, когда разглядываешь науку и жизнь Георгия Гамова, невольно заражаясь легкомыслием, которым отличался этот советско-американский физик-теоретик. По той же причине, вероятно, судьба не пожалела…
В мире американских стартапов. Из рассказов бывалого фиановца
Сегодня в мире более тысячи телекомовских стартапов с общим капиталом 13 млрд долл. Термин «стартап» появился в США в 1939 году. Тогда вблизи города Сан-Франциско, в долине Санта-Клара (Калифорния) сконцентрировались почти все предприятия и фирмы, занимающиеся разработками в сфере высоких технологий. В те времена студенты Стэнфордского университета Дэвид Паккард и Уильям Хьюлетт, создавая здесь свой небольшой проект, назвали это дело стартапом (от англ. start-up — стартовать, запускать). Со временем этот стартап вырос в огромную корпорацию Hewlett-Packard.
Про университеты
Между прочим, в старших классах школы я хотел быть писателем или даже поэтом. Или, что еще лучше, и писателем, и поэтом. Мама советовала поступать в Институт военных переводчиков, но я ее предложение отверг. К тому времени мой воинственный запал был навсегда растрачен в играх с солдатиками. На писателей и поэтов нигде не не учили (в Литинститут принимали людей уже чуть посолиднее и с публикациями). В связи с этим я остановил свой выбор на журфаке МГУ…
Бруно Понтекорво и БНО ИЯИ РАН
Личность загадочного советского физика Бруно Понтеково, когда-то решившего отказаться от весьма успешной карьеры на Западе и выбравшего вместо этого жизнь в СССР, до сих пор будоражит воображение людей, даже весьма порой далеких от физики. Все помнят и «Марш студентов-физиков» Высоцкого 1964 года, где идет речь про нейтрино и «чтоб Понтекорво взял его крепче за шкирку». Недавно появились любопытные воспоминания, связывающие Бруно Максимовича с актуальными экспериментами, проводимыми на Баксанской нейтринной обсерватории Института ядерных исследований РАН, которые мы перепечатываем с любезного разрешения редакции и авторов.
Про комплименты
Между прочим, свой первый комплимент я получил в первом классе. Букварь я озвучивал бойко, но читать еще не полюбил. Мама, которая мыла раму, не вызывала желания открыть другую книжку. Тем не менее наша училка Анна Павловна после окончания первого класса подарила мне книгу Чарушина «Рассказы». Своим каллиграфическим (писарским?) почерком, своим раздвоенным перышком и своими фиолетовыми чернилами она вывела: «За отличную успеваемость и примерное поведение уч. 1 кл. „Б“ 59 школы имени Н. В. Гоголя Мещерякову Александру»…
Про кино и кинотеатры
Между прочим, когда я был совсем маленьким, за мной присматривала бабушка Аня. Отправляясь за продуктами, она брала меня с собой. На обратном пути захаживали и в зоомагазин. Там я разглядывал не предназначенных для насыщения отсвечивающих перламутром рыбок. Они шевелили плавниками, будто балерины руками, и молча ожидали криков «браво!». Вместо них разноперый попугай Жако картаво декламировал из-за металлических прутьев своей клетки: «У лукоморья дуб зеленый, златая цепь на дубе том…» Рыжая белка ничего не ожидала — вертелась и вертелась в своем чертовом колесе. Напротив зоомагазина располагался кинотеатр «Юный зритель»…
Сады зимой. В декабре не стало Отара Иоселиани (2.02.1934–17.12.2023)
Самым первым его фильмом для меня была «Истина в вине» (1999). После просмотра я почувствовал, что это не просто кино, эта сказка создана специально для меня кем-то таким, кто стал мне вроде родного человека. Тем более эта утрата для меня так болезненна. Так вышло, что его последний фильм, «Зимняя песня» (2015), показывали в Москве, в одном зале где-то на Киевской, и я каким-то чудом попал на этот показ. Отар Давидович приехал, был на показе, и по окончании фильма я встретил его в коридоре кинотеатра. По случаю у меня была с собой только что вышедшая первая книжка моих стихов…
Где-то в горах… Воспоминания Павла Амнуэля
Шемахинская астрофизическая обсерватория расположена в замечательно красивом месте — у подножия горы Пиркули, на высоте 1,5 км. Тогдашний директор Гаджибек Фараджуллаевич Султанов занимался исследованием происхождения астероидов, но большую часть времени тратил на решение хозяйственных проблем. Русский язык он знал хорошо, но иногда подписывал такие приказы, что, читая их на доске объявлений, сотрудники (кто понимал второй смысл) держались за животики. Однажды пришла устраиваться на работу девушка из соседнего молоканского села…
О ФИАНе замолвлю слово. Из рассказов бывалого фиановца
Физический институт им. П. Н. Лебедева АН СССР. Для меня это звучит как музыка, которая радует душу даже спустя много лет. Впервые я прошел через фиановскую проходную 53 года назад и сразу же попал в атмосферу передовой науки, которую творили люди, чьи имена я прежде видел лишь на обложках учебников и в телевизионных новостях. За время моей работы в этом храме науки я встречался с пятью нобелевским лауреатами. Встречи были разными — от детальных обсуждений экспериментов с Н. Г. Басовым, научных семинаров и общеинститутских собраний, где слышал, как А. М. Прохоров, П. А. Черенков, А. Д. Сахаров и В. Л. Гинзбург откликались на злобу дня, до неожиданных встреч с кем-нибудь в коридорах главного здания или во дворе ФИАНа. Вне ФИАНа…
Про издательства и их редакторов
Между прочим, когда я начинал свою профессиональную карьеру, авторы трепетали перед редакторами — персонами важными, привередливыми и облеченными цензурной властью. Редакторша из «Восточной Литературы» вот так выговаривала прекрасному искусствоведу: «Вы там поосторожнее со своими теориями! Вам зарплату за то платят, чтобы вы марксистами были». Вот перевел я средневековые буддийские предания и понес машинописную рукопись в ту же самую «Восточку». Директор ее одобрил. Но директор директором, а книгу редактируют редакторы…
История с фотографией
В ходе общения двух редакторов («Науки и жизни» и «Химии и жизни») оказалось, что у них одно и то же увлечение — фотография. Возникло оно на границе детства и юности и, хотя не переросло в профессию, но сохранялось на протяжении всей жизни. И оказалось связано с историей общества — ниточками, веревочками, узелочками на память.
Про земляков
Между прочим, было и такое время, когда меня еще вызывали повестками в военкомат. Я знал, что мы друг другу чужие, и продолжал вести рассеянный образ жизни. Получая повестку, я отправлялся в Историческую библиотеку, где переводил японские средневековые предания о буддийских праведниках, которые пальцем и мухи не тронули. Но однажды я снял телефонную трубку — и вкрадчивый женский голос произнес: «Да вы нас не бойтесь, мы только присвоим вам звание старшего лейтенанта и тут же уволим в запас». Такой разговор мне понравился, и я впервые отправился в военкомат…
Про писателей
Между прочим, великий борец с беспризорностью Антон Семёнович Макаренко незадолго до своей смерти выступил с такой зажигательной речью: надо не только сирот помещать в детский дом, но и детей при живых родителях заключать туда же, поскольку «семья в значительном своем проценте такова, что не в силах обеспечить надлежащее воспитание ребенка». В данном случае его пафос имел свои резоны, поскольку выступал он перед советскими литераторами…
«Как только темную материю найдут, глава о ней сколлапсирует страниц в десять»
Год назад ушел из жизни выдающийся физик — академик Валерий Рубаков. Он оставил после себя не только широко известные научные результаты, но и прекрасную школу, а также замечательные книги. Публикуем беседу с одним из его учеников и соавторов, Дмитрием Горбуновым, членкором РАН, гл. науч. сотр. ИЯИ РАН, организатором прошедшей недавно международной конференции «Физика частиц и космология», посвященной памяти Рубакова. Интервью брал Борис Штерн.
Знакомство с Америкой. Из рассказов бывалого фиановца
Декабрь 1984 года. Месячная поездка по лазерным центрам США в рамках научного обмена между академиями наук подходила к концу. Последним пунктом путешествия был Лос-Аламос — родина первой в мире атомной бомбы. Мы, два фиановца, изучающих взаимодействие лазерного излучения с веществом, за месяц посетили семь передовых лабораторий и приняли участие в недельной международной конференции в Сан-Франциско. Мы уже привыкли к невероятным сменам впечатлений от правого берега до левого, от Великих озер до Южной Аризоны. Однако то, что произошло в Лос-Аламосе, заслуживает отдельного рассказа.
Про острова
Между прочим, в детстве я прочел «Робинзона Крузо» с упоением. И как мне тогда захотелось поселиться на необитаемом острове! Ходить в школу не надо, родительский надзор отсутствует, а это значит, что кровать можно не застилать, зубы и ботинки не чистить. Свобода! Там, на необитаемом острове, всегда тепло, ушанки не требуется, а попугаи умеют бегло разговаривать по-нашенски. Подстрелил из рогатки кабана — вот тебе и обед. Живи не хочу! Не я один мечтал о таком острове. Вкрадчивый мужской голос подзуживал меня по радио: «А какую книжку ты возьмешь с собой на необитаемый остров?..»
Польские заметки. Из рассказов бывалого фиановца
В этом рассказе я ограничу себя своим личным «польским опытом». Мне довелось встречаться с поляками в труде и в быту, как говорилось в советские времена. И здесь не обойтись без экскурса в события начала прошлого века. 5 декабря 1902 года в небольшом польском городе Бендин на территории тогдашней Российской империи (польское название — Бердзин) в семье рабочего механического завода А. К. Дангауэра и В. В. Кайзера родилась дочь Мария. В 1909 году вся семья Юзефа Ковальского (жена, сын Томаш и дочь Мария) переехала в Москву на аналогичный завод в Лефортовской слободе…
Про грибы
Между прочим, когда-то мой грибной сезон начинался на Гоголевском бульваре. Первые шампиньоны появлялись в мае. С утра пораньше, еще до школы, я отправлялся на бульвар и собирал грибы в круглое легкое лукошко, сплетенное китайцами из какой-то жесткой травы. Моими конкурентами были злобные пенсионеры, которые, начитавшись злобных газет, вывешенных на специальных стендах вдоль всего бульвара, суковатыми палками гоняли меня с газонов…
Автопробегом по бездорожью недостроенного социализма. Из рассказов бывалого фиановца
Этот очерк не имеет единой сюжетной линии, это просто попытка рассказать о моих приключениях во время автотуристических поездок. Такого удовольствия, доходящего до восторга, я не испытываю от других видов путешествий. Автобусы и поезда везут скучно, «как по рельсам» — шаг вправо, шаг влево просто невозможны. Самолеты и корабли движутся свободнее, но супротив автомобиля всё равно что столяр супротив плотника. Вот и захотелось поделиться с читателями приятными воспоминаниями.
Про холодную и горячую войну
Между прочим, по всему миру снова повеяло пожаром и гарью. Самое время вспомнить про холодную войну. Кто забыл — тот сам виноват. Разумеется, в детстве про холодную войну я не слышал, но жизнь была устроена так, что требовалось вооружаться. Пацан без оружия — эквивалент жалкой девчонки, которой пристало играть лишь в дочки-матери. А какая из меня, к чёрту, дочка или мать?! Я настоящий мужчина, только пока маленький, так что был вооружен на славу. Сначала у меня завелся кортик с алюминиевым лезвием, которое пряталось в красивые ножны…
О компьютеризации ФИАНа и всей страны. Из рассказов бывалого фиановца
Юрий Захаренков больше двадцати лет проработал в ФИАНе в лаборатории академика Басова, проводя эксперименты по взаимодействию мощного лазерного излучения с твердыми мишенями. В 1991–1992 годах работал в Великобритании, в Резерфордовской лаборатории и Эссекском университете. С 1992 года — в США — в Лоуренсовской лаборатории в Ливерморе, в телекоммуникационных стартапах Кремниевой долины и в компании Raytheon в Лос-Анджелесе. Продолжаем публикацию его воспоминаний.
Про море
Между прочим, в первый раз я оказался на море после окончания шестого класса. Только что умерла бабушка, и в качестве утешения маме дали для меня бесплатную июньскую путевку в пионерский лагерь «Чайка» в Евпатории. Мама работала в военном журнале, лагерь принадлежал Министерству обороны. Военных в стране насчитывались миллионы, получить путевку было не так просто. В данном случае ее добыла мне бабушка. Ехали в душном поезде. В плацкартном вагоне мне досталась верхняя полка возле туалета…
«Вот и лето прошло, словно и не бывало…»
По традиции для первого сентябрьского номера мы задали пару вопросов постоянным авторам и друзьям газеты, ученым и просветителям: 1. Над чем вы работали и где отдыхали летом? 2. Сейчас много шума в связи с развитием нейросетей. Впереди новая эра? Что нам сулит искусственный интеллект в XXI веке?
Мэнээс Толя Жигалкин и Политбюро ЦК КПСС. Из рассказов бывалого фиановца
Жизнь моя была полна многими событиями и яркими впечатлениями в двух сверхдержавах, работал в крупных научных лабораториях и в малых компаниях, развивавших большие идеи в телекоммуникации. Но особо в памяти живут первые двадцать лет научной жизни, которые прошли в Физическом институте им. П. Н. Лебедева АН СССР.
Генетика слова
Я пишу эту рецензию как молекулярный биолог и как писатель; как эмигрант и как бывшая студентка биофака МГУ, на третьем курсе — уже не помню по чьей рекомендации — пришедшая в Институт общей генетики к Евгению Витальевичу Ананьеву проситься в подмастерья — поучиться работать руками, попробовать, какова она, эта экспериментальная наука. Помню, что разговаривала с Е. В. в его кабинете, он сидел за письменным столом. Е. В. приставил меня работать к своему сотруднику Андрею Чернышеву, и под его началом я некоторое время выделяла ДНК — с переменным успехом, как и положено зеленому третьекурснику…
Про шахматы
Между прочим, я рос без отца, и брат моей мамы, дядя Витя, научил меня многому, без чего мальчишке было не прожить. В том числе удару «сухим листом», коллекционированию почтовых марок и шахматам. Мне страшно нравились эти лаковые фигурки, умело выточенные на токарном станке. Однако абстрактное мышление у меня было развито недостаточно. «Король» с «королевой» не вызывали вопросов, но вот «слон», у которого с настоящим слоном из зоопарка никакого сходства не было…