Site icon Троицкий вариант — Наука

Про стариков и старух

Японист Александр Мещеряков. Фото И. Соловья

Японист Александр Мещеряков. Фото И. Соловья

Александр Мещеряков
Александр Мещеряков

Между прочим, в средневековой Японии не существовало культа молодости — его заменял культ старости. Никто не говорил, что быть молодым лучше, чем старым. Молодой ищет себя, он всегда на побегушках. А старик уже всем всё доказал, все его уважают, родственники заботятся о нем. Чего еще пожелать? В той Японии человек добровольно уходил от дел, когда ему исполнялось лет пятьдесят, и занимался тем, к чему лежит душа. Люди поинтеллигентнее читали, писали, рисовали, музицировали, беседовали с друзьями. В общем, наслаждались жизнью.

Кайбара Экикэн написал книжечку «Поучение в радости», когда ему был 81 год, когда его кожа давно покрылась старческой рябью. Это случилось в восемнадцатом веке. В этой книге он учил находить усладу на закате жизни. Твори доб­рое, читай хорошие книги, любуйся природой, изредка выпивай… Все эти радости не требуют богатства и доступны в любом возрасте. Если, конечно, в молодости ты следил за своим телом и не предавался излишествам.

Проза Кайбары напитана поэзией. «Вино — это чудный дар Неба. Если немного выпить, сердце твое раскроется, печали уйдут, дух воспарит, придет бодрость, кровь побежит веселее. Ты сможешь разделить веселье с людьми, и будет тебе в том большая подмога в радости». Или вот о чтении: «Если посчастливилось собрать много книг на полке, то как можно назвать тебя бедняком? Ведь у тебя настоящее богатство, которое не променяешь на корзину со златом. Разговаривать с добрым другом о Пути, вместе с ним радоваться луне и цветам, пребывать в прославленных местах и чудных пределах, наслаждаться там непревзойденными видами — вот это и называется чистым счастьем. Если удалось тебе заполучить его — знай огромность этого счастья, которому не бывать у спесивого богача».

Кайбара Экикэн был счастливым человеком. В конце жизни он подписывал свои книги и письма так: «Радостный старик». Он прошел длинный путь, но не стремился прожить дольше, чем ему было положено.

***

Александр Александрович Конюс был доктором экономических наук, воевал в Первую мировую войну, заслужил Георгиевский крест, получил сквозное ранение, пережил и Гражданскую войну, и сталинские чистки, и Вторую мировую, понимал цену вещам и людям, ходил в рванье. От прожитых лет у него топорщились пальцы на ногах, и он для их удобства делал на ботинках прорези. В таких вот ботиночках он приглашал в консерваторию дам и пользовался у них успехом.

Наше знакомство с А.А. случилось в подмосковной Зосимовой Пустыни. Он находился в этот момент в опоясанном лесом пруду, а я — на его берегу. А.А. стоял по пояс в воде бесконечно долго. Мне казалось, что он просто никак не решится броситься в холодную воду. На мои язвительные вопросы о причинах такой нерешительности А.А. только смущенно хмыкал. Наконец ему надоели мои глупые реплики и он произнес: «Когда долго стоишь на одном месте, рыбки привыкают к тебе и начинают касаться ног. Это немного щекотно и очень приятно». А.А. было в это время 76 лет.

Мне больше не повезло встретить второго такого человека, которому в столь почтенном возрасте было бы интересно играть с прудовыми рыбками. Даже в последние годы своей жизни А.А. не казался старым — все его реакции оставались молодыми, глаза сияли юношеской голубизной. Память уже, бывало, подводила его, но до самых конечных дней он, выходя на улицу, не забывал положить в карман шоколадных конфет — ими он угощал встреченных на московских улицах девушек. А что уж говорить о временах более ранних… «Я в молодости женщину оценивал так: согласен я от нее сифилисом заразиться или нет».

***

В середине 1980-х годов прошлого века я очутился в Париже. В музее импрессионистов бросилась в глаза пожилая хромоножка с палочкой. Было видно, что передвижение в пространстве дается ей с трудом. Зашел в другой музей и снова столкнулся с ней. Подумал: эти дураки-туристы слоняются по одному и тому же путеводителю, по одному и тому же маршруту. Но дальше мой путь лежал в музей Гимэ — место особое и безлюдное, где собраны восточные древности. Каково же было мое изумление, когда я приметил хромоножку и там. Увидев меня, она бросилась за колонну со всей прытью, которую позволяла ее инвалидность. Шла холодная война; спецслужбы всех стран радовались существованию друг друга, нагнетали страсти, раздували щеки и бюджет. В этой раскаленной атмосфере не казалось идиотизмом назначить в агенты наружного наблюдения даже приметную старуху с одышкой и палочкой.

***

В нашем дворе живет старуха. Она шаркает по асфальту, опустив глаза долу, и так горбится, будто боится задеть небо своей немытой седой головой. Она собирает на помойке корки, размачивает их и кормит бездомных голубей. Только завидев ее, они слетаются к ее варикозным ногам. Она собирает на помойке объедки, варит их в облупившейся кастрюле и кормит бездомных кошек. Только завидев старуху, они сбегаются со всех сторон света к узловатым нежным рукам. Когда я протягиваю старухе купюру, она равнодушно засовывает ее себе за пазуху, смотрит на меня водянистым безумным взглядом и произносит: «Знаешь, сынок, все уже умерли, больше мне кормить некого».

***

Японцы — мастера мультипликации. Еще до войны, в 1936 году, они сняли мультик про отвратительного американского агрессора по имени Микки-маус, который напал на страну синтоистских богов — Японию. Понятно, что японские игрушки ввалили американской игрушке по полной программе. Посмотрев мультик, японские генералы воодушевились и налетели на Перл-Харбор. Это было при императоре Хирохито. Дело закончилось безоговорочной капитуляцией и оккупацией Японии американскими мышами, которые к тому времени разрослись до размера крыс.

Самого же Хирохито принудили сфотографироваться с главным оккупантом — генералом Макартуром, который был выше императора на две головы. Чтобы всем было понятно, кто в Японии хозяин. В 1975 году престарелый Хирохито отправился в США на американском самолете. Руку ему жал президент Джеральд Форд, бывший в прежней жизни чемпионом по американскому футболу. Он и был похож на футболиста, с неуместным галстуком на могучей груди. Это была встреча двух неудачников: Хирохито проиграл войну Америке, а Форд — Северному Вьетнаму. Форд исходил из своих представлений о том, что может быть интересно японскому старикану, и заключил, что император уже впал в детство. Так что Хирохито свезли в Диснейленд, где он терпеливо наблюдал парад американских киноперсонажей. А сопровождал его тот самый мышонок. На сей раз поступили гуманно: Микки-маус был чуть пониже императора. Император был согбен, ибо американское небо пригибало его к земле.

Во время представления на аскетичном лице императора не дрогнул ни один мускул. Работа императором требует терпения и хорошей нервной системы. Хирохито было с кого брать пример — он был 124-м японским императором и проработал на этой должности больше полувека. А Форд оказался 38-м президентом США и просидел в президентском кресле меньше трех лет. Оба прожили дольше обычного.

***

Италия, Калабрия, городок Пиццо… Разгар летнего дня: камни плавятся, лицо горит, во рту пересохло. На скамеечке напротив памятнику Умберто I, с остановившимся в девятнадцатом веке взглядом, расселись пенсионеры, ­раз­одетые по последней в их жизни моде: шляпы, пиджаки и галстуки, начищенные туфли на босу ногу. Они шумно обсуждают последние новости: Марко поколотил Марию, скоро свадьба у Никколо. Вспоминают они и те славные времена, когда калабрийский «Катандзаро» играл в высшей футбольной лиге и занял аж седьмое место. Один старик признается: «Мочу стал держать плохо…» Другой его перебивает: «Не бери в голову! В детстве было ведь еще хуже! Так что ты демонстрируешь прогресс!» Старики никогда не сжимают зубы, их попросту нет: свои выпали, на чужие они не заработали, но это не мешает им наслаждаться жизнью. Слово «меланхолия» им незнакомо.

Крепкий дым пенсионерских сигарилл мешается с йодистыми ароматами из рыбной лавки. Тут к пенсионерам подковыливает их подружка — с палочкой. Похоже, они видят ее в таком прикиде впервые, живо интересуются, что с ней. Она гордо отводит палочку в сторону, театрально поднимает вверх левую руку и с нескрываемым фонетическим блаженством восклицает: «Полиартрозо!» И в этот момент кажется, что ничего страшного с ней не произошло и никогда не произойдет, что она сейчас запоет арию…

Александр Мещеряков

Exit mobile version