В научной и околонаучной жизни нашей страны сформировалась устойчивая традиция время от времени критиковать отечественную науку и Академию наук как ее концентрированное проявление.
Иногда инициатива исходит от «продвинутых» профессоров, молодых преподавателей и ученых, ректоров и руководителей образовательных учреждений, а нередко и чиновники от образования и науки высказывают свои претензии к уровню научных исследований. В целом повсеместно высказываются пожелания повысить «эффективность» научной деятельности в стране, усилить конкурентоспособность отечественной науки и т.п.
В ответ со стороны академиков звучат обвинения в неквалифицированности и некомпетентности, а рецептом для решения имеющихся в нашей науке проблем объявляется кратное увеличение госфинансирования и его «правильное» распределение.
При рассмотрении конкретных примеров аргументы обеих сторон звучат убедительно и весомо. Противостояние стало настолько обыденным, что приобретает черты «доброй» традиции, которую могут в скором времени передать по наследству следующим поколениям ученых и управленцев.
Положение дел в области управления наукой и организации научно-исследовательской деятельности может кому-то напомнить басню И. А. Крылова о лебеде, раке и щуке, вот только воз-то катится уже назад.
«И разошлись, как в море корабли…»
По данным статистики, численность исследователей и научных работников в России сокращается, уменьшается и доля исследователей в общем числе занятого и трудоспособного населения. Тем временем в большинстве стран наблюдается существенный рост по этим показателям. Доля исследователей на 1000 человек трудоспособного населения сократилась в России с 7,8 в 2000 году до 6,4 в 2008-м, а в Германии в тот же период увеличилась с 6,6 до 7,4 [1]. В 2012 году по численности персонала, занятого исследованиями и разработками, Россия многократно уступает США, но сопоставима с Германией.
Противоположная динамика наблюдается в области финансирования научных исследований и разработок. Если в 2000 году ассигнования из средств государственного бюджета в России составляли 4,8 млрд долл., а в Германии — 16,8 млрд долл., то к 2010 году ассигнования в России выросли до 25,8 млрд долл., а в Германии — до 28 млрд долл. [2]. Таким образом, объем финансирования науки в нашей стране увеличился более чем в 5 раз (фактически доведен до конкурентоспособных параметров в сравнении с наиболее развитыми странами мира), а в Германии — менее чем в 2 раза (т.е. имеет место только незначительное превышение темпов инфляции).
Отдельный комплекс вопросов имеется к содержательным характеристикам и результатам российских исследований. В последнее время принято уделять особое внимание таким достаточно спорным показателям, как число публикаций и число цитирований в научных журналах, индексируемых в Web of Science. Продолжив сравнение с Германией, мы видим, что в 2010 году число немецких публикаций в WoS более чем в 3 раза превышает число российских (99737 против 29157), а число цитирований за период с 2006 по 2010 год различается в 8,8 раза [3]!
Традиционное в 1990-е годы объяснение негативным тенденциям в отечественной науке, заключавшееся в разговорах об отсутствии денег, не может теперь удовлетворить людей, знакомых с реальным положением дел. Очевидно, что нужно искать системные причины. Можно продолжать рассуждать о комплексном характере накопившихся проблем (устаревшее оборудование, несовершенство законодательства, низкий уровень средних заработных плат и т.п.), но всё это легко решается при умелом руководстве и грамотной организации исследовательских процессов. Поэтому основные проблемы на современном этапе находятся в области управления наукой, включая ее прогнозирование и контроль результатов. Огромное значение имеют квалификационные характеристики людей, занимающихся научно-исследовательской деятельностью.
Молодым везде у нас дорога?
Решение накопившихся в российской науке проблем должно в первую очередь волновать молодое поколение ученых. Ведь именно им предстоит заниматься научными исследованиями в ближайшие 20-30 лет. Развитие исследовательской и информационной инфраструктуры, совершенствование принципов управления исследовательскими проектами и их финансирования — все эти вопросы должны иметь самое первостепенное значение для научной молодежи.
В ноябре 2012 года состоялось два значимых мероприятия для молодых ученых, на которых обсуждались перспективные направления развития, управления и финансирования научной деятельностью в долгосрочной перспективе.
Съезд молодых ученых РАН получил пунктирное освещение в некоторых СМИ [4]. Как правильно заметили многие участники, в деятельности советов молодых ученых отсутствует системное понимание целей и задач, стоящих перед этими квазиобщественными объединениями. В состав советов включаются молодые ученые не по принципам квалификационных качеств исследователя, а по принципам социальной активности и «организационных» способностей. В результате проекты, реализуемые СМУ, в основном носят не научный, а социальный, спортивно-оздоровительный и развлекательный характер. В конечном итоге СМУ могут только принимать опосредованное участие в перераспределении тех или иных материальных ресурсов («ставки» для молодых сотрудников, жилищные сертификаты, надбавки к заработной плате за молодость и т.п.).
Второе мероприятие, симпозиум «Формирование будущего молодежных академий», состоявшийся в Нидерландах, оказалось полностью незамеченным для российских СМИ и даже профессионального сообщества [5]. В симпозиуме приняли участие 57 молодых ученых, приехавших со всех континентов (более 30 стран мира). Большая часть участников являлась представителями национальной молодежной академии своей страны, другие приехали для того, чтобы узнать подробнее о деятельности молодежных академий, принципах их организации и возможных перспективах Всемирной молодежной академии [6].
По результатам работы симпозиума принят документ, содержащий рекомендации и предложения по формированию национальных молодежных академий и базовых принципов их деятельности. В отличие от российской традиции, когда разработчики стандартов исходят из неких личных общетеоретических представлений и идеальной (нередко утопичной) модели, участники симпозиума опирались на практику деятельности существующих молодежных академий.
Наиболее интересный опыт имеет Германская молодежная академия, созданная в 2000 году. Учредителями этой Академии стали две старинные и знаменитые немецкие академии наук — Leopoldina и Берлинско-Бранденбургская. Молодежная академия имеет статус юридического лица и собственный бюджет, формируемый Министерством образования и науки ФРГ и некоторыми фондами. Общее количество членов составляет 50 человек, которые избираются сроком на 5 лет и собираются один раз в год на совместные заседания. Каждый год формируются временные коллективы молодых ученых для реализации исследовательских молодежных проектов, организации молодежных научных школ и конференций и т.п. При этом сами молодые ученые формируют тематику и определяют те направления деятельности, которые кажутся им наиболее перспективными.
Следует отметить, что ежегодно происходит некоторая ротация в составе этой Академии: 10 человек перестают быть ее членами, и одновременно избирается 10 новых. Интересно решена так называемая проблема конфликта поколений. Один год членов Академии выбирают «опытные ученые» из числа представителей крупных научных организаций и фондов, а на следующий год за «новобранцев» голосуют сами члены Молодежной академии.
Членом Молодежной академии наук может стать любой молодой ученый Германии вне зависимости от гражданства, но обязательными условиями являются его/ее выдающиеся достижения в профессиональной области и знание немецкого языка. Интересно, что молодым ученым считается человек не по биологическому принципу (как в странах третьего мира), а по принципу его/ее опыта в научно-исследовательской сфере (т.е. защитивший свой PhD проект не более 7 лет назад) [7].
Наиболее популярным обоснованием для деятельности молодежных академий является тезис о необходимости слышать «голос молодых», а также эти Академии рассматриваются в качестве неких «питомников/ детских садов» для больших Академий (т.е. в нашей отечественной терминологии — «кузницей кадров»). Если смотреть на молодежные академии под этим углом зрения, то во многом «советы молодых ученых» в нашей стране решают схожие задачи, но в более привычной для постсоветского человека организационной форме.
Однако, на мой взгляд, истинные причины, породившие молодежные академии, значительно сложнее. Мировое академическое сообщество понимает грандиозность изменений, происходящих в информационном пространстве современного мира. Многократное возрастание объемов научной информации и стремительное увеличение скорости обмена знаниями формируют новые принципы, методы и подходы для научной деятельности, которые только начинают приобретать свои контуры в начале XXI века.
Академии наук: немного истории
Современные академии наук создавались в европейских странах на рубеже XVII-XVIII веков. Их появление стало своеобразным ответом научного (экспертного) сообщества на глобальные вызовы той эпохи. Великие научные открытия трансформировали жизнь средневекового человека, меняли представления о мире, об обществе, о ценностях, происходило переосмысление прошлого, и намечались новые перспективы для будущего. Появление книгопечатания и массовый переход на новый носитель информации (бумагу) заложили основу для современной модели организации науки, включая ее планирование, прогнозирование и формы представления ее результатов.
Именно поэтому в уставах большинства академий были заложены средневековые принципы, характерные для гильдий ремесленников, когда «мастера» оценивали и выбирали в свои ряды достойного их уровня «мастерства», но при этом акцент был сделан на торжестве научных представлений о мире. Избрание в члены Академии означало, что человек обладает фундаментальными знаниями, открывшимися ему после многих лет научных исследований и после замечательных научных открытий. Членство в Академии наук гарантировало общественное признание уровня мастерства ученого в его области знания, давало ему непререкаемые полномочия эксперта, которые могли оспариваться только равными по его социальному статусу людьми.
В средние века (в эпоху пергамента и рукописей) ученым человеком считался тот, кто прочитал две-три книги и переписал хотя бы одну из них. Ученые того времени жили либо в монастырях, либо при университетах, где хранились и производились рукописные книги, стоившие целые состояния. На протяжении последних трех столетий ученым стали считать человека, ознакомившегося с сотнями трудов по своей тематике исследования, написавшего и опубликовавшего несколько фундаментальных работ, получивших признание профессионального сообщества. Благодаря развитию технологий книгопечатания типичный ученый последних столетий стал обладателем собственной библиотеки, удовлетворяющей его научные интересы [8].
Ученый будущего и его мир
Какой же образ ученого мы имеем в эпоху Интернета и развития компьютерных технологий? Ответ очевиден. Современный ученый отличается от ученого нового времени еще более радикально и значительно, чем исследователи эпохи нового времени отличались от своих средневековых коллег. Новые открытия и изобретения стали настолько привычным и обыденным делом, их тиражирование и внедрение поставлено на «конвейер», а получить доступ к научной информации может любой, совершенно неподготовленный обыватель. В ближайшие 10-15 лет произойдет окончательная смена носителя информации (человечество, возможно, откажется от бумаги и перейдет на электронные носители), изменятся и формы распространения научного знания (книгопечатание уступит место информационным сетевым технологиям).
Наиболее дальновидные академики понимают необходимость новых форм самоорганизации профессионального сообщества, чтобы дать достойный ответ на современные вызовы. Именно те страны, в которых раньше всего произойдут эти организационные изменения, окажутся в мировых лидерах в области науки и образования.
Вопрос же о том, как трансформировать академии наук из средневековых гильдий мастеров-ремесленников в инновационные центры развития, остается всё еще открытым… Жаль только, что в нашей стране мы снова «вне мирового контекста» и вновь мы ищем «третий путь» всё с тем же сильным привкусом советской ностальгии.
Денис Фомин—Нилов,
канд. ист. наук, с.н.с. Института всеобщей истории РАН
1. OECD Factbook 2010: Economic, Environmental and Social Statistics — ISBN 92-64-08356-1. См.: www.oecd-ilibrary.org/sites/factbook-2010-en/07/01/02/index.html;jsessionid=2p1r014q9s6it.delta?contentType=/ns/Chapter,/ns/StatisticalPublication&itemId=/content/chapter/factbook-2010-55-en&containerItemId=/content/serial/18147364&accessItemIds=&mimeType=text/html
2. Индикаторы науки: 2012: стат. сб. — М.: НИУ ВШЭ, 2012, с.356. См.: www.hse.ru/news/hse_pubs/48649786.html
3. Индикаторы науки: 2012: стат. сб. — М.: НИУ ВШЭ, 2012, с. 369.
4. См., например, «Нужны ли мы нам?»: заметки с Собрания молодых ученых РАН 20 ноября 2012 года. ТрВ-Наука № 117, c. 10, «Бытие науки». URL: http://trv-science.ru/2012/11/20/nuzhny-li-my-nam-zametki-s-sobraniya-molodykh-uchenykh-ran
5. The symposium “Shaping the Future of Young Academies”, Amsterdam, 31 October — 1 November 2012. См.: www.dejongeakademie.nl/Pages/DJA/34/403.bGFuZz1FTkc.html
6. Подробнее о Global Young Academy см.: www.globalyoungacademy.net/
7. N.B. В Нидерландах молодым ученым считается человек, защитивший свой PhD проект в интервале от 2 до 10 лет назад. Считается, что первые 2 года — это postdoc, который может и не стать ученым, а найдет себе другой (ненаучный) путь в жизни, а после 10 лет в условиях постоянной исследовательской деятельности человек уже становится опытным ученым, способным учить других.
8. См. статьи историков-медиевистов. Например, в электронном научно-образовательном журнале «История» (www.mes.igh.ru).