15 ноября в Лондоне умер биолог и публицист Жорес Медведев (1925–2018), автор знаменитой книги о «народном академике» Лысенко. В память о Жоресе Александровиче мы впервые публикуем фрагменты из интервью с ним, которое было записано более тридцати лет назад и в тот момент не предназначалось для печати (из-за опасений за судьбу тех участников самиздатской активности, кто остался в СССР).
Вел беседу 4 декабря 1984 году в Бремене историк Дитрих Байрау — молодой профессор и вед. науч. сотр. Института изучения Восточной Европы1 при Бременском университете. Текст адаптирован Барбарой Мартин, ею же написан открывающий публикацию краткий биографический комментарий о Жоресе Медведеве.
Полностью текст беседы будет напечатан в книге «Несколько интервью о Самиздате» — это проект исследовательской программы «История инакомыслия в СССР»2 («Мемориал»). Книгу готовит к публикации Геннадий Кузовкин. В этой книге каждый транскрипт снабжен примечаниями, в них особое внимание уделено самиздатским текстам и людям, которые их писали, распространяли, читали. Когда составитель книги Геннадий Кузовкин обратился к Жоресу Александровичу с просьбой о комментариях, тот любезно согласился и отвечал весьма пунктуально и подробно.
1 forschungsstelle.uni-bremen.de/ru/
2 Web-страница программы на сайте «Мемориала»
* * *
Вместе с братом-близнецом Роем, историком сталинизма и автором книги «К суду истории», Жорес Медведев получил известность на Западе после публикации своих научно-исторических и публицистических трудов, критиковавших разные аспекты советской действительности. С 1973 года Жорес Медведев жил в Лондоне.
Братья Медведевы — дети репрессированного коммуниста. Жорес в годы Великой Отечественной войны принимал участие в боях на Таманском полуострове, был ранен и демобилизован. В 1944–1950 годах он учился в Московской сельскохозяйственной академии им. Тимирязева. Защитил кандидатскую диссертацию по физиологии и биохимии растений (1950). В 1951–1962 годах был научным сотрудником МСХА. В 1962–1969 годах заведовал лабораторией молекулярной радиобиологии Института медицинской радиобиологии Академии медицинских наук СССР (г. Обнинск, Калужская обл.). В 1970–1972 годы — научный сотрудник ВНИИ физиологии и биохимии сельскохозяйственных животных (г. Боровск, Калужская обл.). Он автор нескольких монографий и около 200 научных статей по проблемам генетики, геронтологии, синтеза белка.
Однако Медведев известен не столько своими научными трудами, сколько публицистической деятельностью. Самим известным из его исследований стала опубликованная в США в 1969 году книга «Взлет и падение Лысенко: История биологической дискуссии в СССР (1929–1966)». В ней ученый разоблачал псевдонаучные теории Трофима Лысенко (так называемую мичуринскую агробиологию), которые нанесли ущерб развитию генетики в СССР и служили оправданием для репрессий против ученых, не желавших признавать шарлатанства и жульничества Лысенко. До публикации ранние версии этого исследования широко распространялись в самиздате и пользовались большой популярностью. Среди его читателей были Андрей Сахаров и Александр Солженицын. Автор знаменитого «Одного дня Ивана Денисовича» написал Ж.А. Медведеву: «За много лет буквально не помню книги, которая так бы меня захватила и взволновала, как эта Ваша»1. После свержения Никиты Хрущёва Лысенко был лишен официального покровительства, и речь шла о публикации очерка Медведева, но этот проект не осуществился, и автор передал рукопись за границу.
После публикации Медведев был уволен из обнинского Института медицинской радиологии. В мае 1970 года ученого насильственно поместили в Калужскую психиатрическую больницу. Скорое освобождение состоялось благодаря успешной, получившей международный резонанс кампании советских ученых и писателей в его защиту. В 1973 году Медведев получил разрешение на выезд в Англию на год для работы в Национальном институте медицинских исследований (National Institute for Medial Research, NIMR) Медицинского исследовательского совета (Mediacal Research Council)2. Несмотря на его намерение вернуться в дальнейшем в Советский Союз, он был лишен советского гражданства в августе того же года. В эмиграции Жорес Александрович не прекратил свою общественную деятельность и поддерживал связь с братом Р. А. Медведевым и с другими инакомыслящими в СССР. В 1976 году он первым открыл миру тайну Кыштымской ядерной аварии 1957 года.3
«Я принадлежал к лагерю, который был против Лысенко»
Жорес Медведев: Я родился 14 ноября 1925 года в Тбилиси. В школе учился сначала в Ленинграде, куда переехала наша семья. В 1937 году мы переехали в Москву, где я продолжал учиться. После ареста отца4 нам пришлось уехать из Москвы. Собственно, мы были выселены. Дом, в котором мы жили, принадлежал Военной академии, где отец работал, так что мы переехали опять в Ленинград к родственникам, но там была очень маленькая комната, которую обменяли на Ростов-на-Дону, где я продолжал учиться в 7-м классе.
Я познакомился с Жоресом Александровичем через десять лет после этого интервью, в 1994 году, в Лондоне и время от времени общался с ним следующие лет десять. Мы с коллегой тогда довольно часто ездили поработать в Национальный институт медицинских исследований, а Медведев, уже будучи на пенсии, регулярно приезжал туда в библиотеку. В 1990–2000-е у него было много идей, касающихся российской политики (они с братом придерживались очень левых «еврокоммунистических» взглядов и возлагали серьезные надежды на Ивана Рыбкина), а также замедления старения при помощи правильного питания. По части питания у него были и серьезные практические достижения: в институте ежегодно проводился конкурс продукции домашнего садоводства и огородничества, на котором плоды Жореса Александровича часто получали призы в номинациях кабачков, моркови и др. при дружной поддержке всей русскоязычной диаспоры института. Жорес Александрович накануне обходил всех знакомых и просил прийти на выставку и проголосовать за него.
Я бы добавил еще пару ссылок на работы Ж. Медведева на стыке «науки и жизни».
1. Medvedev Zh. A. Caucasus and Altay Longevity: A Biological or Social Problem? // The Gerontologist, Vol. 14, Iss. 5 Part 1, 01 October 1974, P. 381–387.
Слышал от английских коллег восторженный пересказ его доклада начала 1970-х, в котором он объяснил «феномен кавказского долголетия» тем, что его придумали специально, чтобы угодить стареющему Сталину. Дело дошло до того, что в официальных советских статистических справочниках на возрастной «елочке» Грузинской ССР был подъем численности популяции в группе 100–110-летних по сравнению с 90–100-летними.
2. Международное сотрудничество ученых и национальные границы. Тайна переписки охраняется законом. — Лондон: Macmillan, 1972.
Экспериментальное исследование закономерности перлюстрации писем, которые Ж. Медведев отправлял из СССР зарубежным коллегам. Методика простейшая — согнутый волосок на клеящей поверхности конверта, но дизайн и выполнение эксперимента очень красивые и убедительные.
Андрей Цатурян, вед. науч. сотр. НИИ механики МГУ, член совета ОНР
Затем началась война. В сентябре 1941 года мы эвакуировались из Ростова в Тбилиси, тоже к родственникам. Там я продолжал учиться в 9-м и 10-м классах, но 10-й не успел закончить, потому что был мобилизован в армию в январе 1943 года.
В армии я был семь месяцев. Был ранен на Таманском полуострове в мае 1943 года. После госпиталя я был выписан в конце сентября 1943 года как негодный к военной службе. <…>
Сначала я пытался поступить в Медицинский институт или в Московский университет. Но это был 1943 год, и Московский университет еще не вернулся полностью из эвакуации. В Медицинский институт поступить было трудно. У них была специальная программа, и туда не принимали людей, которые хотели поступить не вовремя. Нужно поступать с 1 сентября и т. д.
Поскольку у меня были интересы в области генетики, биологии, пришлось выбрать третье: выбор пал на Сельскохозяйственную академию имени Тимирязева, где меня приняли студентом. Сначала я поступил на агрономический факультет, потом перешел на факультет агрохимии, потому что я больше интересовался биохимией. Так что я закончил Тимирязевскую сельскохозяйственную академию по факультету агрохимии, но диплом делал по биохимии и физиологии растений, а кандидатскую диссертацию — тоже по физиологии и биохимии растений.
Первая моя научная должность была в биохимической лаборатории в Никитском ботаническом саду в Крыму, возле Ялты5. Я там работал полтора года, но был в очень плохих отношениях с директором, потому что моим научным руководителем был профессор Жуковский6, ботаник, который известен своими спорами с Лысенко. Потом он каялся на Сессии7, но, тем не менее, сохранил очень отрицательное отношение к Лысенко и ко всей этой школе.
В период, когда я был студентом, я участвовал во всех дискуссиях, которые в то время происходили, но на студенческом уровне, а не на уровне академическом. Я принадлежал к лагерю, который был против Лысенко. До начала моей работы с Жуковским я к Лысенко относился положительно, так как он производит впечатление на всех начинающих молодых студентов. Официальная пропаганда производит определенный эффект на людей. И до того, как люди начинают изучать генетику или начинают изучать более серьезно научные дисциплины, Лысенко не вызывает отрицательного отношения.
К счастью для меня, я начал свое образование в 1944 году и поэтому мог в тот период изучать классическую генетику8. <…> Позже генетики уже не было в программах — студенты просто не получали подготовки в этой области и не могли судить, кто прав, кто неправ.
Директором Никитского ботанического сада был некто Коверга9, физиолог растений, но лысенковец (Никитский ботанический сад входил в систему ВАСХНИЛа, в систему Академии сельскохозяйственных наук). Он мне дал тему, которая меня мало устраивала, — работать по физиологии маслин; у меня были интересы в области развития, области старения растений, так что мы, как говорится, не сработались, поэтому я уволился из Никитского сада примерно через полтора года после начала работы. В октябре 1951 года я вернулся в Москву и получил должность младшего научного сотрудника на кафедре агрохимии и биохимии растений. <…>
Мотивация писать [книгу о Лысенко] у меня была давно: первый полемический документ, который я написал по дискуссии о Лысенко, был в 1946 году.
<…> Участие в этой дискуссии, в этой полемике, было непрерывным. Примерно в 1956–1957 годах я начал работу в области строения и синтеза белков, и как раз в это время в этой области был сделан ряд открытий — в основном в Англии, а потом в Америке. Как раз в Институте медицинской биохимии, где я сейчас работаю в лаборатории биохимии, были открыты промежуточные ступени синтеза белка, которые связывали синтез белка с ДНК, т. е. связали генетику с механизмом синтеза белков в очень прямой форме.
В этот период возникла также теория генетического кода, дававшая логическое объяснение, как воспроизводится специфичность белков. Так что я стал непосредственно сталкиваться с биохимической генетикой, как таковой.
В этот период дискуссия с Лысенко уже шла. На уровне ботаники, в основном в области эволюции видов, Лысенко подвергался критике. В области механизма наследственности прямой критики Лысенко не было, потому что очень трудно было что-либо опубликовать. Главные позиции в биохимии (редакторы журналов — Опарин, Сисакян10) занимали люди из группы Лысенко, поддерживавшие его.
«У меня возникло решение издать книгу за границей»
Я опубликовал ряд обзоров, главным образом в смысле популяризации генетического анализа биохимических проблем, т. е. те вопросы, которые считались морганистскими, или менделистскими, или противоречащими лысенковской теории. Можно было уже печатать как обзор литературы в области синтеза белка, в области роли ДНК в синтезе белков. Это был уже период, когда я начал писать книгу о синтезе белков, которая предполагалась как докторская диссертация.<…>
Книга была закончена в конце 1959-го или в начале 1960 года. Точно не помню. Это была первая монография по синтезу белков в связи с проблемой наследственности, развития и старения. Первая обстоятельная монография по синтезу белков. Даже на Западе не было книг по синтезу белков, которые анализировали современные проблемы.
Эту книгу я представил издательству «Наука», поскольку оно было издательством высшей школы11, и я считал, что это естественно. Кроме того, с издательством «Наука» у меня были определенные контакты, потому что я там издавал сборники до этого. Как обычно, издательство принимает рукопись и посылает ее на рецензию двум авторам. У меня, естественно, спросили, кто бы мог рецензировать из признанных ученых. Издательство в праве решать само, кому послать на рецензию. Я рекомендовал одним из рецензентов моего хорошего знакомого и коллегу, очень серьезного ученого Никитина12, который был наиболее крупным ученым в области старения в Советском Союзе <…>. У нас были хорошие отношения. Кто был второй рецензент, я даже не знаю.
Никитин написал очень положительную рецензию, но имел два критических замечания: глава о наследственности написана не с мичуринских позиций. И он рекомендовал эту главу либо переписать, либо полностью исключить из книги…
Меня это несколько удивило. А редактора, который был ответственен за мою книгу (я не помню имени этой женщины), не только удивило, но и испугало. Редакторы часто не читают или не понимают текста, но когда рецензент пишет, что «не с мичуринских13 позиций»… Так что она начала своего рода консультацию, очевидно, с некоторыми другими авторами или научными рецензентами. И в конечном итоге книга задержалась на полгода, потом еще дольше. Наука движется вперед, мне пришлось дополнять, переписывать. В конечном итоге мне книгу вернули с просьбой изъять главу о наследственности. Но с точки зрения чисто логической это было просто невозможно, потому что книга имела определенную структуру, определенную теоретическую основу, и изъять главу о наследственности — значило изъять связующее звено между первой частью книги, где излагались теоретические вопросы синтеза белка и нуклеиновых кислот, и второй частью, где излагались вопросы механизмов развития и механизмов старения. Поэтому глава о наследственности была ключевой главой, связующей обе части. Предложение издательства было просто неприемлемо.
Это был период, когда у меня возникло решение издать книгу за границей. Это не было политической литературой, но я знал, что таких книг нет за границей. И я начал осторожно выяснять, кто мог бы быть заинтересован в издании этой книги. У меня были с этой точки зрения контакты с несколькими учеными, которые приезжали в Тимирязевскую академию. И это был период, когда я в первый раз послал за границу для издания большую статью по старению, по теории ошибок, по биохимическому механизму старения. <…>
Прежде чем передать рукопись за границу, я передал ее в другое издательство — в Медгиз. Медгиз был менее зависим от Лысенко, и рецензенты были другие, рецензенты дали положительный отзыв, так что рукопись пошла в набор, пошла в издание.
Тем не менее в 1961 году, когда в Москве был Биохимический конгресс, я послал с одним из моих коллег14 рукопись за границу и просил выяснить, какое издательство может ее издать. Он нашел издательство, и книга была в конце концов издана в Англии с моими последними дополнениями. Она вышла после того, как вышло советское издание, в переводе с русского, поэтому никто не знал, что я послал рукопись. Это довольно большая работа. На английском языке вышло 600 стр. с дополнительными главами, которые были написаны для английского издания, чтобы сделать книгу более современной.
Был целый ряд приключений с русским изданием, потому что на последней стадии, когда книга была уже отпечатана и тираж частично начал продаваться, всё было остановлено. И опять именно из-за этой главы о наследственности, где было несколько критических замечаний о Лысенко. Книга была под угрозой полного уничтожения. <…> В конечном итоге издательство пошло на компромисс после нескольких месяцев переговоров, потому что они не хотели уничтожать тираж полностью. И я не хотел уничтожать тираж. Несколько параграфов нужно было убрать и заменить другими — так называемая выдирка. Была сделана перепечатка и вклейка нескольких страниц. Это заняло несколько месяцев.
Критические замечания о Лысенко были извлечены из книги. Книга вышла в 1963 году. Но в начале 1962 года, когда книга была в печати, а я не был еще уверен, что она будет издана… даже в конце 1961 года, когда я сдал ее в Медгиз, но не был уверен, что будет положительный отзыв, накапливание всех этих отрицательных эмоций дало мне повод написать полемическую статью о Лысенко, которая была более историческая. То есть по истории возникновения Лысенко.
«Процесс самиздата возник более или менее спонтанно»
В этот период было много рукописей в самиздате о Лысенко15. <…> Но эти рукописи были сосредоточены на анализе лысенковских теорий, что теории неверные и доказательства, почему они неверные.
Мой подход был другой. <…> Как ученый Лысенко был под защитой Хрущёва. Хрущёв постоянно напоминал о том, какой, так сказать, великий ученый Лысенко. <…> И я решил, что более эффективно будет показать, что Лысенко, собственно говоря, выдвинулся на репрессиях против генетиков, что дискуссия в период 1930-х годов была не столь безобидной и что советская генетика потеряла очень много ученых через систему репрессий. И показать связь этих репрессий с той активностью, которую можно было ассоциировать с Лысенко и его школой (Презентом и другими), с обвинениями, которые они выдвигали. Моя точка зрения была такова: поскольку эта линия поддерживается Хрущёвым — критика Сталина, критика сталинского террора; после 1961 года, после ХХII съезда это было популярно, — я считал, что с этой точки зрения будет очень трудно игнорировать этот подход к Лысенко.
Сначала была короткая версия. Примерно 57–60 стр. с анализом. Я ее дал нескольким людям прочитать. Все отнеслись к этому очень хорошо, подсказывали мне новые материалы. Но меня самого увлекли подход и анализ этой исторической части, поскольку таких документов не было.
Я начал работать в библиотеке, начал собирать библиографический материал. Это не так трудно найти, потому что в Советском Союзе есть Летопись журнальных статей, Летопись газетных статей, Летопись книг, причем мало кто пользуется этими летописями. Вот, допустим, директор Тимирязевской академии Столетов16… Известны его основные работы за Лысенко. А я прихожу в Ленинскую библиотеку, беру Летопись газетных статей и нахожу, что Столетов в 1937 году был в Саратове и напечатал там какую-то статью. Я выписываю «Саратовскую правду» и вижу, что есть прямая связь между арестами в Саратове и статьей Столетова против саратовских ученых, и т. д. То есть я мог по определенным фигурам из группы лысенковцев проследить связь между теми репрессиями, которые были среди генетиков, и теми обвинениями, которые выдвигались не только Лысенко, но и представителями его школы.
В итоге возник первый вариант рукописи под названием «Биологическая наука и культ личности», которую я дал прочитать ряду коллег в Тимирязевской академии и в Академии наук, которых я знал. Процесс размножения, процесс самиздата возник более или менее спонтанно. Возник он спонтанно <…> через «Комсомольскую правду». В «Комсомольской правде» один из сотрудников (я не помню имя) попросил у меня статью, популяризирующую генетику. Эта статья потом появилась в 1962 году. в журнале «Нева»17. <…> Для того, чтобы поддержать эту статью, я представил в «Комсомольскую правду» и рукопись более крупной работы. <…> Для того, чтобы получить поддержку других ученых, «Комсомольская правда» размножила 20 экз. моей рукописи. (Это было 200 стр. примерно, под названием «Биологическая наука и культ личности»). Их разослали некоторым академикам: Капице, Кнунянц18 и другим19. Далеко не всё к ним вернулось. И это начало спонтанный процесс размножения в самиздате. Этот вариант был в самиздате значительно более широко распространен, чем вариант, который напечатан значительно позже. Он разошелся более или менее по всему Советскому Союзу. Тысячи экземпляров. Я встречал потом людей из самых различных областей и групп — ученых и даже партийных работников — и был удивлен, что почти все, кого я встречал, читали эту рукопись. Сахаров получил ее в тот период, и почти все академики из химиков и физиков получили ее. Размножение шло разными путями. Как она размножалась, не знаю, но размножение было очень широким.
К счастью для меня, последствий чисто административных, кроме обсуждения на парткоме Тимирязевской академии и определенного давления на заведующего не было. Я сам уволился из академии. Академия была в этот период в трудном положении. Я нашел работу в Обнинске и перешел туда, где Медицинская академия наук была в этот период более или менее независима от влияния Лысенко. Ее президентом был Тимаков, который тоже прочитал рукопись. Блохин, ставший президентом после Тимакова (Тимаков стал вице-президентом), тоже читал рукопись. Они отнеслись очень положительно. Так что препятствий в смысле получения работы в медицинской системе эта рукопись не вызвала. Вплоть до периода, когда Ольшанский20 подверг ее критике в «Сельской жизни»21 и когда на Пленуме ЦК в 1963 году этот вопрос был выдвинут Егорычевым в официальной речи22. Так что это вышло в официальную прессу — вопрос о существовании рукописи как клеветы и т. д.
Если бы Хрущёв не был отстранен в октябре 1964 года, то, по-видимому, давление на Медицинскую академию было бы достаточно сильным, и меня, наверное, уволили бы из Института медицинской радиологии под давлением из ЦК, из других групп. Но как только Хрущёв был отстранен, всё изменилось.<…>
Дитрих Байрау: То, что писал ваш брат, и то, что писали вы — ваши книги о генетике и другие работы, — это попадало на Запад сознательно?
Жорес Медведев: Сознательно. Кроме первой версии книги о Лысенко, которая была напечатана в журнале «Грани»23 тоже в 1969 году, почти одновременно с английским изданием24, без моего согласия и даже против моего ясно выраженного желания.
Что касается меня и моего брата, то это всё было организованно. В нашем случае было важно, чтобы это шло к определенным людям, к определенным издательствам. У нас были связи. Книга о Лысенко, тот вариант, который напечатан… Он был напечатан в связи с тем, что после отставки Хрущёва возникло определенное давление среди академиков, довольно влиятельных людей, считавших, что книга может быть напечатанной, если ее сделать более умеренной, добавить главы о том, как Лысенко был смещен, т. е. показать не только подъем, но и падение.
Была создана комиссия Академии наук. <…> Я представил рукопись в издательство Академии наук, и они ее не отвергли, а создали довольно авторитетную комиссию из 12 человек во главе с вице-президентом Академии химиком Семёновым. [В ней был] хороший генетик Астауров. Я чувствовал, что не будет издано, но шанс был. В начале 1965 года был определенный шанс, что книга может быть издана.
Мне сделали официальное предложение переработать книгу. Я ее переработал: дополнил, расширил, сделал более академической. Как историю. Но на определенные вещи давить невозможно без нарушения качества рукописи. Поэтому когда комиссия вынесла положительное решение, издательство все-таки отвергло книгу. То есть не издательство, а президент Академии наук Келдыш наложил запрет на публикацию.
И я принял сознательное решение передать ее за границу, но нужно было ждать необходимого канала. В этот период через западных журналистов это не делалось.
В определенный момент в 1967 году я встретил известного генетика из Швеции25, с которым мы просто обговорили этот вопрос. И он согласился передать в Америку профессору Лернеру26, который перевел… Там была переписка, я знал, что профессор знает об этой рукописи, и, в принципе, я знал, что он сможет организовать ее издание. Она попала к нему.
Публикация Барбары Мартин и Геннадия Кузовкина
1 Медведевы Ж.и Р. Нобелевские лауреаты России. М.: Время, 2015. С. 56.
2 Организации, распределяющей бюджетные деньги на медицинские (в том числе фундаментальные) исследования.
3 Об этом см. воспоминания Ж. А. Медведева.
4 Медведев Александр Романович (1899–1941), советский военный деятель, отец Ж. и Р. Медведевых, участник Гражданской войны, полковой (по другим данным бригадный) комиссар, член ВКП(б) с 1918 года, старший преподаватель кафедры философии Военно-политической академии им. Толмачева (1930-е), узник сталинских лагерей (1938–1941, Верхний и Нижний Сеймчан, Магаданская обл., умер в заключении). Реабилитирован посмертно в 1956 году.
5 Никитский ботанический сад — научно-исследовательское учреждение, ведущее работы по вопросам плодоводства и ботаники. Расположен на южном берегу Крыма между пос. Никита и Черным морем.
6 Пётр Михайлович Жуковский (1888–1975).
7 Речь идет о печально знаменитой сессии ВАСХНИЛ (31 июля — 7 августа 1948 года), где Лысенко обрушился на генетику.
8 В 1944-м, т. е. за четыре года до разгрома генетики в 1948-м.
9 Коверга Анатолий Сафронович (1904–1989), директор Никитского ботанического сада (1939–1958).
10 Сисакян Норайр Мартиросович (1907–1966), биохимик, академик АН СССР с 1960 года, активный сторонник Лысенко. В 1959–1963 годах Сисакян был главным ученым секретарем Президиума АН СССР.
11 Комментарий Дм. Зубарева (9.07.2016): респондент не совсем точен, издательство относилось к Госкомиздату СССР.
12 Никитин Владимир Николаевич (1907–1993), ученый в области возрастной и сельскохозяйственной физиологии и геронтологии, академик Академии наук УССР (1967).
13 Мичурин Иван Владимирович (1855–1935).
14 Комментарий Ж. А. Медведева (17.12.2015): Ричард Лоренс Миллингтон Синг (Synge, 1914–1994), биохимик (Великобритания). Нобелевская премия по химии (1952). Вывез из СССР рукопись работы Медведева о биохимических механизмах старения (1961).
15 Ж. А. Медведев упоминает о двух ученых, написавших труды о Лысенко, циркулировавшие тогда среди генетиков: А. А. Любищев и В. П. Эфроимсон.
16 Столетов Всеволод Николаевич (1906 (1907) — 1989), советский государственный деятель и ученый-биолог, в 1951–1953 годах — министр высшего образования СССР, в 1959–1972 годах — министр высшего и среднего специального образования РСФСР, действительный член (1968) и президент АПН СССР (1972–1981). Член ВКП(б) с 1940 года, кандидат в члены ЦК КПСС (1952–1956). В 1938–1939-м — редактор журнала «Советское хлопководство». После разоблачительной статьи В. Н. Столетова «О вражеской науке», опубликованной в «Правде», старейший агроном страны, знаток земель юго-востока академик Н. М. Тулайков вместе с Г. К. Мейстером были арестованы и погибли в лагерях. (Об их судьбе рассказал в своей работе Ж. А. Медведев). В 1948–1950 годах — директор Московской сельскохозяйственной академии, стал им сразу после августовской сессии ВАСХНИЛ.
17 Медведев Ж., Кирпичников В. Перспективы советской генетики // Нева. 1963. № 3. С. 165–178.
18 Кнунянц Иван Людвигович (1906–1990), советский химик-органик, основатель научной школы фтороргаников.
19 Комментарий Ж. А. Медведева (16.07.2016): «Я сейчас почти не помню тех ученых, которые читали мою рукопись. Но помню многих, которые не только читали, но и добавляли некоторые подробности, детали. Поэтому самиздатная версия несколько менялась в процессе циркуляции. В предисловии к первому полному русскому изданию (Книга, 1993) и к новому изданию (Время, 2012). Это уже под названием „Взлет и падение Т. Д. Лысенко“ есть большой список тех ученых, больше 30 имен, которые не только читали, но и помогали, делали замечания и добавления и распространяли. Наибольшую помощь оказали А. И. Атабекова, В. П. Эфроимсон, Ф. Х. Бахтеев, Б. Л. Астауров, В. Я. Александров, А. Р. Жебрак, А. А. Любищев, у них были и собственные разработки по проблеме, иногда самиздатные (Эфроимсон, Любищев), но чисто научные. Благодаря этому рукопись еще в период циркуляции „росла“ и увеличилась к 1964 году почти в два раза».
20 Ольшанский Михаил Александрович (1908–1988), советский агроном и селекционер, канд. с.-х. наук, профессор (1936), академик ВАСХНИЛ (1948). В 1960–1962 годах — министр сельского хозяйства СССР. Написал письмо (14.07.1964) в Центральный комитет КПСС Н. С. Хрущёву, где критиковал книгу «Биологическая наука и культ личности» и выступление А. Д. Сахарова на сессии АН СССР (публикацию письма см. lysenkoism.narod.ru/olsh.htm).
21 Ольшанский М. А., президент ВАСХНИЛ. Против фальсификации в биологической науке // Сельская жизнь № 195 (9673) от 18 августа 1963 года . С. 2–3. Дано по кн. Сойфер В. Власть и наука. См. fanread.net/book/8153574/?page=228
22 Егорычев Н. Г. Речь на Пленуме ЦК КПСС // Вечерняя Москва. 1963. 19.06. № 144 (12041). С. 4. Дано по кн. Сойфера В. Власть и наука. См. fanread.net/book/8153574/?page=228
23 Биологическая наука и культ личности // Грани. 1969. № 70–71. В России издана почти через четверть века под названием «Взлет и падение Лысенко. История биологической дискуссии в СССР (1929–1966)». М.: Книга, 1993.
24 The Rise and Fall of T. D. Lysenko. N.Y.: Columbia University Press, 1969.
25 Комментарий Ж. А. Медведева (17.12.2015): Оке Карл Густафсон (Gustafsson, 1908–1988), ботаник, генетик (Швеция), в 1944–1968 — директор института генетики леса в Стокгольме, в 1968–1973 — директор института генетики Лундского университета. Координатор Шведской программы по мутагенезу растений (с 1940). Критик Т. Д. Лысенко. Вывез в 1967 году за границу рукопись (микрофильм) книги Медведева.
26 Комментарий Ж. А. Медведева (17.12.2015): Михаил Лернер (Lerner, 1910–1977), генетик (США), из семьи российских евреев, живших в Харбине; проф. Калифорнийского университета, перевел, редактировал и издал книгу Медведева (1969).