Больше века назад, в январе 1912 года, впервые было высказано обоснованное предположение о том, что материки перемещаются друг относительно друга на поверхности Земли. Сейчас оно лежит в основе геологии, без него изучать нашу планету как единое целое просто бессмысленно. Однако тогда речь молодого метеоролога Альфреда Вегенера сочли просто глупым мальчишеством. В дальнейшем ученым открыто пренебрегали, иногда даже высмеивали, а его гипотезу континентального дрейфа забыли надолго. До тех пор, пока спустя полвека не убедились в принципиальной правоте Вегенера: материки все-таки движутся.
Детство Альфреда
Альфред Лотар Вегенер родился в Берлине, столице Германской империи, 1 ноября 1880 года. Это было очень подходящее место и время для появления на свет человека, ставшего революционером в науках о Земле. На дворе стояла эпоха заката классической научной мысли и рождения новых радикальных идей.
Каково было положение вещей в науке того времени? В 1880 году британский натуралист Чарлз Дарвин был уже в преклонном возрасте, Дмитрий Менделеев уже десять лет как опубликовал свой периодический закон, австриец Людвиг Больцман создавал основы термодинамики — науки о движущих силах физических процессов, — а в Германии недавно защитил диссертацию основоположник квантовой физики Макс Планк, и всего лишь год назад родился Альберт Эйнштейн.
Геология, одна из старейших естественных наук, опережала своих сестер в развитии. Основополагающие труды палеонтолога Жоржа Кювье существовали уже столетие, главный труд отца геологической науки Чарлза Лайеля («Основные начала геологии») — полвека. Другой крупнейший геолог, Эдуард Зюсс, находился в зените славы и готовил собственную великую книгу — «Лик Земли».
Вот в такое время появился на свет Альфред Лотар Вегенер. Его отец Рихард был учителем классических языков в христианской школе и доктором теологии. Рихард был приверженцем прусской системы образования и, стало быть, железной дисциплины. В его семье уже было трое дочерей и один брат Альфреда по имени Курт, старше всего на два года, в дальнейшем сыгравший огромную роль в жизни нашего героя. Пока же — в детстве и подростками — братья вместе играли и интересовались наукой.
Альфред начал свое образование в одной из берлинских гимназий, стал лучшим выпускником своего класса. В 1899 году Вегенер поступил в Берлинский университет, где налег на физику, географию, метеорологию, однако его главной страстью тогда была астрономия. На один семестр Альфред отлучился в Гейдельбергский университет, оставив на время берлинскую жизнь, свои Alma mater и Pater noster. Там тихоня Вегенер показал себя подлинным буршем: забросив лекции, он упражнялся в фехтовании, употреблении пива и всячески жил для себя. Но вскоре эта «вольница» кончилась и больше в его жизни никогда уже не повторялась.
Альфред стал ассистентом в берлинском центре «Урания» — заведении, которое ставило своей целью популяризацию астрономии, в 1905 году защитил диссертацию и в свой срок получил ученую степень. Однако обсерватория с астрономами довольно быстро стала казаться Вегенеру слишком скучным и, видимо, слишком безопасным местом.
Вегенер переходит на службу в другую обсерваторию — уже метеорологическую, близ Берлина. Это научное учреждение обслуживает потребности воздушного транспорта и выполняет исследования высоких слоев атмосферы. Здесь Альфред работает под началом Курта Вегенера, своего старшего брата.
Полет братьев Вегенеров
Альфреда и Курта объединяли научные интересы. Оба любили походы, физику и науки о Земле, специализировались на метеорологии, полярных и морских исследованиях. Братья начали использовать в работе новаторский и зрелищный инструментарий — воздушные змеи, шары и метеорологические зонды. Однако их целью было отнюдь не развлечение. Все эти взмывающие ввысь устройства были нашпигованы приборами, измеряющими температуру, давление и другие свойства атмосферы. С их помощью братья узнавали, как эти параметры меняются с высотой. А заодно побили мировой рекорд по продолжительности полета на шаре. 5 апреля 1906 года Альфред и Курт провели в полете на большой высоте 52 часа — в полтора раза дольше, чем предыдущие рекордсмены.
За эти двое с лишним суток шар братьев унесло ветром далеко на северо-восток. Они пролетели над Данией, видели Балтийское море, после чего были вынесены обратно на юг. Братья явно шли на рекорд, хотя за этим достижением особенно не гнались, а продолжали наблюдения и замеры — до тех самых пор, пока совсем обессиленные не приземлились близ горного массива Шпессарт в Германии.
Этот двухдневный полет был мужественным, но опасным и не слишком продуманным шагом. Альфред Вегенер показал, что способен стойко и решительно, жертвуя собой, добывать научное знание, действуя плечом к плечу с единомышленниками. В дальнейшем это стало характерным почерком его исследований.
Однако еще до этого головокружительного полета в голове у Альфреда возникли мысли о чем-то гораздо более экстремальном. Он решил покинуть обсерваторию, где работал Курт, и отправиться в экспедицию на Крайний Север, в Гренландию.
Полярная лихорадка
Первые десятилетия XX века — время, когда на карте мира исчезали последние белые пятна. Одним из них была Гренландия — ледяной остров, этакая морозная антресоль Старого Света. Покорявшие ее полярники были космонавтами своего времени, чье мужество граничило с безрассудством, а то и с безумием. Миллионы мужчин вдохновлялись их примером и завидовали, дети подражали им в своих играх, женщины восхищались ими и мечтали привлечь к себе внимание героев. Но, кажется, самим героям это было нужно меньше всего. По большей части это были ученые, и стремились они побывать там, где не ступала нога человека. Гренландские экспедиции начала XX века — лишь одна из ярких страниц этой истории.
В 1908 году американец Фредерик Кук заявил, что, передвигаясь со своими компаньонами на собачьих упряжках, сумел достичь Северного полюса. Однако убедительных доказательств Кук представить не смог. Через год о собственном покорении полюса заявил другой американец, Роберт Пири. Ему поверили и называли первопроходцем многие десятилетия. Однако сейчас принято считать, что Пири, скорее всего, тоже солгал. В 1912 году по тем же льдам к заветной точке пересечения меридианов двинулся Георгий Седов, но погиб, даже не приблизившись к полюсу. Первыми людьми, убедительно задокументировавшими свое пребывание на Северном полюсе, стали в 1926 году участники перелета на дирижабле «Норвегия» под руководством Амундсена, американца Линкольна Элсуорта и итальянца Умберто Нобиле. Первыми, высадившимися туда с самолета, стали участники советской Высокоширотной воздушной экспедиции 1948 года. «Приледнившись» близ заветной точки, они через пару дней вернулись домой.
Что касается Южного полюса, то соревнование там приняло самую острую форму. В 1911 году на берег Антарктиды неподалеку друг от друга высадились две соперничающие группы. Норвежец Руаль Амундсен первым прорвался к цели 14 декабря 1911 года, сумел вернуться и лично телеграфировать о своем триумфе. Англичанин Роберт Скотт безнадежно отставал с самого начала и в итоге погиб вместе со всей командой. Хотя эти экспедиции обычно позиционировались как исследовательские, научная составляющая по сути оказывалась на втором плане или даже отсутствовала. Статус первопроходца имел самостоятельную и очень высокую ценность.
Было и множество других историй, скажем, с участием «основоположника полярного дела» Фритьофа Нансена — филантропа, ученого, спортсмена и нобелевского лауреата. Потом были и дрейфующие на льдинах папанинцы, и прочие исследователи Северного Ледовитого океана. Кроме высоких широт, к услугам покорителей оставались и высокие вершины Памира и Гималаев.
Самый большой остров
Но история Альфреда Лотара Вегенера, его жизни и смерти, была историей про Гренландию. Слово «Гренландия» в переводе с датского означает «зеленая страна», хотя название подходит ей разве что в качестве горькой усмешки. Тут было тепло еще в историческое время, но свободной ото льда, снега и фирна (чего-то промежуточного) остается только узкая полоска побережья. Растений совсем мало, климат суров, как на пресловутом Северном полюсе. В центральной части ледяного купола, достигающего местами 3 км в толщину, — гораздо суровее. Там даже летом стоят морозы, однако Вегенер в конечном счете умудрился забраться и туда.
Сначала его целью была северо-восточная часть побережья острова, его последняя не нанесенная на карту область. Именно для ее исследования в 1906 году была снаряжена датская экспедиция под руководством журналиста и этнографа Людвига Мюлиуса-Эриксена.
Вегенер несколько раз предлагал свои услуги Мюлиусу-Эриксену, и тот наконец согласился. Видимо, сильным аргументом стал недавний рекорд (полет на воздушном шаре), благодаря нему 27-летний Альфред уже не был просто рядовым выпускником-отличником. Общая длительность экспедиции — два года, условия, что называется, на пределе, а Вегенер вдохновлен суровой красотой этого морозильника. Он активно проводит метеорологические исследования, оставаясь в базовом лагере.
Когда с наступлением весны 1907 года Мюлиус-Эриксен и его люди начали походы дальше на север, Вегенер проявил инициативу и отправился вместе с одной из групп. Два месяца четверо мужчин шли по побережью, после чего встретили группу под руководством Коха. Те уже закончили собственный поход и возвращались к лагерю.
Мюлиус-Эриксен отправил с Кохом в лагерь свои образцы, а заодно и молодого метеоролога, и двинулся дальше. Вскоре группа датчанина погибла в полном составе, а Вегенера судьба пока берегла…
Атмосфера в доме Кёппенов
После этой экспедиции вес Вегенера как ученого возрос, а его карьера начала быстро двигаться вперед. Первым делом он получил должность приват-доцента Института физики, где активно преподавал метеорологию. Немалый по меркам молодого ученого багаж знаний из разных наук навел его на мысль систематизировать всё известное к тому времени об атмосфере Земли с точки зрения физики. В результате появилась его книга «Термодинамики атмосферы». Вегенеру хотелось услышать критику кого-то более сведущего, чем он сам, — узнать, достаточно ли хороша его рукопись.
Курт посоветовал своего знаменитого коллегу, Владимира Петровича Кёппена, крупного метеоролога и климатолога из морской обсерватории в Гамбурге. Как так вышло, что светоч немецкой метеорологической науки имел русское имя и отчество? Фамильная история Кёппенов — тема для отдельного рассказа.
Отец Владимира, Пётр Кеппен, был академиком Петербургской академии наук, географом и историком, активным исследователем Крыма. Именно туда, под Алушту, регулярно ездил и подолгу жил там Владимир вместе с семьей, учился же он в университетах Гейдельберга и Лейпцига, где в 1870 году защитил диссертацию. Работал поначалу в Санкт-Петербурге, но повздорил с начальством и вернулся в Германию.
Альфред уже бывал в доме Кёппенов, где регулярно собирались метеорологи. Обстановка была дружеская и непринужденная, ученые увлеченно обсуждали животрепещущие вопросы. А теперь, когда Вегенер приехал с новой рукописью, Владимир Кёппен любезно пригласил его остаться погостить пару дней.
Вскоре Кёппен, 63 лет от роду, и 29-летний Вегенер очень сдружились, они поддерживали теплые отношения всю жизнь. Научное товарищество получило неожиданное продолжение — Альфред обручился с Эльзой, дочерью Кёппена, сделав ей предложение в гондоле воздушного шара. Фройляйн Кёппен пришлось слушать cамые главные слова в контексте громкого обсуждения братьями Альфредом и Куртом технических вопросов — шар подняли в воздух не только для романтического жеста. А вот назначенную свадьбу пришлось отложить, причем надолго, ведь Вегенер давно не был в Гренландии.
Опять Гренландия
В 1912 году к Альфреду обратился Йохан Петер Кох, картограф, один из выживших участников последней экспедиции Мюлиуса-Эриксена. Картографировать в Гренландии было больше нечего: береговую линию уже полностью нанесли на карты. Однако неунывающий Кох придумал кое-что поинтереснее: отправиться поперек острова в самой широкой его части. Для этого было необходимо преодолеть тысячу километров по льду. План выглядел чем-то во вкусе Георгия Седова: его автор словно бы ставил своей целью умереть самым ужасным образом и очень скоро.
Вглубь ледяного щита в данном случае означает еще и вверх — трехкилометровая толщина требовала занятия экстремальным «горным туризмом». Туда никогда не совались не только европейцы, но и гренландские эскимосы — инуиты: там просто ничего нет и нечего делать. Лютые морозы круглый год, безумный ветер, никаких ориентиров, как и связи — помощи ждать не от кого. Зато есть бесконечные нагромождения льда и в нем незаметные, но очень глубокие трещины.
Так что медовый месяц Вегенеру заменила вторая гренландская экспедиция. Проблемы не заставили долго ждать: сперва Альфред повредил спину при падении и на месяц потерял способность ходить. В следующем эпизоде весь лагерь едва не накрыло колоссальным ледяным обвалом. Огромные глыбы остановились буквально в трех метрах от палаток. В декабре 1912-го отличился уже Кох, который лично опробовал в деле одну из фирменных гренландских трещин: упал в нее, получил перелом и выбыл из строя на целый месяц.
И лишь затем исследователи смогли наконец двинуться вглубь острова. В пути они провели в общей сложности два месяца, причем их пони и собаки (главные здесь средства передвижения) погибли в самом начале — еще при подъеме на ледяной щит, когда шли наперекор встречному ледяному ветру. Наверху путников ожидал штиль, зато спускались они при помощи буксировочных воздушных змеев, которые тащили сани с грузом вместо павшей гужевой силы.
Уже будучи близко к берегу, путники попали в снегопад, из-за которого потеряли возможность ориентироваться. Запасы были на исходе, сил почти не осталось, и когда они наконец увидели море, стало ясно: городка Превен, к которому они собирались выйти, там нет! Но каким-то чудом рядом проплывал пароход, который подобрал экспедицию в полном составе. Судьба вновь была к Вегенеру благосклонна…
Альфред вернулся на немецкую землю осенью 1913 года. Он наконец отпраздновал свадьбу и занялся одной дерзкой идеей, которая много позже принесла ему славу, а поначалу здорово запятнала научную репутацию. Вегенер впервые озвучил ее незадолго до второй гренландской экспедиции — на всякий случай, понимая, что может и не вернуться. Теперь пришло время засучить рукава и заняться теорией более обстоятельно.
Разлученные материки
Во времена Вегенера во взглядах геологов доминировали концепции с неблагозвучным названиями: фиксизм и контракционизм. Фиксизм предполагает неподвижное (фиксированное) положение материков относительно друг друга. Контракционизм означает, что неровности на поверхности нашей планеты — горные цепи и впадины океанов — возникли из-за неравномерного остывания и сжатия коры, а также ее локальных провалов. Подобное происходит с яблоком в духовке, которое сморщивается при высыхании. Контракционная гипотеза к тому времени существовала давно и пользовалась поддержкой геологов первой величины, включая того же Зюсса.
Однако крамола о мобилизме — перемещении континентов друг относительно друга по горизонтали — закрадывалась в отдельные головы тоже очень давно. Самые ранние примеры относятся к эпохе Великих географических открытий и первых подробных карт Старого и Нового Света.
Вывод Вегенера и его предшественников на самом деле лежит на поверхности: очертания Южной Америки и Африки выглядят как осколки разбитой тарелки, так что территорию современной Бразилии очень хочется совместить с Гвинейским заливом. Примерно так описывают и озарение, снизошедшее на Вегенера — якобы в 1910 году при беглом взгляде на карту мира ученый подметил сходство очертаний континентов. А на следующий год случайно наткнулся на палеонтологические данные, подтверждающие эту догадку. Тут он уже начал целенаправленный поиск доказательств и вскоре решился заявить о своем детище — гипотезе континентального дрейфа — вслух.
6 января 1912 года Вегенер выступил с докладом перед Немецким геологическим обществом во Франкфурте-на-Майне и… вызвал громкое возмущение собравшихся. Оказывается, его идея отнюдь не нова, как и ее подтверждения, как и многочисленные опровержения всего вышесказанного.
После второй гренландской экспедиции Альфред вплотную взялся за развитие гипотезы. Теперь он рассматривает не только Африку с Южной Америкой — он считает, что все, как он их называет, «континентальные глыбы» когда-то были соединены вместе. Термины «дрейф» и «глыбы» наводят на мысль, что картину движущихся континентов Вегенер представил себе, глядя на скользящие по воде глыбы дрейфующих льдов. Он предлагает термин Пангея — от греческих слов «пан» («вся») и «Гея» («Земля») — в качестве названия единого древнего суперконтинента.
За этими мыслями его застала Первая мировая война. Капитан запаса Вегенер оказывается призван в строй, вскоре получает ранение, приходит в себя и вновь «зарабатывает» пулю! На этот раз всё серьезнее — и развитием своей теории Альфред занимался параллельно с длительным лечением. Этот труд получает название «Происхождение материков и океанов». Его первое издание в 1915 году — небольшая брошюра, дальше следуют еще три прижизненные редакции всё большего объема.
Аргументы в пользу дрейфа
Чем же Вегенер доказывает свою правоту? Аргументов в его книге множество, они распределены по отдельным главам. Первыми в ход идут геодезические данные — результаты прямых точных замеров координат определенных локаций. Среди них станции Гренландии, которые за десятки лет наблюдений, как полагал Вегенер, переместились вместе с островом на метры. Далее следуют геофизические аргументы — местные искажения вектора гравитации, а точнее, их отсутствие в большинстве случаев. Здесь же рассмотрены распределение землетрясений и возможные физические основы предполагаемой плавучести «континентальных глыб». Геологические свидетельства состоят в соответствии друг другу пород «разлученных» областей континентов, а также образованных ими структур вроде складок.
Самой большой стала глава, посвященная палеонтологическим и биологическим аргументам. Оказывается, ареалы ряда давно вымерших видов также разорваны береговыми линиями. Вегенер рассматривает небольших пресноводных ящеров — мезозавров, которые обитали на юге Африки и Южной Америки. Другой пример — некогда повсеместные, но вскоре полностью вымершие голосеменные растения глоссоптерисы. В пермском периоде они обитали на всех южных континентах, включая свободную в то время ото льда Антарктиду.
О былой общности континентов говорит и распространение некоторых современных видов, которые явно не могли перебраться через ту же Атлантику сами.
Вегенер упоминает популярную среди его современников-биологов гипотезу «затонувших мостов»: якобы ранее существовали соединяющие материки перемычки, по которым древние виды (вроде окуней, ламантинов и дождевых червей) сумели перебраться в новые края, а после этого сухопутные «мосты» поглотила пучина. Ее Вегенер считает попросту неграмотной с точки зрения наук о Земле.
В дело идут и палеоклиматические аргументы. Ученый-энциклопедист обратился к своей непосредственной специальности в последнюю очередь, рассмотрев признаки распространения древних оледенений, болот, залежей угля и т. д.
Как же к доводам Вегенера отнеслись современники-геологи? Можно сказать, они ушли в отрицание, смешанное с пренебрежением. Особенно радикально были настроены американцы — те иногда высмеивали Вегенера, а его гипотезу открыто называли лженаучной. Сообщество геологов смотрело на Вегенера как на чужака, который выкопал один из главных «флогистонов» их науки и теперь мозолит им глаза.
«Айсмитте» — «в центре льда»
Так или иначе карьера Вегенера понемногу продвигалась вперед. В 1924 году он получил кафедру метеорологии и геофизики в Грацском университете — не на родине, в Германии, а в Австрии. Там он присоединился к брату Курту, обосновавшемуся там первым.
Судьба сулила Альфреду тихое и размеренное существование: авторитет среди коллег, семейные радости (у него с Эльзой родились три дочери), рядом Курт и «дорогой отец» Кёппен, свобода научного творчества… Ответом Вегенера на это вновь стала Гренландия.
Весной 1928 года Общество содействия немецкой науке одобрило очередной проект Вегенера. Начинается подготовка новой экспедиции. Но в том же году неожиданно умирает Йохан Петер Кох, его старый товарищ, на участие которого Вегенер очень рассчитывал. Ко всему прочему в 1929 году начинается Великая депрессия. Однако ничто не смогло остановить ученого.
В ходе новой экспедиции уже немолодой Вегенер вновь поднял планку на небывалую высоту. Предстояло обустроить метеорологическую станцию на самой макушке ледникового щита Гренландии, на трехкилометровой высоте. На фоне этой идеи прежние уже не выглядели столь самоубийственно.
И вот в апреле 1930 года 14 человек во главе с Вегенером отплыли в Гренландию. Весна выдалась поздней, так что целый месяц ушел на ожидание, когда же плавучие льды наконец позволят их судну пройти. Месяц ушел на обустройство станции на западном берегу Гренландии, а еще спустя два месяца в 400 км от берега на трехкилометровой ледяной шапке появляется палатка, окруженная метеорологическими приборами.
Станцию назвали «Айсмитте», т. е. «в центре льда». Тут команда из двух человек, метеоролога и гляциолога (специалиста по ледникам), должна быть постоянно круглый год вести наблюдения. Только здесь можно было получить уникальные данные, подробно описывающие режим ледника в дополнение к сведениям с берегов Гренландии.
Однако наступила уже середина сентября, а на «Айсмитте» еще не удалось доставить необходимое оборудование и припасы. Основным транспортным средством полярников оставались далекие от совершенства собачьи упряжки. В качестве альтернативы Вегенер привез аэросани, которые футуристично смотрелись, но просто не могли ехать по рыхлому снегу.
Теперь речь идет уже о спасении находящегося на станции персонала, которому предстоит зима и морозы до –50 °C, а запас керосина ограничен. Вглубь острова наперекор непогоде устремляются 15 упряжек во главе с Вегенером. Передвигаться очень трудно, многие эскимосы разворачиваются и уходят. В конечном счете от группы остается только сам Вегенер и двое его спутников, а большую часть ценного груза пришлось просто бросить. Новая цель — эвакуация станции.
Спасателей на «Айсмитте» встречают с недоумением. Оказывается, погибать они совсем не собираются. Метеоролог Зорге вырыл в фирне (слежавшемся снегу) целую 15-метровую галерею. В ней довольно комфортно и не приходится тратить столько керосина, как в палатке. Зато еды на «Айсмитте» точно не хватит, чтобы прокормить эту спасательную команду на протяжении всей зимы.
Кому-то необходимо проявить мужество — разумеется, оно находится у Альфреда Вегенера. Прежде чем уйти, он в компании четырех товарищей празднует свое 50-летие. Необычное место, да и обстоятельства для юбилея крупного ученого, сделавшего для науки очень многое и еще способного сделать гораздо больше.
И вот Вегенер на лыжах в сопровождении единственного эскимоса отправляется в дальний путь… На Западной станции его не дождались и решили, что он остался на «Айсмитте». В «Айсмитте» подумали, что он благополучно добрался до берега. Лишь по весне тело Вегенера было обнаружено по воткнутым в снег лыжам. Видимо, ученый умер от сердечного приступа в своей палатке во время отдыха.
Деревянные лыжи в снегу сменили на шестиметровый крест из буровых труб, но самого Вегенера так и оставили во льдах. И сейчас он покоится в той части Гренландии, которая теперь носит его имя — полуостров Альфреда Вегенера. Он находится там, куда стремился, кажется, всю свою жизнь.
Курт вспоминал, что еще подростком Альфред повесил в своей комнате карту Гренландии, на которой был красным нарисован путь через самую широкую часть ледника. Возле нее значилось «Вегенер, 19..».
И все-таки они движутся!
Вегенер погиб, и гипотеза континентального дрейфа потеряла своего главного защитника. Ее называли ложной, антинаучной или просто «дикой фантазией» ее автора. Началось, как это обозначила в своей одноименной книги американский геолог Наоми Орескес, «Отрицание континентального дрейфа» (“The Rejection of Continental Drift”). Среди множества контраргументов выделяются два: первый выражается в том, что Вегенер не был геологом и, стало быть, не мог судить о проблемах геологии. Другой тоже необычен: ученый не мог обосновать механизм дрейфа континентов.
Да, говоря о «континентальных глыбах», скользящих по океаническому дну, Вегенер не брался утверждать, почему это происходит. А ведь массы у материков просто циклопические — стало быть, их толкают не менее циклопические силы. Отметив, что «теория дрейфа пока еще не имеет своего Ньютона», Вегенер осторожно предположил роль приливных сил и вращения Земли, однако они слишком малы, чтобы иметь такой эффект. Но всё же отрицать сам феномен на основе того, что нет механизма, который его объясняет, — прием довольно «грязный» с точки зрения методологии науки. Многие научные теории могут быть полезны, даже оставаясь чисто феноменологическими.
Продолжали поддерживать гипотезу континентального дрейфа немногие — создатель изотопного датирования Артур Холмс, предположивший дрейф еще до Вегенера Фрэнк Тейлор, да некоторые геологи Южного полушария. Прочие же об этой идее позабыли.
Вспомнить ее пришлось уже в 1950-е. Тогда ученые взялись за последнее белое пятно, оставшееся-таки на картах — и пятно огромное. Начались исследования рельефа океанического дна. Оказалось, что глубина океанов в центральной части меньше, чем у берегов, причем линии с одинаковой глубиной повторяют береговые линии. Всё это указывало на особое значение срединно-океанических хребтов.
Другие подтверждения предоставил так называемый палеомагнетизм. Как известно, Земля напоминает магнит с двумя полюсами — Северным и Южным. Вот только они не совпадают с двумя заветными пересечениями меридианов, к которым так стремились полярники. К тому же магнитные полюса перемещаются с довольно большой, «негеологической» скоростью. А еще некоторые содержащие железо минералы «помнят» вектор направления магнитного поля прошлого — это называется остаточной намагниченностью. Благодаря ней мы знаем, что полюса время от времени меняются местами. А еще палеомагнетизм указывает на изменения положения континентов относительно магнитных полюсов.
И это приближает нас к механизму, управляющему «балетом» континентов. Механизму, которого так не хватало вегенеровской гипотезе. Иронично, что это физическое явление Вегенер отлично знал со школьной скамьи и постоянно видел, изучая атмосферу, — хотя бы простое образование облаков.
Это простая конвекция — перемещение текучих потоков вверх при нагревании. Конвекцию можно наблюдать и в атмосфере, и в океане, и в кастрюле с супом, который очень наглядно визуализирует конвекцию на своей поверхности в виде так называемых ячеек Бенара.
Еще при жизни Вегенера британец Артур Холмс (в 1929 году первым определивший возраст Земли с помощью изотопного датирования) предположил, что конвекция происходит и в верхнем, вязком слое мантии нашей планеты. В этом случае границы ячеек Бенара — это области срединно-океанических хребтов. Здесь восходящие потоки магмы подходят к поверхности и становятся новыми слоями океанической коры, заодно расталкивая в стороны и ее саму, и континенты. Тем временем на противоположном своем краю океаническая плита может задвигаться под континент, прогибаясь и разламываясь под его тяжестью, отчего там часто происходят землетрясения. Выходит, на Земле работает огромный конвейер по производству и разрушению океанической коры.
Новая концепция, согласно которой не континенты плавают по океанической коре, а она сама перемещается с ними в качестве массивных пассажиров, назвали тектоникой плит. Тектоника плит стала теорией, которая вобрала в себя гипотезу «континентального дрейфа» Вегенера и сейчас считается непреложной.
* * *
Правда, Альфред Лотар Вегенер ошибался насчет скорости движения континентов — на деле это всего лишь считанные сантиметры или даже миллиметры в год. Его осторожные предположения о механизмах дрейфа тоже были неверны. Но он оказался прав в самом главном — в том, что материки перемещаются друг относительно друга. А также в том, что стоял на своем до конца.
Михаил Орлов, научный журналист, биолог
Загрузка...