Мораль Прыгунова, или Уроки истории остаются невыученными

В нашей прессе меня часто занимают не сами статьи, а ком­ментарии анонимных (и не очень) читателей: в этих откровенных и эмоциональных высказываниях не хуже всяких социологических опросов выступают те бытующие в народе мне­ния и идеи, на которые ученым стоило бы обратить внимание. На сайте «Эха Москвы» в обсуждении блога Ю. Штымова (пост «Дежурный демагог взахлёб о чем-то врет») меня привлек коммент некоего Прыгунова, который можно было бы принять за пер­воапрельский текст, если бы не святая искренность автора-патриота. Вот этот коммент:

«На одной чаше весов — воссоединенный с Россией Крым, на другой — мешок порося­чьего визга европолитиканов и угроз педерастов из ПАСЕ. Ну и? Выбирайте свою чаш­ку :) Российская Империя не должна отвлекаться на каждый чих обидившихся пигмеев — хрен на них, пусть не стоят на пути. Ну а опущенные внуки Гитлера пусть вообще прикусят язык — им за холокост еще платить и платить шустрым внукам пострадав­ших. Мы снова вступили в период прозрачной политической юности мира: кто сильнее, тот и прав, кто успел, тот и съел. Ну, а кто лох… Тому даже и сочувствовать стыдно!»

В этом комменте существенны не промахи неопытного полемиста. Ну, стоит ли так презрительно отзываться о «европолитиканах», когда в ответ на «поросячий визг», коего мешок, Путин ночью позвонил Президенту США, после чего госсекретарь Кер­ри повернул свой самолет на встречу с Лавровым в Париже? Ну кто же станет акцен­тировать внимание на «педерастах из ПАСЕ» после писаний нашей прессы о педера­стах из администрации Президента одной большой страны, состоящей, кстати, в ПАСЕ?

Ну не смешно ли писать о «чихе обидившихся пигмеев», застрявших на пути вели­кой империи, когда производство этой империи в десять раз меньше производства одного из этих «пигмеев» — не на 10%, а в десять раз! Когда вся финансовая мощь этой империи равна мощи одного из 50 штатов государства-«пигмея». Ни ко «внукам Гитлера» (так он именует нынешний немецкий народ), ни к «шустрым внукам постра­давших» (так он аттестует израильтян) у него нет ни симпатии (она от него и не ожи­дается), ни уважения (а уважать тех и других есть за что). Ладно, оставим эту его ри­торику без рассмотрения.

Сердцевина прыгуновского коммента состоит в ликовании по поводу возвращения «прозрачной политической юности мира: кто сильнее, тот и прав, кто успел, тот и съел. Ну а кто лох. Тому даже и сочувствовать стыдно!». Это откровенное провозглашение той политической морали, которую некоторые политические деятели исповедуют тай­но, зачитываясь Макиавелли и Лебоном.

Никколо Макиавелли, дипломат XV-XVI веков, в своем главном произведении «Го­сударь» ставил «государственный интерес» над законом и моралью, презирал хри­стианскую религию за пацифистские декларации, учил правителя технике удержания государственной власти. Любопытно, что государь просвещенного XVIII века посвя­тил свою юношескую книгу опровержению Макиавелли, назвав ее «Антимакиавелли»: «Я дерзаю ныне выступить на защиту человечества от чудовища, которое желает его уничтожить; вооружившись разумом и справедливостью, я осмеливаюсь бросить вызов софистике и преступлению…».

Этим государем был прусский король Фридрих II, прозванный Великим и прославив­шийся позже мастерским применением поучений Макиавелли. Его биография началась с заговора против отца, и отец отрубил голову его любовнику и соратнику перед глаза­ми Фридриха. Фридрих оказался талантливым полководцем и разбил Саксонию и Ав­стрию, но в Семилетней войне русские войска взяли Берлин, и спасла Фридриха только смена монарха в России (на престол тогда вступил немец Петр III, обожатель Фридриха).

Гюстав Лебон, психолог и социолог XIX-XX веков, изучал феномен толпы. Он при­шел к выводу, что, растворившись в толпе, человек становится внушаемым и легко под­дается низшим инстинктам, так сказать, звереет. Этим пользуются, выбиваясь в лиде­ры, личности пассионарные, истеричные и беспринципные. В этих случаях действуют простейшие лозунги и весьма примитивные аргументы, неустанно повторяемые. Эти принципы, по Лебону, лежат в основе революций и выплесков агрессии. Книгу Лебона «Психология народов и масс» очень тщательно изучали многие политические де­ятели, в том числе В.И. Ленин.

Прыгунов очень ко времени высказал ту идею, которая движет многими простодуш­ными радетелями территориальных захватов, лишь бы они были «в нашу пользу»: «от них — к нам», невзирая на обстоятельства, на право, на репутацию, на международные связи, на возможности обретения союзников. Тут сказался очень старый, очень при­митивный и распространенный принцип этноцентризма, характерный для первобыт­ных племен, но действующий в не столь явном виде до сих пор, проявляясь в наибо­лее отсталых, консервативных и реакционных режимах.

Это деление всего мира на «мы» и «они» по этнической принадлежности и уве­ренность «простых людей», что всё, что «свое», «нашенское» — отличное, превосхо­дное, правильное, мы всегда и во всем правы, а всё, что «чужое», «ихнее» — заведомо скверное, жалкое, смешное, вредное, чужие всегда виновны и неправы, ничего хоро­шего от них прийти не может. Этноцентризм был как явление впервые открыт толь­ко в XIX веке австрийским социологом Гумпловичем, а затем развит американским антропологом Уильямом Самнером. Ныне чаще говорят не об этноцентризме, а о его конкретном проявлении — ксенофобии.

Ни Прыгунов, ни его подражатели и вдохновители не учитывают фактор времени и уроки истории. Все случаи реализации этой морали, особенно в современной исто­рии, оказывались успешными лишь в короткой перспективе и неизменно провалива­лись, в конечном счете, потому что наталкивались на мобилизацию всего остального мира, осознавшего необходимость остановить и проучить зарвавшегося агрессо­ра. Адольф Гитлер после шести лет успехов своей агрессии («кто успел, тот и съел») — Австрия, Судеты, Чехословакия, Польша, Франция и т. д. — имел возможность подумать над краткосрочностью таких успехов в своем бункере в Берлине перед тем, как про­глотить крысиный яд.

Бенито Муссолини также имел время подумать над несколько более продолжи­тельной, но всё же краткосрочной чередой своих успехов (Абиссиния, Албания, части Югославии и Греции), когда болтался на виселице, подвязанный за ноги. В подземном схроне и потом перед виселицей имел возможность подумать и Саддам Хусейн, при­помнив свое нападение на Кувейт и прочие художества.

К сожалению, в жизни, как в школе, — уроки истории всегда остаются невыученными.