Предельная бесполезность

Сергей Белков
Сергей Белков

Я часто слышу, что качество продуктов сейчас отвратительное, не то, что было рань­ше. Я с этим не согласен и не понимаю тех, кто так считает. Возможно, дело не в качестве, а в количестве? Оказывается, в весьма заштатном магазине одной известной эконом-сети, который ближе всего к моему дому, продается рис шести разновидностей. Кто-нибудь 20 лет назад мог себе представить, что такое возможно? Не колбаса, не хлеб, а рис? Это за­штатный магазин около дома. В каком-нибудь гипермаркете, уверен, эту цифру мож­но еще увеличить.

Пример риса не самый показательный. Мне удалось насчитать 21 вид майонеза, 6 — крабовых палочек, 12 — маринованной кукурузы и 5 — куриных яиц. Перепелиных почему-то в этом магазине не продают. Из этих продуктов можно соорудить 45 360 ва­риантов крабового салата. Если есть его два раза в день, то хватит на 62 года. А если готовить салат оливье?

Я не понимаю тех людей, которые жалуются на современные продукты, на то, что они все одинаково плохие и невозможно что-то выбрать для себя. Малый выбор и низкое качество были тогда, когда (я был совсем маленький) мои родители по выходным езди­ли в Москву за колбасой, хранили ее в сетке, вывешивая за окно. Когда в моем городке было мороженое всего двух видов: за 13 и за 15 копеек, а наличие их одновременно было большой редкостью, чаще — полное отсутствие. Когда по телевизору было всего два канала, демонстрирующих программы сомнительного советского содержания, и их все смотрели с удовольствием, особенно «Песню года». Сегодня у меня таких каналов 54, на любой вкус, но я часто ловлю себя на автоматическом перебирании их с помощью пульта, не в силах остановиться более чем на несколько секунд. Действительно, странно. Настоящее дало нам такой огромный выбор всего, любого качества и количества, а мы находимся в каком-то замешательстве, в неопределенности и даже часто в раздраже­нии. Отсюда — недовольство качеством товара и обвинения производителя в алчности.

Рис. О. Добровольского
Рис. О. Добровольского

Не секрет, что, мы, люди, всегда пытаемся найти некую рациональ­ную причину происходящего с нами. Если этой причины нет или она нам неизвестна, то мы ее попросту выду­мываем. Свои собственные действия мы при этом склонны оправдывать внешними обстоятельствами. А дей­ствия других людей — их личностны­ми характеристиками. Вспомните, ког­да вы опаздываете на работу, то ви­новаты всегда пробки, гололед или простуда, а наше нежелание выйти на 10 минут раньше тут ни при чем. Но когда опаздывает ваш коллега, то, разумеется, виновата его несобран­ность и безответственность. Так мо­жет быть корни нашей неудовлетво­ренности не стоит искать в действи­ях производителей и торговых сетей, а обратить внимание на себя?

В экономической теории есть такое понятие — «предельная полезность». Смысл очень простой — каждая по­следующая единица потребленно­го товара уменьшает полезность, ка­кую этот товар приносит потребителю. К примеру, съедаете вы одно моро­женое и получаете удовольствие. По­том второе — удовольствия уже меньше, но вроде ничего. На четвертом вы сомневае­тесь в том, что это мороженое вкусное. На шестом вы в недоумении, как эта гадость во­обще кому-то может нравиться. Съесть восьмое вас может заставить только майор КГБ в подвале на Лубянке. Потому что с каждой следующей потребленной единицей това­ра полезность его (в экономическом, не медицинском смысле слова) снижается, пере­ходя через «бесполезность» в «отрицательную полезность» — назовем ее «вредностью». Теория предельной полезности не занимается вопросом выбора, лишь вопросом по­требления и установления цены на товар. Но если задуматься, то «выбор» — это ведь тоже товар. Магазин с более богатым ассортиментом привлекает больше покупателей. Провайдер Интернета с обилием дополнительных услуг — больше клиентов. Телефон с большим числом функций продается лучше. Как тогда быть с предельной полезностью «выбора» как товара? Если у нас вообще нет выбора, то любая возможность получить любой продукт об­ладает высокой полезностью. Поэтому и катались родители в заслуженный единствен­ный выходной в столицу за колбасой, не жалея восьми часов на дорогу. Когда у нас есть выбор из трех сортов колбасы в магазине рядом с домом — это прекрасно, это достав­ляет удовольствие, и предельная полезность самого «выбора» всё еще высока. Мы мо­жем принять рациональное решение, купив именно тот сорт, который нам нужен. Ког­да этих колбас становится два десятка — границы между их характеристиками начина­ют смазываться. Вне зависимости от того, из чего и кем они сделаны, нам они начинают казаться одинаковыми. Не просто одинаковыми, а одинаково плохими, хуже, чем те три, которые были раньше. Производители выпускают новые сорта, расширяя линейку и дополнительно сглаживая разницу, ухудшая воспринимаемое качество. Мы всё чаще, по­купая когда-то любимый вид колбасы, вздыхаем, сетуя на то, что он «больше не такой». Отдельным удручающим фактором становится возросшая цена ошибки. Вспомните, как раньше мы относились к небольшим замеченным недостаткам купленных товаров, как сами доводили до ума топорно сделанный кухонный гарнитур. И как сегодня мы не­годуем по поводу незначительной царапины. В те времена, когда колбаса была только одна, ответственность за покупку невкусного или «испорченного» батона лежала пол­ностью на магазине. У нас просто не было другого выбора, мы купили то, что было в на­личии. Сегодня за качество тоже отвечает магазин. Но за неправильный выбор винить мы можем лишь себя. Именно мы, такие рациональные, добровольно умудрились схва­тить с полки просроченный продукт. А быть виноватым никому не нравится.

Качество и доступность выросли, а чувство удовлетворенности падает. С каждой но­вой доступной опцией предельная полезность самого понятия «выбор» снижается, пре­вращаясь в «бесполезность» и даже «вредность», неминуемо снижая воспринимаемое качество каждой отдельной опции. Если выбор слишком велик, то ценность товара для конечного потребителя может оказаться ниже, чем в отсутствии выбора.

Сергей Белков