Профессор, докт. физ.-мат. наук, ведущий научный сотрудник Московского института открытого образования, эксперт в области применения точных методов в гуманитарных науках Алексей Гладкий прислал в редакцию несколько слов памяти Артёма Козьмина.
3 февраля 2013 года пришло известие, ударившее как обухом по голове: погиб Артём Викторович Козьмин. Когда умирают люди моего поколения (мне 84), это в порядке вещей. Но когда человек уходит из жизни в расцвете сил, невольно думаешь: как это несправедливо, и как горько сознавать, что его больше нет! Как написал Илья Хаит в заметке, напечатанной вместе с другими воспоминаниями в ТрВ-Наука № 3, это пустота, которую невозможно заполнить. Мне тоже есть что рассказать про Артёма — немного, но кое-что, надеюсь, это к его образу добавит.
В 1996 или 1997 году, точно не помню, я начал на факультете теоретической и прикладной лингвистики РГГУ спецкурс, посвященный истории учения о падеже от античности до середины ХX века. Вместе со студентами ФТиПЛ’а его слушал студент истфила Артём Козьмин. Но слово «слушал» здесь не подходит: от «слушателей» требовалась активная работа, и Артём был самым активным. Он был тогда, если не ошибаюсь, на 2-м курсе, но уже хорошо знал латынь и древнегреческий.
Еще я читал на истфиле логику. Курс был нестандартный, с серьезным математическим аппаратом; он тоже требовал активной работы, и Артём тоже был самым активным. А в 2003 году я встретил его на семинаре по теоретической семантике, где собралось много лингвистов всех возрастов, и он подарил мне автореферат только что защищенной диссертации. Я прочел ее взахлёб: работа была необычайно интересна.
Потом мне однажды понадобилась консультация фольклориста: в изданном в 60-х в г. Кирове сборнике вятских сказок, прибауток и потешек, которые я читал когда-то своим детям, была сказка с точно такой же фабулой, как рассказ Гомера о хитроумном Одиссее и циклопе Полифеме и известный эпизод нартовского эпоса, где действует двойник Одиссея Сослан.
Я позвонил Артёму и попросил объяснить, в чем дело. Ни на секунду не задумываясь, он назвал автора и год издания (близкий к 1910-му) книги «Вятский фольклор», из которой наверняка всё заимствовал составитель сборника 60-х годов, и добавил, что точно такая же сказка встречается в Полинезии. Как будто всё это хранилось в его «мгновенной памяти», а такое возможно лишь при условии, что там всё строго логически упорядочено.
И вот еще что хочу добавить. В «Троицком варианте» я увидел рядом с именем Артёма Козьмина хорошо знакомые мне имена Петра Аркадьева и Юрия Ландера. Петя Аркадьев придумал замечательную вещь — лингвистическую рассылку Mosling, позволяющую лингвистам всего земного шара сообщать и узнавать о семинарах, конференциях, новых книгах и журналах, обращаться к коллегам с разного рода просьбами. Печальные новости мы тоже узнаем из Mosling’a. Известие о гибели Артёма пришло от Пети.
А с Юрой я познакомился в 1991-м, когда он, четырнадцатилетний мальчик, поступил в лицейский класс при РГГУ, где я преподавал математику. В 94-м он поступил на ФТиПЛ РГГУ, а с 1999-го работает в Институте востоковедения. Круг интересов у него очень широкий — от полевой лингвистики до формальной семантики, где используется очень сложный математический аппарат. А с недавнего времени он преподает на лингвистическом отделении ВШЭ.
Так что «связь времен» не порвалась: незаметно выросло поколение «гуманитариев», которые дружат с математикой и компьютерами, и за ним растет следующее. (А давно ли «гуманитарные школы» создавались под лозунгом «Долой математику!»?) И эти новые «гуманитарии» образуют уже очень плотную среду, в возникновение которой очень весомый вклад внес Артём Козьмин.