В № 16 от 12 августа этого года ТрВ-Наука уже рассказывал об уголовном деле руководителя Физико-энергетического института имени А.И. Лейпунского в Обнинске Сергея Георгиевича Калякина. Доктор техн. наук обвиняется по ч. 4 ст. 159 УК РФ («мошенничество, совершенное организованной группой»). Сергею Калякину грозит до 10 лет колонии. Свою вину он полностью отрицает.
Дело находится на стадии предварительного расследования, поэтому доступ к его материалам для общественности ограничен. Тем не менее в ходе нескольких судебных заседаний по вопросу об избрании и продлении обвиняемым меры пресечения, независимым экспертам, наблюдающим за развитием ситуации, удалось составить о ней некоторое представление и сделать первые выводы.
Судебный репортер Вера Васильева специально для нашей газеты взяла интервью у одного из таких наблюдателей — кандидата географ. наук, ответственного секретаря Общественного комитета защиты ученых Эрнста Исааковича Чёрного.
— Эрнст Исаакович, как давно Общественный комитет защиты ученых наблюдает за развитием уголовного дела Сергея Калякина? Сложилось ли у Вас за это время какое-то впечатление о нем?
— Мы занялись делом Калякина с весны этого года, когда к нам обратились его родственники с просьбой по-мочь разобраться с тем, что происходит. Все наши впечатления построены на тех документах, которые доступны. Ни с документами следствия, ни во-обще с его позицией мы пока не знакомы. Всё это тайна следствия. Но кое-какие вещи нам известны.
Суть дела заключается вот в чем. В «Росатоме», так же как в Академии наук, создана специальная организация, которая ведает всеми финансово-экономическими и материально-техническими делами институтов — владеет материальной базой, финансами и так далее. В Академии наук это ФАНО — Федеральное агентство научных организаций. Совершенно аналогичная история существует и в «Росатоме». Там есть управляющая компания ЗАО «Наука и инновации», которую возглавляет Вячеслав Першуков. Через эту организацию, по крайней мере по согласованию с ней, должны проходить все финансовые операции научных организаций отрасли.
Похоже, Калякин, будучи и.о. генерального директора, пренебрег этими установками, и его институт как-то не особенно согласовывал с ЗАО «Наука и инновации» новые проекты, договора, словом, вел себя более-менее независимо. Такая вольность, похоже, не очень нравилась ЗАО «Наука и инновации», которое по положению имеет право на 3% от годового оборота института.
Вокруг этих трех процентов, похоже, всё и вертится, хотя, естественно, это нигде не «всплывало». А формальная сторона дела связана с договорами, которые были заключены ФЭИ со сторон-ними организациями. Кстати, формально Калякин к работе по этим договорам непричастен, тем более к экономической их части, хотя, как руководитель организации, он, естественно, подписывал некоторые итоговые документы.
Вообще, на самом деле нет и дела! А обвинение в мошенничестве есть. Удивительно! Мы говорим о том, что надо двигать вперед науку, повышать конкурентоспособность. Но с теми, кто это может делать, но ведет себя независимо, с теми, кто активно работает, случаются вот такие истории. При этом, несмотря на то что дело носит экономический характер, ученого сажают за решетку, где Калякин и находится уже десять месяцев.
— Общественный комитет защиты ученых долгие годы оказывал помощь ученым, несправедливо обвиненным в шпионаже. Почему Вы обратили внимание на дело Калякина? Ведь в нем только экономические обвинения.
— Если раньше негодных ученых чаще всего обвиняли в государственной измене, то сейчас большинство поняло, что это уже не проходит — слишком много «шпионов». А это уже смешно. Сейчас обвиняют в мошенничестве. И хотя в истории с Калякиным нет пострадавших, тем не менее следствие ведет это дело таким образом.
Самое печальное, что следствию удалось склонить нескольких человек из ФЭИ к сотрудничеству. За это их фактически вывели из дела, они находятся под домашним арестом. Единственный сидящий за решеткой — это и.о. директора института Калякин.
— Почему, на Ваш взгляд, Калякин удерживается под стражей, несмотря на то что ему не предъявлены обвинения в насильственных преступлениях и, более того, другие обвиняемые находятся под домашним арестом?
— Если уголовное дело возбуждено, то кто-то должен сидеть за решеткой. Такая логика господствует в нашей стране. Не может быть так, чтобы никто не сидел. Тогда зачем бы возбуждали дело? А слишком независимая позиция Калякина, я думаю, привела к тому, что его решили таким образом отстранить от управления крупным институтом и серьезными финансовыми ресурсами.
Однако посадить за решетку — это одно, а вот доказать вину — это совсем другое дело. Не продекларировать, как делает это сегодня следствие, а доказать в реальном состязательном процессе. Руководствуясь при этом законом и совестью. В трех судебных процессах по изменению меры пресечения Калякину, мне представляется, такая важная составляющая, как совесть, заблудилась где-то в коридорах гражданки Фемиды. Тем не менее я не уверен, что в нормальном судебном процессе Калякину может быть вынесен обвинительный приговор.
На одном из трех судебных процессов по изменению меры пресечения я видел следователя. Его выступление, на мой взгляд, было просто чудовищным. Лично у меня сложилось такое впечатление, что это дело сооружено на пустом месте. Главный аргумент следователя, по-чему Калякин должен находиться за решеткой, просто озадачивает: он не вернул «похищенные деньги». А разве суд уже установил, что Калякин что-то похитил? Странные аргументы следствия и странный следователь, который такими аргументами оперирует.
Следователь выступал не только как обвинитель Калякина, но и как адвокат других участников этого дела. Он выгораживал тех обвиняемых, которые пошли на сделку со следствием. Он объяснил суду, как они замечательно себя повели, перекладывая вину на Калякина. Получается так: обвиняемые вступили во взаимодействие со следствием и в знак благодарности их отпустили? Их фактически выводят из дела. Калякин возражает, Калякин сопротивляется, Калякин должен сидеть. Его надо сломать. За десять месяцев всего два следственных действия! А ничего не делается потому, что ничего нет. Не с чем работать. Просто ломают. Вот он и сидит за решеткой в СИЗО «Бутырка», в камере, где, по-моему, находятся двадцать человек.
— Что в этом деле вызывает Вашу особенную озабоченность?
— То, что это бульдозер, машина, которая может быть запущена по любому поводу, если она заказана. Так, как заказывают такси. Эта машина ни в чем не разбирается. Если в задании было написано «Калякин», значит тот должен быть раздавлен.
Единственная надежда на то, что люди все-таки проснулись — ученые, главы научных институтов. У меня есть копии документов — это обращения очень многих научных учреждений, руководители которых ходатайствуют об изменении меры пресечения для Сергея Калякина. По крайней мере сейчас, на время следствия и суда. Среди этих учреждений — Международный центр по ядерной безопасности, Конструкторское бюро машиностроения имени Африкантова, Российский федеральный ядерный центр и так далее. Много организаций, целая стопка ходатайств, где люди говорят о том, что Калякин — порядочный человек по определению. Они много лет знают Сергея Георгиевича, и это лучшее доказательство его порядочности. По-тому как если человека знали много лет и он всё это время вел себя порядочно, то очень сомнительно, что теперь, вблизи вершины, он стал разменивать свою научную и общественно-гражданскую репутацию на денежные знаки.
— Как отреагировал суд на эти ходатайства?
А суд традиционно отреагировал. Послал. То есть оставил Калякина под стражей. Доктор наук, известный ученый и за решеткой. О какой науке в такой ситуации можно говорить? Петрики, похоже, нужны сегодня нашей стране, а не калякины. Как, впрочем, не нужны нашей стране афанасьевы, бобышевы, даниловы, сутягины, сойферы, бабкины, кайбышевы, решетины и многие другие ученые, попавшие за решетку по ложным обвинениям.
— Можете ли Вы сформулировать сейчас какие-либо требования, которые Общественный комитет защиты ученых выдвигает государству, правоохранительным органам в связи с делом Калякина?
— Ученые — это тот контингент, которых сажать в тюрьму вообще не следует просто так, только по подозрению. А в деле Калякина сейчас ничего, кроме подозрения особо «бдительных» следователей, нет.
Конечно, мы не знаем, как идет следствие. Это, видимо, знают адвокаты, но они не разглашают следственную тайну. Однако, судя по тому, что произведено всего два следственных действия, ничего не делается.
Мы знаем похожие дела, но не экономического характера, а связанные с обвинениями в государственной измене. Там тоже ничего не было. И тем не менее следствию, а затем и послушному суду удавалось всё это реализовать, люди получали большие сроки.
Но я надеюсь, что в этот раз мало-вероятно, чтобы это получилось, хотя бы потому, что люди осознали — так можно вообще любого отправить за решетку. Я думаю, что общественность сейчас будет требовать гласности и доказательств. В частности, поэтому выступают директора и ведущие сотрудники крупнейших научных учреждений «Росатома». И мы тоже выступаем с этой же позицией. В частности, академик Российской академии наук Юрий Рыжов, председатель нашего Общественного комитета защиты ученых, ходатайствует об изменении Сергею Калякину меры пресечения, в том числе и под свое личное поручительство.
— Намерен ли Общественный комитет защиты ученых и дальше следить за этим делом?
— Да, конечно, безусловно. Я думаю, что всё зависит и от позиции защиты, и от позиции самого Сергея Калякина, и от позиции его семьи. Если они захотят, то мы будем широко привлекать к освещению этого дела средства массовой информации.