Богатырь пытался читать надписи, медленно покачивая головой. Волосы на голове шевелились, будто змеи. С кладбища дул сильный ветер: это поддувала левой ноздрей голова почившего в давние времена Черномора. Тело его в свое время опустили в могилу в стоячем положении; так получилось — сначала уронили, потом повернули, в длину он не укладывался, могилу вырыли слишком короткую, могильщикам платить никто не хотел, и дело свое они сделали, естественно, тяп-ляп. Могилу засыпали, а голова осталась торчать посреди чистого поля и отпугивать каждого, кто приходил к указующему камню, чтобы выбрать свою дорогу.
Читать Богатырь не умел. То есть буквы-то знал — бабушка пыталась учить внука грамоте и буквы в его детскую память вбить успела, пока не спилась окончательно. Проблема была в том, что она не сказала внуку, буквы какого алфавита с усердием в него вбивала.
Говорить Богатырь кое-как умел на семи языках, а на каком из них мог читать хотя бы по буквам, так и не узнал, и это доставляло ему немало хлопот. Иногда. Вот как сейчас. Он стоял на жизненном перепутье, от которого в двенадцати направлениях отходили двенадцать дорог.
Богатырь держал коня на поводу, бормотал под нос буквы, которые знал, и сравнивал их с буквами, нарисованными в начале каждой из двенадцати дорог, уводивших путника или всадника в туманную даль.
— Эй! — услышал он за спиной. — Долго валандаться будешь?
Богатырь подумал сначала, что говорит голова Черномора, но голова была перед ним, а звук раздался сзади, и Богатырь медленно обернулся на голос.
— Ой, — сказал он, и было отчего.
Позади успела выстроиться длинная очередь пеших и конных богатырей и рыцарей, взлетавших и падавших с неба драконов, вампиров, старавшихся пролезть без очереди, зомби, выпучивших глаза, и еще каких-то тварей, которых Богатырь не встречал прежде.
Одна такая тварь напирала на Богатыря, тыча в него (осторожно, впрочем, стараясь не коснуться) чем-то, что он сначала принял за ухват, которым бабушка доставала из печи котелок с мясом. Однако он мгновенно и с ужасом понял, что это не ухват, а два огромных вытаращенных глаза, которыми тварь орудовала, как лапами, и моргала с хрустом и причмокиванием.
— Изыди! — завопил Богатырь, а конь, которого он слишком сильно потянул за повод, всхрапнул и попробовал лягнуть хозяина правой задней ногой.
Тварь расхохоталась обоими глазами и принялась моргать так быстро, что от хруста и всхлипов Богатырю едва не заложило уши.
Из-за твари выскочило существо, похожее на русалку с тремя хвостами. Существо залопотало на чужеземском, и Богатырь даже, как ему показалось, узнал отдельные слова. Но не понял.
— Чего? — спросил он, нечаянно наступил на один из хвостов, поскользнулся и с перепугу залепил «русалке» пощечину.
— Прости, господи, — пробормотал Богатырь.
— А кто у тебя господь? — неожиданно спокойно на чистом русском спросила русалка, поджав хвосты, чтобы Богатырь ненароком опять не наступил.
— Э-э-э… в каком смысле? — удивился Богатырь. — Господь — один.
— А! — многозначительно сказала русалка. — Монотеист, значит.
— Моно… чего?
— Ничего, — Русалка неожиданно заговорила грубым басом-профундо, от которого во все стороны потекли инфразвуковые волны, у Богатыря затряслись ноги, конь пал на передние колени, а очередь раздалась по сторонам, кто-то из вампиров сковырнулся с тропы и мигом потонул в огромной луже.
— Имя твое как? — прогудела русалка, и Богатырь, не привыкший отвечать на вопросы, просипел:
— А твое?
— Меня-то Георгием кличут, — пробасила русалка, — а тебя?
— Жора, значит… — пробормотал Богатырь. — Ты, значит, русал, а не русалка?
— Не твое дело! — отрезал Георгий. — Давай по-быстрому, очередь ждет. Тебе какая дорога нужна?
— А какие есть?
Русал дернул хвостами.
— Ты не в трактире, а на перепутье! Смотри сюда. Дорога, что перед тобой, это «Сюда пойдешь — коня потеряешь».
Конь скосил на Богатыря левый глаз и уронил скупую слезу.
— Не… — пожалел Богатырь лошадку.
— Как хочешь, — согласился Георгий. — Вторая дорога: «Сюда пойдешь — голову потеряешь».
— Свят, свят! И буду всадник без головы?
— Можно подумать, — буркнул русал, — сейчас ты с головой. Ладно. Третья дорога: «Сюда пойдешь — мертвым будешь».
— Да что ж такое! Мне подвиг совершить надобно! А как я подвиг совершу, если мертвый буду?
— Подвиги обычно и совершают те, кто становятся после этого мертвыми, — резонно заметил Георгий. — И честь героям — посмертная. Если остался жив, значит, не подвиг совершил, а, как это говорят… Ага, вот: «Думали, что подвиг совершил, а он чижика съел».
— Не ем я чижиков! — озлился Богатырь. — Я на подвиг иду! Где дорога на подвиг?
— Дорога номер четыре, — сухим канцелярским голосом заговорил русал: — «Сюда пойдешь — без рук останешься».
— Дальше, — быстро сказал Богатырь. — Сколько еще дорог?
— Восемь, — сообщил русал. — И выбирай быстрее, очередь ждет. Вон уже сколько скопилось!
Богатырь и смотреть не стал.
— Дорога номер пять, — провозгласил русал голосом Соловья-разбойника, отчего кто-то в очереди взвизгнул, взлетел и черной тенью пронесся над Богатырем. — «Сюда пойдешь — мужа найдешь».
— Издеваешься? — осерчал Богатырь.
— Это для женщин дорога, понятно? Но и мужики частенько по ней идут. У каждого свое счастье и свой подвиг.
— Да уж… Этот подвиг не для меня.
— Разборчивый, — хмыкнул русал. — Ладно, шестая дорога: «Сюда пойдешь — с собой встретишься».
Богатырь воздел очи горе и даже отвечать не стал. Встречаться с собой он не хотел ни при каких обстоятельствах. Тем более — на пути к подвигу.
Георгий понял богатырские сомнения и, пробормотав «тебе виднее, конечно», продолжил:
— На камне, лежащем на седьмой дороге, ничего не написано.
— О! — воскликнул Богатырь. — По ней и пойду!
Русал с сомнением посмотрел на Богатыря, шлепнул хвостами и сказал:
— Я бы… э-э-э… не советовал. Мало ли что там… э-э-э… ну, ты понимаешь…
— Страшное? — грозно произнес Богатырь. — Страшнее, чем потерять коня? Потерять голову? Найти мужа?
— Как знаешь… — вяло сказал русал, устремив взгляд в небо. — Только… э-э-э… я служу тут который век, и на моей памяти никто, пошедший по седьмой дороге, не вернулся обратно…
— Вот и хорошо! — перебил русала богатырь. — Значит, правильная дорога. Зачем возвращаться?
— Никто не вернулся целым, — закончил фразу Георгий.
Богатырь икнул, а конь заржал. Спрашивать, что значит «не вернулся целым», Богатырь не стал. Переложил меч-кладенец из правой руки в левую, правой утер выступивший на лбу пот и буркнул:
— Дальше.
— Восьмая дорога, — зачастил русал. — «Сюда пойдешь — гамбургером подавишься».
— Чаво? — удивился Богатырь. — Это что за зверь?
— Понятия не имею. Надписи, знаешь ли, часто меняются. Эта появилась час назад, и я пока…
— Не нужен мне гамб… как его… — отрезал Богатырь. — Я на подвиг иду!
— Подвиг подвигу рознь, — философски заметил Георгий. — Бывает: займешься вроде ерундой, а окажется — спас мир.
— Дальше, — нетерпеливо сказал Богатырь. Он хотел было обернуться и взглянуть на шумевшую позади очередь, но передумал, услышав в свой адрес угрожающие вопли то ли вампира, то ли Змея, то ли зомби, то ли всех хором. Очередь волновалась и требовала ускорить процесс.
— Девятая дорога, — сказал русал, — это: «Счастье для всех, даром, и никто не уйдет обиженным».
Произнес он эту фразу с надеждой — видимо, многие выбрали путь счастья. Да еще даром. И вообще, девять — цифра счастливая. Хотя бы потому, что последняя. Дальше идет десятка, а это, как знает каждый, учившийся счету, не цифра вовсе, а число двузначное, сложное, и ждать от него можно любой пакости. Хотя, если подумать, все пакости уже были Богатырю предложены, а от счастья кто ж откажется?
— Тьфу, — сплюнул Богатырь через левое плечо, попав коню в глаз. Глаз моргнул и закрылся.
«Куда я теперь на одноглазом коне?» — подумал Богатырь и сплюнул через правое плечо, возвращая природе симметрию. Конь глаз открыл, но от хозяина отвернулся.
— Нет, — твердо сказал Богатырь и крепче ухватил коня за повод. — Я иду подвиг совершать, а не счастье искать. А даром даже коты мышей не ловят. Что там на десятой дороге?
— «Сюда пойдешь — в параллельную реальность попадешь», — наизусть прочитал Георгий.
— Куда-куда?
— Не знаю! — вспылил русал. — Дороги с десятую по двенадцатую доступны для любого — пешего, конного и летящего, но для понимания недоступны никому, потому как двузначны.
— Хватит валандаться! — крикнул кто-то из очереди. Голос был хотя и гнусавый, но злой и грозный. — Если этот придурок перед тем, как совершать подвиг, будет часами рассуждать и примериваться…
Богатырь покраснел лицом и побледнел ушами. Он поднял меч и обернулся к толпе. Он сверкнул глазами, и боевой клич вырвался из его луженой глотки.
— Кто назвал меня придурком? Выходи!
Очередь присмирела. Несколько паривших над очередью драконов быстро приземлились и смешались с толпой. Русал попятился, зашлепав хвостами.
— Ну, я назвал, и что? — Вперед неожиданно вышел согбенный, как кочерга, и тощий, как сломанная ветка, престарелый зомби. — Придурок и есть. Ты до сих пор не понял своей тупой головой, что не ты выбираешь себе дорогу, а дорога выбирает тебя? И по той дороге, что тебя выберет, ты пойдешь, даже если будешь сопротивляться изо всех сил.
Фраза была слишком длинной, чтобы Богатырь ее запомнил, и слишком сложной, чтобы он ее понял.
Уши у Богатыря покраснели, а лицо стало белым, как флаг, который он на всякий случай хранил в подорожной сумке.
— Иди-ка ты домой, — продолжал зомби. — Ты ж видишь: ни одна дорога не захотела тебя выбрать. Тебе сколько годков?
— Э-э-э… Мамка сказывала: тридцать три.
Много это или мало, он не знал. Мамка не говорила, а бабушка сказать не успела.
— И что ты делал тридцать лет и три года? — наседал зомби.
— Лежал на печи, — вместо Богатыря ответствовал русал.
Откуда он узнал? — растерялся Богатырь. Неужели волшебник?
— Звать-то тебя как? — устало спросил зомби.
Богатырь молчал. Мамка, провожая сына на подвиг, сказала: «Никому не называй своего имени. Плохая примета».
— Илья его зовут, — сообщил русал. — Из Мурома он. Буквы знает. Слова складывать не умеет. А дороги его не принимают.
— Так чего ты на него время тратишь? — напустился зомби на Георгия. — Пусть домой идет, на печь обратно.
— Не могу, — огрызнулся русал. — Есть инструкция: каждый имеет право на выбор.
— Значит, десятая, одиннадцатая и двенадцатая?
— Так.
— Давай по-быстрому!
Ошалевший Богатырь переводил взгляд с русала на зомби, не понимая ни слова, и лишь повторял про себя буквы неизвестного алфавита.
— Про параллельную реальность на десятой дороге я тебе сказал, — пробурчал русал.
— Пропустим, — быстро проговорил Богатырь. — В математике я не силен, математические подвиги не по мне. Я Богатырь, а не этот… кхм… чисельник.
— Дорога номер одиннадцать, — не дослушав, повысил голос Георгий. — «Сюда пойдешь — в квантовый мир попадешь: пойдешь туда — не знаю куда, найдешь то — не знаю что».
— Не знаю — зачем, — ехидно добавил зомби.
— Квант… — поперхнулся Богатырь и со стоном пал на колени, отпустив повод. Конь взбрыкнул и умчался в зачарованную даль.
— Ну и всё, — с удовлетворением сказал русал. — Осталась одна дорога — двенадцатая. «Сюда пойдешь — в свой внутренний мир попадешь и познаешь самого себя».
Зомби дико захохотал. Богатырь закрыл уши ладонями, глаза — веками, а рот закрыть было нечем, и он испустил стон, который, как известно, зовется на Руси песней.
Подвиг самопознания был Богатырю абсолютно недоступен.
— Ну и вот, — заключил русал. — Домой ступай, Илья. В Муром. На печи тебе место. Не надо тебе дорогу выбирать и подвиг совершать. Придет срок — дорога сама тебя выберет и направит.
— Пшел отседова! — перевел зомби на понятный язык.
И тут полыхнуло пламя, ударила о землю молния, грянул гром, и голова Черномора, о которой все забыли, разверзла уста и громыхнула финальную фразу:
— Дело не в дороге, которую мы выбираем, а в том, что заставляет нас выбрать дорогу!
Тут и сказке конец. Сказка, конечно, ложь. То есть враки. Но и намек присутствует. Урок добрым молодцам. Злым, впрочем, тоже.
Павел Амнуэль