ТрВ-Наука продолжает публиковать ответы «отказников» — членов Академии наук, которые заявляли о своем несогласии вступать в новую «РАН», если закон будет принят в том виде, в каком он был внесен в первом чтении [1 -2]. Что думают академики и членкоры, подписавшие это заявление, о реформе РАН и ситуации с наукой и образованием в стране сейчас, спустя пять месяцев?
«О науке реформаторы и не думают»
Сергей Гулев, докт. физ.-мат. наук, членкор РАН, зав. Лабораторией взаимодействия океана и атмосферы и мониторинга климатических изменений Института океанологии им. П.П. Ширшова РАН, профессор географического факультета МГУ:
Вы были одним из первых членов РАН, заявивших о своем неприятии объявленной реформы науки, подписали заявление о том, что не вступите в новую Академию, если старая будет ликвидирована. Как Вы сейчас смотрите на то, что произошло? Не изменилась ли Ваша точка зрения на реформу? Готовы ли Вы и другие 74 подписанта отказаться от «мандатов» или же теперь этот шаг был бы бесполезным?
— На тот момент главным моментом неприятия закона было требование писать какие-то заявления и прочие дикости, типа автоматического перевода членкоров в академики, что теперь вроде отпало. Однако это не значит, что не осталось причин для неприятия этого закона. Более того, сейчас, по прошествии времени, я понимаю, что упомянутые дикости были в общем-то хоть и дикими, но мелочами по сравнению с другими не менее, а более дикими вещами, в законе заложенными.
Я думаю, надо дождаться мартовского Общего собрания РАН, к нему станет ясно, как на практике будет выглядеть так называемое реформирование. Я не испытываю никаких иллюзий касательно того, что в этом реформировании вдруг возникнет некоторый здравый смысл, вопрос лишь о степени идиотизма и беспардонности, до которой могут дойти исполнители. Ну и, конечно, о желаемой для власти степени унижения научного сообщества, которой хотелось достичь этим законом, поскольку я теперь абсолютно уверен, что главным мотивом было унижение и наказание Академии, хотя мне не вполне понятно, за что.
Вопросы собственности и уж тем более каких-то позитивных трансформаций научной жизни здесь были вторичны. Просто сошлись и интересы обыкновенных ничтожеств, и интересы обиженных неудачников, в том числе в самой Академии, и интересы может даже добросовестно заблуждающихся людей. Получилось, как хотели ничтожества. Что получилось, то получилось — идиотский по форме и маловразумительный по содержанию закон, который толком-то и исполнить невозможно. Отчасти с этим, я думаю, связано и откладывание его фактического исполнения на год, хотя там могут быть и другие причины, например, не все группы жадных до академической собственности друг с другом договорились.
— Что Вы думаете о финальной версии законопроекта, подписанной Путиным? Считаете ли тактику, выбранную Фортовым, с одной стороны, и протестующими учеными, с другой, правильной?
— Я уже сказал, что думаю. Трудно быть на месте президента РАН Владимира Евгеньевича Фортова, а только представив себя на его месте, можно давать оценки его деятельности. Я не знаю, мог ли он действовать по-другому и не перестать быть президентом. Я также не знаю было ли бы лучше, если бы он перестал быть президентом. Думаю, что для него это был очень тяжелый период, думаю, что он честно пытался противостоять закону в тех условиях, в которые был поставлен. Другое дело, что он оказался столь же цинично обманут и унижен, сколь и всё научное сообщество, может, даже более. Я не чувствую себя в праве критиковать его не потому, что думаю, что его линия поведения была правильной, а потому, что сам не знаю, как надо было вести себя на его месте.
Что касается протестующих ученых, к которым я и сам отношусь, и в чем я сам принимал активное участие, то думаю, мы сделали, что могли. Мы провели конференцию, создали сообщество, которое не приемлет реформу в том виде, в котором она проводится. Это первое сражение, тем не менее, было проиграно. Я не знаю, могло бы оно быть выиграно. Наверное, нет, поскольку против нас действовали «на убой» в худших традициях — используя ложь и весь набор средств, который обычно используется против врагов, вот к этому, к роли врагов, мы оказались не готовы.
Однако я думаю, что то, что нами создано, если выживет, в ином масштабе времени станет мощным инструментом борьбы против уничтожения науки. Власть рассчитывала на то, что большая часть научного сообщества, в первую очередь, его активная часть, от аспирантов до докторов наук молодого и среднего возраста, поддержит это безумие, выступит против «зажравшихся членов академии». Оказалось — нет, эта огромная армия людей оказалась монолитна и выступила категорически против закона.
Против него даже выступили те, кто ранее выступал за реформы Академии «по Ливанову» или еще там по кому-то. Я имею в виду все эти Советы при Минобре. Мне где-то искренне жаль этих людей. Я могу быть принципиально не согласен с их какими-то идеями, могу соглашаться с какими-то мыслями, но даже их использовали, на мой взгляд, как девок на панели. Правда, потом выяснилось, что и саму Минобрнауку во главе с министром Ливановым употребили в том же качестве. Так что и его мне тоже жалко где-то. Теперь ведь власти закон надо исполнять, а других ученых у них нет, как Сталину про писателей говорил когда-то Горький. А все, кто есть, — против. Посмотрим, как получится. Может получиться, что закон-то нереализуем, вообще никак. И вот это будет сильнейшим ударом по всем, кто его продвигал. Так что я думаю, что усилия были не бесплодны.
— Чего Вы ждете от ФАНО? Мы слышим совершенно разные мнения — от прагматичного из уст академика Хохлова, что раз закон принят, то надо работать, до протестного — надо защищать каждый институт и пр. Что Вы считаете правильным делать, чтобы сохранить живые островки науки в России?
— Я ничего не жду от ФАНО. Тем более под руководством этого молодого финансового управленца. Ну, найдут, наверное, сейчас каких-то администраторов от науки, а может, и ученых, чтоб поставить ему заместителями, чтобы это хоть не так дико смотрелось. Ну, срастят аппарат Президиума РАН с чиновниками из Минобра и Минфина, что, от этого как-то наука улучшится? Ну, дальше начнут резать по живому — ведь денег-то нет. Алексей Хохлов, говоря, что закон надо исполнять, наивно полагает (или делает вид, что полагает), что кто-то примет на вооружение его концепцию. Никто ничего не примет. Всё будет, я думаю, по-другому, по-пацански, как у них принято.
Все разумные планы по оценке деятельности институтов с помощью индекса Хирша или еще чего-либо работают тогда и только тогда, когда задачей является улучшение ситуации в науке. Такого сорта деятельностью нельзя заниматься, имея задачу сокращения. При этом оценивание может приводить к необходимости закрытия каких-то институтов или групп. Я сам в таких оценках институтов принимал участие неоднократно и в Германии, и во Франции. Там, бывало, тоже принимались решения по закрытию каких-то направлений, правда, одновременно были решения и о расширении каких-то исследований. Но изначальной задачи сократить столько-то сотрудников или институтов не ставилось. Тогда такая внешняя экспертиза имеет смысл.
Я уверен, что Алексей Хохлов прекрасно это понимает, он человек опытный, умный, поэтому мне не всегда ясна его мотивация. Например, странно, когда члены Совета по науке, возглавляемого им, глубокомысленно дискутируют о том, какая система лучше — CNRS или MPG. Вот никто из них не задумался, почему в двух соседних странах в 100 раз более похожих друг на друга и по состоянию общества, и по экономике, чем Россия на каждую из них, существует две столь разные системы.
Да потому что одну создавали французы для французов, а другую — немцы для немцев. И с чего вдруг какая-либо из них должна оказаться подходящей для России? Неужели он не знает, что Академия в разы превосходит университеты, даже самые лучшие, по уровню научных исследований, как там не мерь, по Хиршу или еще по чему? Что если рассматривать даже федеральные университеты, так оторопь берет от уровня их исследований? Что учитывая деньги, закачанные туда за последние 6-7 лет, надо говорить о полном провале программы федеральных университетов? Что даже в его родном МГУ где я сам профессором, хорошая наука чаще существует в виде именно островков, о которых вы спрашиваете, и что эти островки в значительной части поддерживаются сотрудниками Академии, работающими в МГУ? И что Академия в течение всей своей истории именно тем и занималась, что университетскую науку создавала и поддерживала? Что нет в России (да и в СССР не было) традиций систематического производства науки в университетах, даже в самых лучших? Что если на кафедру, где я профессором, придут все 20 человек, там числящихся, то там можно только стоять, а не сидеть, как в учительской в школе? Что аспиранту, как правило, даже стола не полагается? И это не исключение, а правило.
Прекрасно знает. Поэтому, я особого прагматизма в его позиции не вижу. Это, кстати, не означает, что в Академии всё хорошо и ничего менять не надо. Очень надо, только, как я выше говорил, с желанием улучшить, а не урвать.
— Между тем реформы проходят и в системе научной аттестации. ВАК проводил опрос о том, не стоит ли уйти от двух ученых степеней, а перейти к одной. Что Вы думаете о необходимости отказа от привычной системы и переходе к одноступенчатой?
— Глупость неимоверная. Мой учитель всегда говорил про такого рода инициативы так: «Они всё кровати меняют, а надо бы — девочек». На сегодня докторская степень является хоть каким-то фильтром против вала серости и убогости, причем не только в области гуманитарных наук, из которых я политологию или социологию, например, даже не хочу обсуждать, а в области нормальной вполне физики, химии и математики. Мало ли кому в Европе хочется иметь Болонскую или какую-то еще систему, а нашим идиотам ее копировать и с умным видом рассуждать про признание или непризнание дипломов. Это всё бред полный, хорошая ниша, чтоб чиновников кормить, кстати, и в Европе тоже.
Я сам работал в разных странах, да и продолжаю иногда. Ни у меня, ни у моих аспирантов, которые были постдоками, а иные сейчас на постоянных и престижных позициях в Германии, Франции, Канаде, США, Австралии, никто никогда не просил показать диплом. Но, с другой стороны, это не значит, что надо приравнять кандидатов наук из каких-то никому неизвестных университетов, которые в недалеком прошлом были педвузами, к докторам наук, защитившимся в академических институтах. Кстати, весь бред про списки журналов ВАК — из той же серии.
Надо позакрывать добрую половину, а то и 2/3 советов, которые состоят из малоквалифицированных людей, воспроизводящих себе подобных. А заодно и запретить рассматривать диссертации, основанные на публикациях, не входящих в базы цитирования, или на монографиях, изданных за средства РФФИ и которые никто не читает. Я недавно узнал, что есть, оказывается, Российский индекс научного цитирования (причем за его создание и поддержку кто-то получает немалые деньги), что там тысячи журналов, которых нет в международных базах, туда люди пишут, в основном, сами для себя. Ну, какое всё это имеет отношение к улучшению науки? Никакого!
— Как Вы воспринимаете политику государства в науке и в образовании в целом? Каков суммарный вектор движения? Каковы на Ваш взгляд главные цели реформаторов?
— Нет никакой политики, чего тут воспринимать? Об этом многие говорили, говорили, что нет нормальной высотехнологичной промышленности, нет желания, чтобы возникли крупные национальные достижения в разных областях. Есть повторяемые чиновниками разных уровней глупости про какие-то инновации, про отдачу науки то ли через три года, то ли через год.
Если государство хочет иметь нормальную науку, то надо не делать глупостей, надо вкладывать деньги, причем большие и туда, где есть хоть что-то разумное, и ждать еще лет 1020, пока что-то вырастет после того, что было устроено в 90-е годы. Делается всё с точностью до наоборот -деньги вкладываются туда, где их легче украсть, требования предъявляются самые безумные, система экспертизы фактически отсутствует.
Говоря о главных целях реформаторов, надо понимать, что там много реформаторов, как я уже говорил, и у них у всех разные цели, просто их интересы в данный момент более-менее совпали. Кому-то хочется собственностью поживиться, кому-то наказать Академию за невстроенность в вертикаль, кому-то отыграться за личные обиды, кому-то реализовать свои амбиции, о науке никто не думает при этом. В этом смысле назначение руководителем ФАНО этого малого — вещь очень показательная.
«За нами пришли»
Аркадий Кряжимский, докт. физ-мат. наук, академик РАН, главный научный сотрудник Отдела дифференциальных уравнений Математического института РАН, профессор факультета ВМиК МГУ:
— Вы были одним из первых членов РАН, заявивших о своем неприятии объявленной реформы науки, подписали заявление о том, что не вступите в новую Академию, если старая будет ликвидирована. Как Вы сейчас смотрите на то, что произошло? Не изменилась ли Ваша точка зрения на реформу? Готовы ли Вы и другие 74 подписанта отказаться от «мандатов» или же теперь этот шаг был бы бесполезным?
— В первом тексте законопроекта (конец июня) декларировалось, что РАН сначала ликвидируется, затем воссоздается, но в виде «клуба академиков», без институтов, а члены старой РАН зачисляются в новую по их заявлениям. Письмо «подписантов» (начало июля) — реакция на этот текст: «подписанты» объявляют об отказе подавать заявления о вступлении в новую РАН.
В принятом законе положения о ликвидации старой РАН нет, но закон таки преобразует РАН в «клуб». Такое «гладкое» преобразование возможно, как мне представляется, лишь при том условии, что Общее собрание старой РАН принимает изменения в уставе РАН, приводящие его в соответствие с законом. С вопросом о таких изменениях устава РАН могла бы разобраться на своем регулярном Общем собрании, запланированном на декабрь.
Собрание могло бы не принять изменений. Тогда правящие органы должны бы были распорядиться о ликвидации старой РАН — ввиду несоответствия ее устава закону. Воспроизвелась бы ситуация конца июня: заявления о вступлении в новую РАН для членов старой стали бы обязательными, и я как «подписант», следуя объявленному решению, такого заявления писать бы не стал.
Но декабрьское Общее собрание РАН отменено. Возможно, в переговорах между представителями Президиума РАН и правительства найдена некая формула «гладкого» преобразования Академии без Общего собрания старой РАН, при котором действительные члены старой РАН перетекут в «РАН-клуб» автоматически (судьба членов-корреспондентов кажется более неопределенной). При этом сценарии публично заявленное обязательство «подписантов» аннулируется, а выход некоторого количества индивидуумов из РАН не станет сильной акцией: будучи одномоментной, она тут же забудется. (Июльское заявление «подписантов» было сильно, на мой взгляд, потому, что имело долговременный характер «угрозы»: «если будет так, то будет и так».)
— Что думаете о финальной версии законопроекта, подписанной Путиным? Считаете ли тактику, выбранную Фортовым, с одной стороны, и протестующими учеными, с другой, правильной?
— Закон преобразует РАН в «клуб», отбирает у нее институты. Думаю, что это плохо для российской науки. Было бы много лучше, если бы академические институты оставались в РАН и РАН реформировалась бы самостоятельно.
Толковых предложений о направлениях самореформирования много. Об этом говорят, в частности, результаты экспертного опроса научных сотрудников РАН на тему «дорожная карта самореформирования РАН». Опрос был проведен в июле -августе инициативной группой РАН, в которую входил и я, в нем приняли участие более 900 сотрудников (около 2% всех научных сотрудников РАН) — от м.н.с. до директоров институтов. Предварительные результаты опроса были опубликованы в «Поиске» [3] и доложены на Конференции научных работников РАН «Настоящее и будущее науки в России. Место и роль Российской академии наук» (29-30 августа) [4].
Если бы Фортову был дан тот год для реформирования РАН, о котором он просил в своем известном июльском разговоре с Путиным, думаю, мы бы действительно увидели результаты. В процессе преобразований наверняка пригодились бы и предложения участников опроса — первого истинно демократического мероприятия по стратегическому планированию в Академии. Я думаю, что и в связи с этим частным, но важным опытом, и в соответствии с общей предвыборной программой Фортова демократические принципы открытости, обратной связи по вертикали, сменяемости руководства были бы внедрены в академическую практику, и это стало бы действенной, не бюрократической, а структурной мерой по повышению эффективности работы РАН.
Тогда нужный ему год Фортову дан не был, но было сделано предложение возглавить ФАНО. Пост руководителя ФАНО мог стать «рычагом» для корректировки хода административной реформы, для смягчения ее решений в отношении институтов РАН. При таком понимании дел согласие Фортова со сделанным ему предложением было, мне кажется, естественным решением.
Было ли это решение тактически правильным? Остался ли у Фортова «рычаг влияния» после назначения другого руководителя ФАНО? Трудно сказать. Из общих соображений кажется, что если у Фортова и остался «рычаг», то он слабее, чем тот, который имелся бы у него, будь он руководителем ФАНО. Это, однако, не означает, что принятое им решение было тактически неправильным. Возможно, Фортов следует единственно допустимой в его положении тактике. Нехорошо то, что это тактика тихих «аппаратных договоренностей», она исключает всякую обратную связь с научной общественностью. Мы сидим в самолете, наш пилот-ас осуществляет ручное управление в сложных условиях, и нам остается только одно — не беспокоить пилота.
Протестные акции ученых — другой полюс спектра. В наших условиях публичные протесты приводят хоть к какой-нибудь реакции власти только при условии их очень большой массовости. Критического уровня массовости протесты ученых РАН иметь заведомо не могут. Означает ли это, что тактика протестов неверна в принципе? Нет, просто она неэффективна с точки зрения достижения конкретных целей. Полезны ли протестные акции вообще? Да, это элементы демократии, люди имеют на них право; проводя их, они учатся быть свободными и учат этому других.
— Чего Вы ждете от ФАНО? Мы слышим совершенно разные мнения — от прагматичного из уст академика Хохлова, что раз закон принят, то надо работать, до протестно-го — надо защищать каждый институт и пр. Что Вы считаете правильным делать, чтобы сохранить живые островки науки в России?
— Мне представляется, что на данный момент ФАНО не имеет продуманного плана действий. Естественно ожидать, что начнут с очевидного — с кампании по оцениванию эффективности работы институтов РАН с помощью формальных критериев (публикации, индексы цитируемости и пр.). Это будет отвечать провозглашенным целям реформы и не составит трудности для управленцев. По результатам формального оценивания начнут принимать административные решения: сократить, объединить, переподчинить и т.д. Такая деятельность тоже понятна управленцам, она может растянуться на годы (поле-то большое, институтов много), держа сотрудников в напряжении и неопределенности. Параллельно пойдут перетасовки в руководстве институтов. Будет не до работы, количество и качество научных результатов снизятся. Поднимать эффективность научных исследований придется с еще более низкого уровня, чем сейчас, в условиях, худших для научного творчества, чем они были в РАН (добавятся бюрократический пресс, административная чехарда).
Таким видится худший сценарий. Возможен ли сценарий получше? Возможен — если ФАНО станет серьезно прислушиваться к мнению ученых, и не только Президиума РАН. Годичный мораторий на административные решения, недавно провозглашенный Путиным, — не знак ли это некоторой готовности к улучшенному сценарию? Гадать, конечно, бесполезно, но такая интерпретация не кажется недопустимой.
Если бы кто-то из ФАНО спросил моего мнения, с чего же начинать, я бы тоже кое-что предложил, опираясь на многочисленные обсуждения с коллегами, на собственный опыт, включая международный. Например, как можно было бы стимулировать исследования на стыках дисциплин, перейти от бесперспективной гонки за зарубежными «передовиками» (по шкале ими же «под себя» выработанных критериев) к лидерству по новым направлениям, к массовому вовлечению в них зарубежных ученых. Как можно было бы создать систему устойчивого карьерного роста для наиболее талантливых выпускников университетов, найти им долгосрочное применение в России.
Вы спрашиваете, что же делать, чтобы сохранить живые островки науки в нашей стране? Содержательные предложения у академических людей, как видите, есть (опять ссылаюсь, в том числе, на экспертный опрос научных сотрудников РАН — см. выше). Не исключено, что и ФАНО, при не самом худшем сценарии, может предложить некоторый конструктив. Вопрос в том, каким образом отобрать и имплементировать позитивные идеи. Оптимальной почвой для этого представляется диалог ФАНО и Президиума РАН с одной стороны и широкого научного сообщества с другой, создание системы конкурсного отбора инициативных проектов «снизу», их пилотной апробации, внедрения наиболее успешных в практику научных исследований.
Спросите, что же делать при худшем сценарии (ФАНО «нагибает и мучит»)? Самоорганизовываться. Создавать горизонтальные, сетевые структуры — исследовательские коллективы, способные обеспечивать свое функционирование вне зависимости от правил, навязываемых сверху (наиболее сильный вариант — межинститутские коллективы, нацеленные на междисциплинарные исследования). Выходить с инициативами на ФАНО. Дефицит содержательных идей может мотивировать его прислушаться. Особенно сейчас, в начале.
— Между тем реформы проходят и в системе научной аттестации. ВАК проводил опрос о том, не стоит ли уйти от двух ученых степеней, а перейти к одной. Что Вы думаете о необходимости отказа от привычной системы и переходе к одноступенчатой?
— На мой взгляд, это далеко не необходимость. Что будем защищать -сразу докторскую? Предъявляя старые, высокие, требования к ней? Тогда выпадет квалификационный этап, важный для молодых ученых: еще сильнее отдалим молодежь от науки. Остановимся на кандидатской — отберем возможность подтвердить свой рост у тех, кто выбрал науку.
— Как Вы воспринимаете политику государства в науке и в образовании в целом? Каков суммарный вектор движения? Каковы на Ваш взгляд главные цели реформаторов?
— Политики, основанной на долговременной стратегии, я бы сказал, нет. Свидетельство этого — отсутствие каких бы то ни было «историй успеха» на отечественном научном фронте (в советские времена «историй успеха», связанных с наукой, было множество: стратегия науки и основанная на ней научная политика существовали). Куда направлен суммарный вектор движения? По-моему, к нулю. Свидетельство то же — нет «историй успеха», и уже давно, с начала девяностых. Именно тогда науку поставили на голодный паек. Это был первый, шоковый удар. «Голодающие» затаились, стали искать пути выживания. Руководство РАН тоже — путем, в основном, всё тех же «аппаратных договоренностей». Начался процесс «добровольно-принудительной» сдачи прав, постепенного умаления автономности. В этом году поставлена точка. «За нами пришли».
Подготовила Наталия Демина
1. Заявление с отказом вступать в «новую» РАН от 1 июля 2013 года — http://trv-science.ru/2013/07/02/zayavlyaem-ob-otkaze-vstupit-v-novuyu-ran/
2. Ответы академика РАН Виктора Васильева, членкоров РАН Иосифа Хрипловича, Анны Дыбо, Александра Разборова и Александра Белавина читайте в ТрВ-Наука №140 http://trv-science.ru/2013/10/22/bystroe-narastanie-ehntropii/. Ответы академика РАН Владимира Дыбо и членкора РАН Ольги Соломиной см. в ТрВ-Наука № 141 http://trv-science.ru/2013/11/05/istina-postupka-delo-2/ и http://trv-science.ru/2013/11/05/budem-bez-konca-pisat-bumagi/. Ответы членкоров РАН Ефима Хазанова и Льва Беклемишева — в ТрВ-Наука № 143 http://trv-science.ru/2013/11/19/reforma-v-bolshikh-kavychkakh/
3. На пути к обновлению. Предварительные итоги экспертного опроса по поводу реформирования РАН. «Поиск», № 36 (2013), 6 сентября 2013 года — http://www.poisknews.ru/theme/ran/7350/
4. http://www.rasconference.ru/about.html
кто-то тут уже назвал тутошний диспут полным майданом присоединяюсь и вернусь к делам от пустых заборомараний
5-и копееная публика обсуждает сложные вопросы деньги- зарплаты ее не интересуют
«ФАНО в настоящее время скорее всего проводит инвентаризацию имущества».
«Скорее всего». Ах как хочется воспеть хвалу чиновникам, которые не чета бездельникам учёным! Даром что вся страна в развале. Если же «не скорее всего», а на деле, то ФАНО велело пока институтам выделить часть своих помещений для любимого агентства.
«Главным мотивом было унижение и наказание Академии, хотя мне не вполне понятно, за что». Понятно за что: доходов не приносят, власть критикуют, голосуют против неё и вообще никак не вписываются в социал-дарвинистские схемы, только под ногами путаются и помещения занимают, которые могли бы доход приносить.
to Denny:
Каллисфен поплатился за оппозицию Александру.
Насколько я помню, Каллисфен завалил проект принятия обычая проскинезы. А еще он в традиции греческих философов выступил сначала с восхвалением Александра, а потом с порицанием. Последнее Александру весьма не понравилось.
«А ещё он в традиции греческих философов выступил сначала с восхвалением Александра, а потом с порицанием».
Да, это, разумеется, классическое упражнение в духе софистов, но сие лишь форма, тем более что взяли его по подозрению в участии в «заговоре пажей» после многократных фрондёрских демаршей.
Я, собственно, именно на это классическое упражнение и ссылался. В том смысле, что упражняться подобным образом можно в любую сторону. И что эти упражнения ничего ровным счетом не доказывают.
1. Академия наук за время стагнации была изрядно подпорчена, потому что изменились критерии: во многих отделениях часто выбирались не учёные, а разного рода начальники. Кроме того, она была изначально испорчена большим количеством всяких марксистов в ‘неестественных/ науках. Я лично знаю многих академиков, вроде бы по моей специальности, с которыми мне никогда бы не пришло в голову обсуждать науку.
2. АН не проявила себя как социальная сила в новой России, постоянно отмалчиваясь в обсуждениях социальных и политических проблем, демонстрируя соглашательство и пассивность.
3. АН давно должна была упредить события и начать собственную реорганизацию. А она всё ждала…
4. В советское время АН была ориентирована на войну, а в постсоветское она была намеренно задавлена ничтожным финансированием. О каких ‘индексах’ может идти речь, если у большинства учёных не было даже доступа к иностранным журналам?
5. Учитывая своеобразные качества руководства страны (собственно, одного человека) этой расправы можно было ожидать.