Сингулярность Териберки

Максим Борисов, научный журналист
Максим Борисов, научный журналист

В широкий российский прокат звягинцевский «Левиафан» вышел 5 февраля, но шуму успел наделать еще задолго до этого. «Спасибо» надо сказать не давней и сугубо формальной питерской премьере под оскаровскую номинацию и даже не просочившимся в Интернет копиям с английскими субтитрами, а просто тому обстоятельству, что фильм попал в специфическую наэлектризованную атмосферу «Русской весны» как совершенно необходимый элемент ненависти и обожания, выстроившись в один ряд с подвергшимися травле музыкантами, увольняемыми и восстанавливаемыми профессорами, эмигрирующими экономистами, оппозиционными политиками под домашним арестом, простыми активистами — под арестом реальным, отжимаемым бизнесом, хаосом новых законов, «госизменниками» в виде многодетных мамаш и погибшими из-за масла старушками-блокадницами.

В привычной мозаике псевдопатриотической истерии должен был появиться какой-то новый «пятиколонный» Пастернак со своей неуместной «русофобской нобелевкой» — и его принялись было лепить из Андрея Звягинцева. Но что-то тут не вполне срослось — интерес к собравшему кучу престижных премий фильму оказался столь велик, что попытки бойкотировать прокат сменились удвоенными заказами копий фильма, возмущение священнослужителей и консервативных политиков потонуло в одобрительных репликах фрондирующих интеллектуалов (даже среди священников), начальственный гнев сменился если не на милость, то на терпимость — ну, пусть идет.

Про нас про всех?

Постер к фильму «Левиафан»На экране герой Алексея Серебрякова (ставшего, кстати, недавно эмигрантом, несмотря на свою востребованность и статус народного артиста) борется за свой дом и мастерскую, на территорию которых зарится коррумпированный мэр. Страдальцу помогает прежний боевой товарищ, а ныне успешный московский адвокат (его роль исполнил Владимир Вдовиченков), но всё тщетно, хуже того, их попытка сопротивляться, сохранить человеческое достоинство приводит как к внутренним срывам и предательствам, так и к предсказуемым расправам, подставам и в конечном счете к тюрьме. А благодаря «благословению» местной церкви подонки торжествуют окончательную «моральную» победу, демонстрируя приверженность «традиционным ценностям» в глазах начальства и толпы. Съемки проводились, в частности, в селе Териберка на берегу Баренцева моря, поэтому все эти мерзости демонстрируются на фоне величия и красоты суровой северной природы, которая, похоже, одна лишь может как-то подсластить зрителю «пилюлю», отдающую бескомпромиссной горечью.

Выходящие из зала зрители, судя по ролику BBC News, все как один твердят, что «это про нашу жизнь», а все свежие новости про беспредел чиновников и правоохранителей несут в своих заголовках поминание всё о том же «Левиафане», в общем, прямо по Высоцкому: «Про нас про всех, какие, к черту, волки?!» Многочисленные реальные дикарские истории заставили пришипиться тех, кто обвинял создателей фильма в очернительстве, тут же еще как на заказ не в меру активизировалась РПЦ, предъявив зрителям картинки с депутатами, выстраивающимися в очередь на лобызание руки патриарху в Думе, предложившими срочно конституционно срастить церковь с государством, запретить аборты и мужеложство, ввести богословие в вузах, закон божий в школах (со второго по девятый класс) и так далее. Чем не гиперреалистичное отражение действительности из подоспевшей киноленты?

Ну, хорошо, пусть в силу многочисленных свидетельств своего таланта создатель фильма не вычеркнут пока из числа тех, кто составляет «гордость нации», хотя смотрят на него с подозрением и замалчивают вручение очередной зарубежной премии на госканалах. Уместно задать вопрос: ставил ли вообще Звягинцев своей целью документировать действительность и обличать пороки — так сказать, звать Русь к топору? Кажется, ситуация все-таки сложнее.

Трещина в глади наших представлений о мире

Несмотря на то что «Левиафан» очевидным образом выламывается из прежнего амплуа Звягинцева как бытописателя камерных семейных разборок (конечно, достаточно жестких, но идущих вне всякой связи с реинкарнациями окружающего социума), это все-таки типично звягинцевский фильм, и всё отчетливей видно стремление режиссера сконцентрировать в одном месте все свои прежние наработки, как бы увеличив до нестерпимого мучительного эффекта плотность уже подробно исследованных катастроф — начиная от подросткового бунта и супружеских измен и заканчивая неистребимым и безнадежным желанием вырваться из бытовой и вневременной ловушки.

Так в мир Звягинцева со всей оглушительной бескомпромиссностью ворвался игнорируемый им прежде большой социум, причем его героев всё это не избавило от локальных драм и сделало их жизнь тем более невыносимой. Разумеется, новаторство тут не случайное, но оно шло путем естественного развития, не от простого стремления понравиться западным критикам. Настоящий художник работает небанально и больше по наитию, нашаривая то, мимо чего все прежде проходили мимо. И тот рискованный малопредсказуемый ход удается далеко не всем достойным, ведь и смелых успех ждет лишь с какой-то небольшой вероятностью. «Настоящее произведение искусства создает трещину в глади наших представлений о мире, о наших связях с людьми», — такую подсказку предложил сам Звягинцев в интервью The New Times (2007, № 10), данному к выходу на экраны своего второго крупного фильма — «Изгнания». Долевиафановские фильмы Звягинцева («Возвращение», «Изгнание», «Елена») ставили в центр необычные, выпирающие из тривиальности расписанных ролей семейные коллизии.

Их отграниченность от окружающего социума, в принципе, позволяла мысленно перенести драму почти в любую иную страну — это всё выглядело бы так же чуднó, как и при показе у нас здесь. Но мельчайшая ткань фильма в противовес общей фабуле всегда оказывалась родной, узнаваемой, создавая дикое напряжение новых обстоятельств с выносом мозга. В принципе, то же и в «Левиафане» — начиная от сцены встречи друга на железнодорожной станции со всеми этими звуками, жестами, туманами, провинциальными водонапорными станциями, кажется, даже запахами — атмосфера фильма не позволяет обмануться — это наше.

Однако сама идея показать невиданный бунт против идиотской системы индивидуума, доведенного до последней черты, пришла Звягинцеву из западных новостей (был такой нашумевший случай с бедолагой, разнесшим разоривший его американский городок с помощью специально снаряженного супербульдозера). В нашей же атмосфере весь бунт сдулся необыкновенно — до пьяных перепалок и тщетных попыток «ухватить начальство за фаберже», хотя видеоряд обогатился приметными путинскими портретами и обличаемыми по телевизору Pussy Riot, а звуковой ряд — типовыми судебными скороговорками и внушительными проповедями.

В рамках привычной жанровой системы (и даже упаднической и «перестроечной чернухи») ожидаешь хоть сколько-то жизнеутверждающего «катарсиса». Герой, да, побежден, но не сломлен… Погиб, но хотя бы пытался что-то сделать. Ошибся в расчетах, но всегда опирался на друзей и любимых. Был одиночкой, его предали, но он-то не предавал… Звягинцев все эти штампы, конечно же, обыгрывает, но в результате безжалостно отбрасывает. В его мире растоптанному человеку не на что опереться, как, впрочем, порой и в жизни. Все привычные рецепты — лишь иллюзии, давно избытые негодные схемы. И предавший друг вовсе не становится конченым мерзавцем, измена жены (сыгранной Еленой Лядовой) вызывает лишь сочувствие ко всем сторонам этого нелепого треугольника.

Алексей Серебряков и Елена Лядова. Кадр из фильма
Алексей Серебряков и Елена Лядова. Кадр из фильма

В борьбу неплохого, в общем-то, но ужасно несовершенного человека с социумом вторгается тот самый безжалостный быт из прежних звягинцевских фильмов, концентрируя безнадегу. Та гремучая смесь, которая в неопытных руках разорвала бы и разметала сюжет на плохо соответствующие друг другу разножанровые клочки, у Звягинцева неожиданно заиграла новыми смыслами, многократно и до нестерпимости усилило эффект отчужденности человека теперь уже на всех уровнях бытия.

Даже ожидаемая ближе к финалу и обещаемая названием «притчевость» обернулась очередным болезненным обманом — казалось ведь, что сельский священник, попавшийся на пороге магазинчика на глаза раздираемому своими внутренними бесами герою, станет естественным противовесом высоким церковным иерархам, произнесет какую-то немудреную истину, примирит нас с этим миром…

Но нет, он тоже в такой-то удобный, казалось бы, момент несет какую-то пургу, привычную библейскую галиматью, неуместно высокопарную чушь, ну а камера, прослеживающая путь купленного им хлеба, вслед за репликой «Ешьте!» опускается в корыто на неаппетитно жрущих свое пойло и довольно хрюкающих свиней.

Кадр из фильма
Кадр из фильма

Неизбежность Левиафана?

Переиначил ли режиссер окружающую действительность, создал ли он из выломанных кирпичиков нечто архетипическое, слабо привязанное к нашему времени и пространству, передал ли суть эпохи, попав наудачу в мишень, в обнаженный нерв? Вероятно, совершенно сознательно он ничего такого не делал, просто дал в руки зрителей достаточно универсальные инструменты, чтобы они додумали за него свои истории. Лакуны и недосказанности в фильме гораздо важнее конкретики оставшихся сцен и создают тот же эффект, что и выпавшие куски сюжетов из нашей реальной жизни, где мы постоянно вынуждены что-то условно предполагать и додумывать, терзаясь над вариантами.

В принципе неважно, как именно развивалась конкретная сцена ревности, была ли убита жена героя или недруги лишь использовали в своих целях ее самоубийство… Напротив, расшифровка этих сцен неминуемо собьется на клише из криминальной хроники, всё полотно утратит аналогию с недосказанностями и неопределенностями в жизни и предсказуемо где-то кого-то разочарует… В общем, от всего этого безукоризненность замысла неминуемо пострадает, а Звягинцев будто бы вознамерился не дать ни единого шанса критикам, стремящимся обвинить его в нарушении логики.

К творению пусть и нелюбимого, но настоящего художника (а Звягинцев уже давно доказал свое право называться таковым, и пересмотреть этот статус «задним числом» не удастся), вообще подходишь с иной меркой. Если это творение задевает, вызывает эмоции и боль, яростное желание спорить, значит, увы, попал. И какую-то грань действительности отобразил.

Сама история любого искусства (сколь бы оно ни было чистым и сколь бы ни заявляло о стремлении уйти от действительности) — цепь попыток открыть читателям, слушателям и зрителям новые, доселе скрытые черты реальности, напомнить о ее власти, непредсказуемости и парадоксальности, противопоставить эти новые открытия одеревеневшим догмам и жанровым образцам, заставить заново думать, обманываться в ожиданиях и обрушиваться в новый ад. В этом смысле даже само отрицание действительности и игра в нее становится элементом нового откровения, нового приближения к сути нашего существования.

В общем, от лицезрения всей этой бескомпромиссности у зрителя «рвет шаблон», что перемножается узнаванием милых сердцу мелочей быта и неприятием идеи тотальной безнадеги всяким живущим телом, надеющимся еще как-нибудь более-менее комфортно пожить. Получилась даже не бомба, а какая-то дезинтеграция, абсолютное отвержение надежд, полная зачистка, а дальше всеобщий коллапс и уход в сингулярность. Ни тебе драйва черных комедий, ни даже пелевинской сладкой пустоты, которую уносит в своем сердце лишившийся всего герой.

В этом смысле фильм Звягинцева, конечно, потрафил не столько западным критикам, сколько фаталистическим и апокалиптическим настроениям в самой России, почти всеобщему убеждению, что властям и обществу требуется пройти через какое-то очищение (вопрос лишь, какое именно). К сожалению, какая-то часть общества под этим самым очищением подразумевает и пожар войны, и самоотверженное размежевание со всякими чуть-чуть неправыми, и сладость будущих бескомпромиссных люстраций…

Высказываются уже опасения, что и в «Левиафане», вернее, в том, что сейчас происходит вокруг него, содержится тоже такой отчаянный соблазн — простота и универсальность мема в обмен на попытки хоть как-то понять его суть и истоки, без подробных объяснений, рассуждений и поисков выхода, конкретных решений… В общем, обезоруживающая сила искусства перед приходом некоего пушного северного зверька.

Подписаться
Уведомление о
guest

22 Комментария(-ев)
Встроенные отзывы
Посмотреть все комментарии
Денис Н.
Денис Н.
9 года (лет) назад

Сложилось устойчивое ощущение, что истерия вокруг этого фильма — не более, чем элемент стратегии по его продвижению. Как можно говорить о “начальственном гневе”, если фильм создавался при поддержке министерства культуры и лично министра Мединского? Или взять задержку с выходом в прокат; никаких реальных внешних причин для этого не было. Что ж, нужно признать, что стратегия оказалась очень удачной (хотя британская киноакадемия не купилась).

P.S. Статья Борисова просто ужасна. Такое чувство, что автор последовал примеру героев фильма и как следует принял на грудь :)

paulkorry
paulkorry
9 года (лет) назад

Ну вот, Запад получил еще один набор стереотипов об ужасной России, а либеральная интеллигенция – еще один повод покликушествовать о том, как все в России плохо, и скоро накроется окончательно. Ничего нового.

Amperion
Amperion
9 года (лет) назад

147-е место по сборам в прокате (среди российских фильмов) несмотря на такой бешеный пиар.

смотреть было откровенно тошно. все бухие на всём протяжении фильма.
кто-то у кого-то по пьяни отобрал хату и жену. и что? как говаривал яковлев: “надо меньше пить!”

единственное яркое пятно во всей этой блевотине – это поп.
красавец, ё! настоящее воплощение РПЦ.

Максим Борисов
ТрВ
9 года (лет) назад

Вряд ли сознательной волей создателей фильма могла быть задержка с прокатом (с вероятностью его совсем в прокат не выпустить из-за необходимости цензурировать лексику и дождаться потом еще вала запретов от церкви и местных властей) да еще и с запуском в Интернет качественной копии без цензуры, премьеры в прочих странах… Скорее в этом случае было сделано всё, чтобы добиться неокупаемости фильма при всех его фестивальных успехах. Так что тут либо совсем самоубийственный расчет, либо какой-то просто адски прозорливый :-)

Денис Н.
Денис Н.
9 года (лет) назад

Как раз наоборот, было сделано всё, чтобы подогреть интерес к фильму. Реальность такова, что он окупится теперь стопроцентно, чем не может похвастаться почти ни один фестивальный фильм сравнимого качества (имеет ли польская “Ида” какие-то шансы в российском прокате? – вопрос риторический). Не стоит недооценивать создателей фильма. Продюсер фильма – Александр Роднянский, работавший в России и Голливуде отнюдь не с авторским кино, а с самым что ни на есть коммерческим мейнстримом.

Максим Борисов
ТрВ
9 года (лет) назад

Если окупится (бюджет невелик) – остается пожелать удачи. Но это вообще-то не способ зарабатывания великих денег для самых крутых продюсеров. Тем более с такими дьявольски изощренными продвинутыми планами, учитывающими грядущий конфликт России со всем миром и то, что все твои недоброжелатели станут работать исключительно на пользу картине, а ты при этом и пальцем не пошевелишь и ни одного дополнительного рубля не вложишь. Всегда можно задним числом объявить, что успех в безнадежной ситуации был заслугой всё-всё просчитавшего гения, и строго говоря опровергнуть такие вещи невозможно никак, кроме как вспоминая о здравом смысле…

Иван Иванов
Иван Иванов
9 года (лет) назад

бойцам идеологического фронта:
http://snob.ru/profile/23854/blog/87301

ВПоль
ВПоль
9 года (лет) назад

Интересная статья.
Не знаю, когда смогу посмотреть, а вот почитать – даже важнее.
Я при этом вспомнил фильм Говорухина “Так жить нельзя” 25-летней давности.
Полагаю, аналогия однозначная.
Поэтому слова автора статьи :
“Если это творение задевает, вызывает эмоции и боль, яростное желание спорить, значит, увы, попал. И какую-то грань действительности отобразил.” –
-это окончательная и “похоронная” оценка картины.
А через 5-6 месяцев о ней забудут. Зачем помнить плохое??
Нам “подвиг” подавай, Победу!
Веру в жизнь!
Например, та же “Москва слезам не верит”
Вот ее можно смотреть и через 35, и через 50 лет.
Так что “спасибо – не надо!”

Денис Н.
Денис Н.
9 года (лет) назад

Максим, честно говоря, не очень понимаю, с кем вы спорите. Я вовсе не утверждаю, что продюсеры-гении все просчитали. Они просто грамотно воспользовались ситуацией для пиара фильма. Реальной же опасности запрета я и мой здравый смысл не видят. Нельзя же таковыми всерьез считать мнения каких-то непонятных людей в интернете. Это ни на что не влияет. Например, после выхода михалковских “Утомленных солнцем 2” возмущения и гневных посланий было выше крыши, может даже поболее, чем сейчас в случае “Левиафана”. Просто эта тема тогда так не педалировалась и быстро сошла на нет. Вот увидите, если будет “Оскар”, то возмущения мгновенно сменятся “всенародной гордостью за страну”.

res
res
9 года (лет) назад

ИМХО, пиара больше чем художественности. А ведь заявлен, не постыдились, как библейская притча. Тот же Груз 200 сильнее, если говорить, что в случае ухода Бога, приходит Левиафан.
Кино про Алексеева понравилось больше. Гениальная концовка, изумительный Збруев

Оценить: 
Звёзд: 1Звёзд: 2Звёзд: 3Звёзд: 4Звёзд: 5 (Пока оценок нет)
Загрузка...