Пауль Эренфест и физики России Часть вторая. «Интересный (хотя и опасный) эксперимент»

Первая часть опубликована в ТрВ-Наука № 337: trv-science.ru/2021/09/paul-ehrenfest-i-fiziki-rossii-1

Евгений Беркович
Евгений Беркович

В российской столице Эренфесты поселились сначала в доме на Второй линии Васильевского острова, неподалеку от той квартиры, которую занимала Татьяна Алексеевна с тетушкой до отъезда в Гёттинген. Другу с гимназических времен, Генриху Тийтце, Пауль писал:

«Мы прибыли в Россию, потому что Тане предложили вернуться на ее старую позицию для меня это интересный (хотя и опасный) эксперимент… В конце концов, всё это довольно нестабильно и рискованно, но главный аргумент, конечно, прежний: у меня нигде нет настоящей родины, в то время как у Тани она здесь. Посмотрим. В худшем случае один или два года и соответствующую сумму денег потратим впустую» (Huijnen и др., 2007, с. 187).

Пауль Эренфест. AIP Emilio Segrè Visual Archives, Goudsmit Collection, Physics Today Collection
Пауль Эренфест. AIP Emilio Segrè Visual Archives, Goudsmit Collection, Physics Today Collection

Вскоре Эренфесты переехали на Аптекарский остров, где сняли квартиру в двухэтажном деревянном доме на Лопухинской улице (с 1934 года улица академика Павлова). При оформлении австрийскому гражданину вида на жительство в России возникла уже упомянутая проблема: необходимо было указывать принадлежность к той или иной религии, а в документах Павла Сигизмундовича (так стали звать Пауля Эренфеста на родине его жены) в этой графе стояло «без религии» (Konfessionslos). Чиновники, оформлявшие вид на жительство, буквально пришли в отчаяние. На наивный вопрос Эренфеста, почему это их так волнует, расстроенный чиновник ответил: «Да Вы сами подумайте: на каком кладбище мы будем Вас хоронить, если Вы здесь умрете?» (Френкель, 1977, с. 37).

Эренфест достаточно быстро вошел в научную жизнь Петербурга, познакомился с коллегами-физиками, математиками, химиками, стал членом Русского физико-химического общества практически сразу после приезда в Россию — в сентябре 1907 года. Особенно помогла освоиться в новой стране дружба с Абрамом Фёдоровичем Иоффе, которая возникла с первых дней их общения в Петербурге. Эренфест и Иоффе встречались до этого в Мюнхене, но тогда, в 1905 году, встреча оказалась мимолетной, а знакомство поверхностным: Иоффе даже не знал, что у Пауля жена русская, а Эренфест был уверен, что его новый знакомый — голландец. Теперь же приятели встречались часто. А. Ф. Иоффе вспоминал:

«Два раза в неделю мы обсуждали интересовавшие нас вопросы физики обычно у него на квартире, иногда при участии других физиков. А в промежутке между встречами он ежедневно посылал мне письма в 6–12 страниц с изложением своих мыслей и вычислений» (Иоффе, 1983, с. 37).

Поиски хорошо оплачиваемого постоянного места работы (в идеале — места профессора в университете) стали основной заботой Эренфеста после переезда в Россию. За три года, прошедшие после защиты диссертации в австрийской столице, Пауль убедился, что ни в Гёттингене, ни в каком другом университете Германии найти работу ему не удается. Переезжать на родину ему самому не хотелось. В августе 1907 года он писал жене из Вены, куда приехал повидать родню:

«Я рад остаться здесь на несколько дней приятно увидеть их всех снова. Но если я раньше сомневался в том, что это хорошая идея: вернуться на родину и видеть родину постоянно перед носом, то теперь я вдруг понял: нет!» (Huijnen и др., 2007, с. 188).

Татьяна Афанасьева и Пауль Эренфест. Свадебное фото, 1904 год. biografieportaal.nl
Татьяна Афанасьева и Пауль Эренфест. Свадебное фото, 1904 год. biografieportaal.nl

Это чувство безродности, отчужденности от родных корней сопровождало и мучало Пауля всю жизнь. Татьяне предложили вернуться на ее предыдущее место работы — преподавать на Высших женских (Бестужевских) курсах. Найти работу Эренфесту было несравненно труднее. Во-первых, он был иностранец и еще плохо говорил по-русски, во-вторых, у него не было российской докторской степени, а защищенная в Вене диссертация в Санкт-Петербурге не признавалась, и, в-третьих, категория «не принадлежит ни одной конфессии» не упоминалась в инструкциях российских чиновников. И тем не менее Пауль решил не сдаваться и побороться за место в Петербургском университете. Первым делом он решил получить магистерскую степень. Для этого нужно было сдать экзамены и подготовить магистерскую работу. Решение пришло достаточно рано — уже 23 марта 1908 года, всего через четыре месяца после приезда, «Совет физико-математического факультета Петербургского университета постановил допустить доктора П. Эренфеста к экзамену на степень магистра» (Френкель, 1977, с. 48).

Скорее всего, Пауль не представлял, настолько трудна задача, за которую он взялся. В университете сложилось противостояние сильных математиков, следовавших традиции знаменитого П. Л. Чебышёва (А. А. Марков, В. А. Стеклов, А. Н. Крылов), и довольно консервативных физиков во главе с патриархом О. Д. Хвольсоном (И. И. Боргман, Н. А. Булгаков). Об университетских физиках начала ХХ века Абрам Фёдорович Иоффе был невысокого мнения:

«В течение многих лет на кафедрах Петербургского университета работали физики, не выдвинувшие ни одной новой проблемы, не подготовившие в университете ни одного магистра физики, не говоря уже о докторах. Самостоятельной научной работы, по существу, не велось. Наивысшим достижением считалось повторение эксперимента, описанного в „Philosophical Magazin“» (Иоффе, 1983, с. 38).

Видимо, представляя себе низкий научный уровень на кафедре физики, математики принимали экзамены у молодых претендентов на магистерское звание по физике столь пристрастно, что, по словам А. Ф. Иоффе, «за 25 лет ни один физик не мог сдать магистерских экзаменов» (Иоффе, 1983, с. 38).

Первый магистерский экзамен — по физике — Эренфест сдал 17 апреля 1909 года, подготовка к нему с момента допуска к экзаменам заняла чуть больше года. Принимали экзамен И. И. Боргман и О. Д. Хвольсон, которые нашли ответы экзаменующегося удовлетворительными (у магистерского экзамена существовали только две оценки: удовлетворительно и неудовлетворительно; последняя означала, что экзамен провален). На подготовку к экзамену по математике у Эренфеста тоже ушел целый год. Экзамен сдавался по частям, в два приема: 5 марта и 9 апреля 1910 года. Это было непростое испытание: комиссия, куда входили В. А. Стеклов (его именем назван Институт математики Академии наук) и другие ведущие математики Санкт-Петербурга, задавала экзаменующемуся семь вопросов разной степени сложности, а тот должен был тут же, без использования учебников или своих записей, подготовиться к ответу.

Пауль Эренфест сдал экзамены блестяще, однако перегрузки, испытанные им в процессе подготовки, не прошли бесследно: одно воспоминание о них вызывало у него нервный срыв. Абрам Фёдорович Иоффе вспоминал, как Эренфест, выступая в Москве на съезде русских естествоиспытателей и врачей в 1910 году1, «в ярких красках описал порядки, принятые на экзаменах, и вред, который они приносят русской науке. Потрясенный нелепостью создавшегося положения, он расплакался, вызвав сочувствие большинства аудитории» (Иоффе, 1983, с. 38).

Казалось бы, до заветной степени магистра один шаг: написать и защитить магистерскую диссертацию. Но Пауль этого шага не сделал — такая непоследовательность в реализации принятых решений, к сожалению, была ему свойственна. Возможно, изменить план получить магистерскую степень и искать работу в университете побудило Эренфеста предложение прочитать курс лекций по математической физике для студентов и преподавателей электромеханического факультета Политехнического института. Этот курс Пауль читал два семестра — с января 1909-го по январь 1910-го, и читал, судя по воспоминаниям Иоффе, блестяще:

«И что это был за курс! Математика, неотделимая от физики, математика как метод проникновения в механизм явлений, как средство обобщения аналогичных процессов. Казалось, вся физика становится прозрачной в свете новых, „эренфестовых“ лучей» (Иоффе, 1983, с. 37–38).

 В парке Политехнического института, под окнами квартиры А. Ф. Иоффе (корпус 1), около 1912 г. Слева направо: А. Ф. Иоффе, В. Р. Бурсиан, Г. Г. Вейхардт, М. В. Кирпичёва, П. С. Эренфест, Ю. А. Крутков, Т. А. Афанасьева-Эренфест, неизвестный, Л. Р. Степанова. elementy.ru
В парке Политехнического института, под окнами квартиры А. Ф. Иоффе (корпус 1), около 1912 г. Слева направо: А. Ф. Иоффе, В. Р. Бурсиан, Г. Г. Вейхардт, М. В. Кирпичёва, П. С. Эренфест, Ю. А. Крутков, Т. А. Афанасьева-Эренфест, неизвестный, Л. Р. Степанова. elementy.ru

Совершенно неожиданно Политехнический институт в начале 1910 года прервал контракт с таким успешным лектором, возникшая было надежда найти там постоянное место для преподавания и научной работы не оправдалась, перспективы надолго обустроиться в России становились всё более призрачными. Руководство Политеха не могло простить острому на язык австрийцу его критику устаревших методов обучения и замшелых порядков, царивших в институте. Блестящему физику не хватило дипломатического опыта установить близкие отношения с нужными людьми; чужим он чувствовал себя в Австрии, чужим остался и в России. В результате неудач на него всё чаще и чаще накатывала депрессия, острое чувство неуверенности в себе.

Хорошо знавший и понимавший своего друга Альберт Эйнштейн так определил корни этой неуверенности:

«Мне кажется, что тенденция чрезмерно критиковать самого себя связана с впечатлениями детства. Умственное унижение и угнетение со стороны невежественных эгоистичных учителей производит в юной душе опустошения, которые нельзя загладить и которые оказывают роковые влияния в зрелом возрасте. О силе такого впечатления у Эренфеста можно судить по тому, что он отказался доверить какой-нибудь школе своих нежно любимых детей» (Эйнштейн, 1967, с. 192).

Сильной стороной Эренфеста всегда была способность критически оценивать работы коллег, но к своим трудам он предъявлял еще более высокие требования. Эйнштейн писал об этом:

«Он постоянно страдал от того, что у него способности критические опережали способности конструктивные. Критическое чувство обкрадывало, если так можно выразиться, любовь к творению собственного ума даже раньше, чем оно зарождалось» (Эйнштейн, 1967, с. 191).

Эренфест часто ощущал себя несчастным человеком, хотя объективно для этого не было никаких оснований. Еще раз вспомним мнение Эйнштейна:

«Его постоянно терзало объективно необоснованное чувство несовершенства, часто лишавшее его душевного покоя, столь необходимого для того, чтобы вести исследования» (Эйнштейн, 1967, с. 191).

В письмах другу Иоффе Эренфест откровенно делился своими переживаниями. Уже будучи профессором в Университете Лейдена, Пауль так же неуверен в себе, как и будучи безработным в Санкт-Петербурге. В письме от 29 января 1913 года он признается:

«И я вижу, что успеваю до смешного мало по сравнению со всеми, окружающими меня здесь, так и в других местах, но тем не менее пренебрегаю всем, кроме лекций. С ними я справляюсь вполне добросовестно, хотя, естественно, и тут я не вполне доволен собой» (Эренфест — Иоффе, 1973, с. 115).

Пятого февраля настроение не лучше: «Подавленное состояние, временами усиливающееся, не оставляет меня» (Эренфест — Иоффе, 1973, с. 119). И еще через две недели, 20 февраля 1913 года, Пауль объясняет главную причину своей хандры:

«Ты же сам, конечно, превосходно знаешь, в чем тут загвоздка: в отличие от тебя, Ритца, Эйнштейна и даже Дебая, у меня нет главных и солидных идейных направлений, нет „собственной проблемы“, а так, только „забавные задачки“» (Эренфест — Иоффе, 1973, стр. 120).

Совершенно очевидно, что эта низкая самооценка абсолютно несправедлива, потому что буквально в том же письме Эренфест рассказывает Иоффе о своих новых результатах, которые привели к построению одного из самых замечательных его достижений — теории адиабатических инвариантов в квантовой физике. Но он как будто не придает этому значения и продолжает терзать себя в письме от 25 ноября 1913 года:

«Не могу даже выразить тебе, насколько паршиво всё это время себя чувствую, как только вспомню, что я занимаюсь учительствованием, в то время как другие двигают физику» (Эренфест — Иоффе, 1973, с. 134).

Ощущение, что он не соответствует высокой задаче, которую должен был выполнять, отравляло Эренфесту всю жизнь и стало одной из причин его трагического добровольного ухода из жизни.

Евгений Беркович

Продолжение следует.

1. Huijnen P., Kox A. J. Paul Ehrenfest’s Rough Road to Leiden: A Physicist’s Search for a Position, 1904–1912 // Physics in Perspective. 2007. Т. 9. P. 186–211.

2. Френкель В. Я. Пауль Эренфест. М.: Атомиздат, 1977.

3. Иоффе А. Ф. Встречи с физиками. Л.: Наука, 1983.

4. Эйнштейн А. Памяти Пауля Эренфеста // Собрание научных трудов. Т. IV. C. 190–192. М.: Наука, 1967.

5. Эренфест Иоффе. Научная переписка (1907–1933). Л.: Наука, 1973.


1 А. Ф. Иоффе по ошибке написал «1907 год», но в то время Эренфест еще ничего не знал о сложности магистерских экзаменов в России (Иоффе, 1983, с. 38).

Подписаться
Уведомление о
guest

18 Комментария(-ев)
Встроенные отзывы
Посмотреть все комментарии
semen Semenov
semen Semenov
3 года (лет) назад

Меня заинтересовали два момента в статье.

Во-первых, умение видеть недостатки и логические пробелы в чужих исследованиях и текстах — это действительно тяжкий крест. Ну, или иной символ мучений, в любой другой религии. Не сравнивая масштабов, мне это ощущение хорошо знакомо. Мне просто физически неприятно видеть глупости в опубликованных работах в моей области. К моему несчастью, замечаю я их быстро. Когда был помоложе, писал комментарии в журналы и письма редакторам. А теперь еще и множество интернет-ерунды появилось… В общем, я явно нуждаюсь в сочувствии по этому поводу.

Во-вторых, убеждение российских математиков по поводу того, что никакой отдельной математики для физиков, химиков и инженеров не существует, похоже, неистребимо. Подобного рода заявления можно найти и здесь в ТрВ. Сколько народу такие математические идиотизмы отвратили от расчетной работы — ни в сказке сказать, ни пером описать. Даже страстные речи Ландау по этому поводу мало что изменили. Сейчас на физическом факультете МГУ экстремистски настроенные аспиранты все так же издеваются над студентами-физиками, заставляя их решать совершенно надуманные задачки и доказывать теоремы существования и единственности в гигантских количествах.

Old_Scientist
Old_Scientist
3 года (лет) назад
В ответ на:  semen Semenov

Худшее, что может сделать ученый — это начать критиковать своих друзей и коллег по научной работе. Это означает, во-первых, испортить со всеми отношения, во вторых — разрушить творческую атмосферу в коллективе, и в третьих, это глупо, потому что бесполезно. Никому ничего нельзя доказать. Каждый ученый глубоко уверен в правильности и большой (великой!) важности полученных им результатов. Пытаться убедить его в обратном бесполезно и опасно. Это покушение на весь смысл его жизни и его самооценку. Хотите приобрести себе врагов, тогда делайте всем замечания. Обратка прилетит тут же. Не надо никому мешать делать глупости. Процесс важнее результата. Научная работа проводится не для того, чтобы получить какие-то великие результаты. Почти всякая научная продукция в мире или бесполезна (информационный шум), или ошибочна. Но это не имеет никакого значения. Главное, что в этой куче мусора рано или поздно найдется алмаз, который окупит все прочие бесполезные усилия.

semen Semenov
semen Semenov
3 года (лет) назад
В ответ на:  Old_Scientist

Увы, ваши мудрые советы несколько запоздали. Вершиной такого моего поведения было, когда я поднялся после вступительного доклада на открытии конференции и объяснил докладчику и присутствующим почему того, что они докладывают как результат своей замечательной теории, не может быть нигде и никогда. Просто из арифметики. В перерыве коллеги подходили и почти шепотом говорили, что я прав. Жали руку и гладили по плечу. А ученый без врагов (научных) — пустое место.

res
res
3 года (лет) назад
В ответ на:  semen Semenov

Помнится (смутно, давно дело было ;) ), на одном замечательном семинаре произошла такая мизансцена. А.Д. Сахаров, усмотрев в действиях докладчика некую крамолу, выкрикнул с места — Ну я не могу молчать. Присутствующий Я.Б. Зельдович с непередаваемым сарказмом заметил — Этим, Андрей, ты от нас всех и отличаешься. Наступила зловещая тишина ))

Последняя редакция 3 года (лет) назад от res
semen Semenov
semen Semenov
3 года (лет) назад
В ответ на:  res

Не сравнивая масштабов, я все-таки благодарен высшим силам, что у меня не такая энергичная жена. И что судьбы мира заботят меня гораздо меньше.

res
res
3 года (лет) назад
В ответ на:  semen Semenov

Чуть со стула от смеха не упал ))))
Хотя, конечно, грустная история была ((

res
res
3 года (лет) назад
В ответ на:  res

Последняя редакция 3 года (лет) назад от res
Alex
Alex
3 года (лет) назад
В ответ на:  res

Математику ничего не стоит зарезать человека с вежливой улыбкой и почти извиняющимся тоном.

Леонид Коганов
Леонид Коганов
3 года (лет) назад
В ответ на:  Alex

Перепутали нормальную человеческую (согласно Дж. Иденс. Литлвуду) профессию математика с «профессией» киллера, то есть наёмного убийцы.
Бывает, плавали ужЕ.
Л.К.
Об А.Д. и об Елене Георгиевне (довелось — в отличие от А.Д. — мельком знать) написана полная пурга. Стыдно, господа!
К.

Evgeny Sherman
Evgeny Sherman
3 года (лет) назад
В ответ на:  semen Semenov

А можно назвать имя докладчика и название его доклада ? Спасибо. 

semen Semenov
semen Semenov
3 года (лет) назад
В ответ на:  Evgeny Sherman

Я занимаюсь довольно узкой областью. Это была конференция IMT в Байонне, Франция, 2014 год. Имя докладчика найдите сами. Не хочется трепать имя хорошего человека. Его подвел его соавтор, ранее пермский, а ныне израильский.

Леонид Коганов
Леонид Коганов
3 года (лет) назад
В ответ на:  Old_Scientist

Простите, нахожу подобного сорта «философию» весьма сомнительной.
Эренфест был сложной личностью и великим педагогом, его путь уникален и потому не повторим.
В жизни и науке каждый выбирает свой собственный путь, мне кажется, универсальных рецептов здесь нет. Кроме более-менее удачных попыток остаться приличным человеком. Последнее представляет, имхо, максимальную трудность, и, как показала судьба А.Д. Сахарова, максимальн ый риск.
Л.К.
А рассуждения «не подымай волну — захлебнёшься!» — эти рассуждения суть тупиковые. Иногда можно и стоит смолчать (при явном вранье и / или гнусности коллег), но не всегда и не во всём. При явном «научном» грабеже, например, молчать заведомо не стОит: молчавший будет следующим ограбленным.
К.

Последняя редакция 3 года (лет) назад от Леонид Коганов
res
res
3 года (лет) назад
В ответ на:  Old_Scientist

Да, пожалуй, эффективнее продвигать те соображения, которые представляются более верными. В конце концов все рассудит опыт, что тут критиковать. Да и кто не ошибался? ))

Последняя редакция 3 года (лет) назад от res
Old_Scientist
Old_Scientist
3 года (лет) назад
В ответ на:  res

Есть такая философская формулировка из двух тезисов:
1. Все фигня, кроме пчел.
2. Пчелы тоже фигня.

Примечание: под *пчелами* в научном контексте подразумеваются твои собственные научные результаты.

Леонид Коганов
Леонид Коганов
3 года (лет) назад
В ответ на:  Old_Scientist

Что-то Вас, Коллега, от Спутниклайта, не иначе, на мизантропию потянуло.
Не надо думать о значимости содеянного, только вперёд! А время само всё расставит по своим местам.
Л.К.
Не будем заморачиваться ерундой, право! Тут Нобилей как орехи раздают — направо и налево (скорее!).
К.

Е.Т.Б.
Е.Т.Б.
3 года (лет) назад
В ответ на:  Old_Scientist

Только, если это ученый, а «глупости» не противоречат законам материального мира. И еще надо учесть, что глупости оплачивает налогоплательщик.

Nail Fatkullin
Nail Fatkullin
3 года (лет) назад

Насколько я помню из прочитанного в юношеские годы, Эренфест отмечал недостаточное внимание в СССР к фундаментальным наукам.

Nail Fatkullin
Nail Fatkullin
3 года (лет) назад
В ответ на:  Nail Fatkullin

См. П.Эренфест. Относительность. Кванты. Статистика. Изд. Наука, 1972, стр.328:

«… Однако теперь я с некоторой тревогой смотрю на будущее русской науки. Меня тревожит главным образом стремление придать ей чисто практическое направление…»

Оценить: 
Звёзд: 1Звёзд: 2Звёзд: 3Звёзд: 4Звёзд: 5 (3 оценок, среднее: 4,33 из 5)
Загрузка...