«Веселый зяблик». Студенческие годы Альберта Эйнштейна

Цюрих. Панорама 1890-х годов
Цюрих. Панорама 1890-х годов
Евгений Беркович
Евгений Беркович
Презрение к роскоши

На что жил студент Эйнштейн в Цюрихе? Если коротко, он жил скромно, но не бедствовал. Помощи от родителей ждать не приходилось, так как фирма отца обанкротилась и все вложенные в нее деньги пропали. Финансовые проблемы родителей Альберт принимал близко к сердцу, на втором году обучения он писал сестре Майе:

«Бедствия моих несчастных родителей, которые долгие годы не знают ни одного счастливого дня, сильно угнетают меня. Мне больно смотреть на это как стороннему зрителю, ведь я уже взрослый человек <…>, но помочь им не могу ничем. Я для них обуза. <…> Лучше мне было бы умереть. Одна только мысль <…>, что год за годом я не позволял себе ни удовольствий, ни развлечений, поддерживает меня и часто помогает в минуту отчаяния» [1, с. 50].

Эйнштейна поддерживала в годы студенчества его тетушка из Генуи: каждый месяц он получал от нее чек (по тогдашней терминологии, вексель) на сто швейцарских франков. Сумма, конечно, не велика, но цены в Цюрихе позволяли на нее прожить и даже откладывать ежемесячно по двадцать франков на будущий взнос, необходимый для получения швейцарского гражданства. От вюртенбергского, а стало быть, от немецкого гражданства он отказался, заплатив всего три марки. В январе 1896 года Эйнштейн официально стал человеком без гражданства. В таком статусе он оставался следующие пять лет и лишь в феврале 1901 года стал гражданином города Цюриха и кантона Цюрих. Правда, за это «удовольствие» нужно было заплатить гораздо дороже — 800 франков. Эту сумму и пытался накопить юный студент.

Как же прожить месяц на оставшиеся 80 франков? Абрахам Пайс приводит типичные цены на жилье в Цюрихе из газеты «Tagesblatt der Stadt Zürich» за 1895 год:

«Маленькая меблированная комната — 20 швейцарских франков в месяц, двухразовое питание в пансионе — 1 франк 40 сантимов в день. Комната получше с пансионом — 70 франков в месяц» [1, с. 50].

И делает обоснованный вывод: «Средства Эйнштейна были скромными, но не скудными». Самого студента Политехникума скудость средств никогда не выводила из равновесия. Его вполне удовлетворяла маленькая комнатка, где из мебели были только стол, шкаф и два стула. Свое отношение к богатству он сформулировал предельно четко:

«Комфорт и благополучие никогда не были для меня самоцелью. По-моему, этот этический базис служит идеалом и для свиного стада. Доброта, красота и правда — вот идеалы, которые освещали мой жизненный путь, вновь и вновь возрождая в моей душе радость и мужество. Жизнь показалась бы мне пустой, если бы не было у меня чувства душевного родства с людьми, разделяющими мои взгляды, если бы я не мог заниматься изучением объективной реальности, вечно неуловимой и недосягаемой, и в сфере искусства, и в научных исследованиях. С юных лет я презираю банальные цели человеческих устремлений: богатство, успех, роскошь» [2, с. 37–38].

Альберт Эйнштейн в 1898 году
Альберт Эйнштейн в 1898 году

В первый и второй студенческие годы Эйнштейн снимал скромную комнату у Генриетты Хеги по адресу Унионштрассе, дом 4. В третий год он был постояльцем у Штефании Марквальдер, вдовы управляющего университетской психиатрической клиники в Цюрихе. В последний студенческий год Эйнштейн снова вернулся к Генриетте Хеги на Унионштрассе 1.

Вначале Штефания Марквальдер проживала в оставшейся ей от мужа большой квартире в районе Шанценберг, недалеко от университета, три комнаты она сдавала временным жильцам. Когда ее дом перешел к кантональной школе, она переехала в более скромную квартиру по адресу Клосбахштрассе, дом 87, в которой две комнаты предназначались для постояльцев. Альберт Эйнштейн снимал самую маленькую из них, но с отдельным входом. Комната была как раз по его скромным средствам. Спустя много лет дочь Штефании Сюзанна Марквальдер рассказала о быте их постояльца в письме Карлу Зелигу, одному из первых биографов Эйнштейна:

«Обедал он обычно в столовых, где не продавали спиртного. Однако часто обед его состоял из куска яблочного или сливового пирога, который он покупал в соседней булочной и съедал в своей комнате. На десерт была длинная сигара Бриссаго» [2, с. 34].

О качестве сигар, которые позволял себе курить Эйнштейн, можно судить по воспоминаниям Макса фон Лауэ, приехавшего в 1907 году в Берн специально для того, чтобы познакомиться с молодым автором теории относительности:

«Они гуляли и разговаривали часами, и Эйнштейн в какой-то момент предложил ему сигару, и Лауэ вспоминал, что она была такой мерзкой, что он „случайно“ уронил ее в реку» [3, с. 191].

Эйнштейн умел нравиться женщинам. Сюзанна Марквальдер отмечает:

«Когда ко мне приходили подруги, он с удовольствием пил с нами чай и галантно провожал девушек домой» [2, с. 34].

Единственное, что злило хозяйку квартиры, это рассеянность Эйнштейна: он постоянно забывал ключи от комнаты, и среди ночи звонок и громкий голос будили ее: «Это Эйнштейн, я опять забыл ключи». Однако на него невозможно было долго сердиться. Сюзанна вспоминает:

«Но этот темпераментный, непосредственный человек был так обаятелен, что вновь и вновь завоевывал ее сердце. Так было и тогда, когда он вернулся после каникул из Милана, по-мальчишески бесцеремонно внес свой потрепанный чемодан в переднюю, говоря: „Попробуете еще раз или сразу вышвырнете меня за дверь?“» [2, с. 34–35].

Эйнштейн и музыка

Отдельно нужно сказать о музыкальных увлечениях Эйнштейна. Как бы ни был скуден его багаж, скрипка в футляре всегда была с ним. Он музицировал охотно, организовывал дуэты, трио и квартеты, приглашая знакомых музыкантов, любителей или профессионалов. Время благоприятствовало таким страстным поклонникам музыки. Это сейчас музыка окружает нас чуть ли не двадцать четыре часа в сутки. А тогда радио- и телевизионный эфир молчал, кино было немым, Интернет еще не существовал. Звукозапись была в зачаточном состоянии, даже патефон появился только в 1907 году. На концерты профессионалов не каждый день пойдешь, да и не везде они были доступны. Поэтому потребность слушать классическую музыку в повседневной жизни удовлетворяли именно такие, как Эйнштейн, хорошие музыканты-любители, готовые играть при первой возможности. Их охотно приглашали в гости для организации домашних концертов. Когда студент Эйнштейн снимал комнату в квартире Марквальдеров, он обычно играл под аккомпанемент юной Сюзанны. Она вспоминала:

«По вечерам нередко устраивались импровизированные концерты, в которых Эйнштейн блистал своим искусством скрипача. Охотнее всего он играл Моцарта, а я аккомпанировала ему как умела. У меня до сих пор сохранились фортепьянные сонаты, которые подарил мне господин Эйнштейн с надписью: „В знак преданности и уважения“. Техника у меня была очень неважная, но он проявлял большую снисходительность. В крайнем случае только скажет: „Ну вот, Вы опять остановились, как осел на горе!“ Укажет смычком то место, с которого надо снова начать, и мы весело продолжаем!» [2, с. 32–33].

Неуважительного отношения к музыке он не прощал никому. Как-то вдова, жившая над квартирой Марквальдеров, попросила разрешения присутствовать вместе с двумя дочерьми на вечернем музицировании Альберта и Сюзанны. Но с первыми звуками музыки гостьи, расположившиеся на диване, принялись стучать вязальными спицами и шептаться, подбирая спустившиеся петли. Сюзанна рассказала про немедленную реакцию Альберта:

«Эйнштейн демонстративно захлопнул мои ноты и уложил скрипку в футляр. На вопрос старшей из наших посетительниц: „Разве вы больше не будете играть?“, Эйнштейн саркастически ответил: „Мы не смеем мешать Вам работать!“» [2, с. 33].

Отправляясь в гости, Эйнштейн всегда брал скрипку с собой и нередко музицировал с хозяевами. Например, у профессора Штерна, в доме которого он был частым и желанным гостем. Однажды летом Эйнштейн услышал через балконную дверь звуки фортепьянной сонаты Моцарта. Недолго думая, он схватил скрипку и выскочил на улицу. Через несколько секунд к звукам фортепьяно прибавилось пение скрипки. Об этом эпизоде тоже рассказала Сюзанна Марквальдер:

«Вернувшись, Эйнштейн воскликнул с восхищением: „Да это же прелестная барышня! Я буду часто играть с ней“. Позже познакомились с пианисткой и мы. Это была уже немолодая фрейлен Вегелин; спустя несколько часов она явилась к нам в черном шелковом платье и робко спросила, кто этот странный молодой человек. Мы успокоили ее, сказав, что он безобидный студент. Она нам рассказала, как сильно испугало ее появление незнакомого юноши, который ворвался к ней в квартиру с криком: „Играйте, играйте дальше“» [2, с. 33–34].

Эйнштейн любил музицировать и еще в одном доме в Цюрихе. У его дальнего родственника Альберта Карра, торговавшего зерном, жена Луиза обладала великолепным меццо-сопрано, училась в базельской консерватории и могла профессионально исполнять сложные вокальные партии. Она часто выступала вместе с Эйнштейном, который особенно «любил старинные итальянские канцонетты Витоли, Корелли, Вивальди, Локателли, а также арии Генделя» [2, с. 36].

Из рассказов Сюзанны Марквальдер мы узнаем, что в студенческие годы Эйнштейн любил кататься с друзьями на парусной лодке по Цюрихскому озеру. Иногда в эту компанию приглашали и Сюзанну. Она отмечала:

«Помню, когда ветер стихал и паруса опадали, Эйнштейн доставал из кармана записную книжку и что-то в ней писал. Но стоило повеять легкому ветерку, и он вновь был готов управлять парусами» [2, с. 33].

Любовь к отдыху под парусами ученый сохранил на всю жизнь. Когда он выбирал место под Берлином для своего летнего домика, главным условием было наличие поблизости озера. В результате летний домик был построен в местечке Капут, и Эйнштейн проводил много времени под парусами, но уже на своей яхте. Об этом он сообщал своей бывшей квартирной хозяйке, с которой переписывался, уже переехав в Берлин. Ее дочери, Сюзанне Марквальдер, Эйнштейн ответил на письмо уже на закате своей жизни, 23 декабря 1950 года. В письме из Принстона он назвал ее мать «доброй, а порой и снисходительной женщиной» [2, с. 35–36].

Товарищи Эйнштейна

Эйнштейн умел дружить. Со многими своими друзьями он познакомился именно в студенческие годы и сохранил дружбу на всю жизнь. Одним из таких друзей стал Марсель Гроссман, сын состоятельных родителей. Его отец владел фабрикой, выпускающей сельскохозяйственные машины. В «Автобиографических набросках» Эйнштейн вспоминал:

«В эти студенческие годы развилась настоящая дружба с товарищем по учебе, Марселем Гроссманом. Раз в неделю мы торжественно шли с ним в кафе „Метрополь“ на набережной Лиммат и разговаривали не только об учебе, но и, сверх того, о всех вещах, которые могут интересовать молодых людей с открытыми глазами. Он не был таким бродягой и чудаком, как я, но был связан со швейцарской средой и в пределах возможного не потерял внутренней самостоятельности. Кроме того, он обладал в избытке как раз теми данными, которых мне не хватало: быстрым восприятием и порядком во всех отношениях. Он не только посещал все лекции, которые мы считали важными, но и обрабатывал их так замечательно, что если бы его тетради перепечатать, то их вполне можно было бы издать. Для подготовки к экзаменам он одалживал мне эти тетради, которые служили для меня спасательным кругом; о том, как мне жилось бы без них, лучше не гадать» [4, с. 351–352].

Гроссман был первым, кто предсказал Эйнштейну большое будущее:

«Спустя несколько дней после их первой беседы Марсель, сидя за обеденным столом в доме своих родителей, сказал: „Этот Эйнштейн будет когда-нибудь великим человеком“» [2, с. 32].

Гроссман помог другу не только своими образцовыми конспектами лекций. Ещё дважды его помощь была бесценна: в 1902 году он помог безработному Эйнштейну найти постоянное место работы, а спустя десять лет нашел нужную математическую форму для рождавшейся общей теории относительности.

Близким Эйнштейну человеком стал еще один однокурсник — Якоб Эрат, после смерти отца приехавший в Цюрих с матерью в 1896 году для учебы в Политехникуме. На лекциях он сидел, как правило, рядом с Эйнштейном и быстро подружился с ним. В отличие от блестящего Марселя Гроссмана, Якоб соображал медленно и перед предстоящими экзаменами впадал в настоящую депрессию. Мать Эрата жаловалась Альберту, что ее сын страшно боится экзаменов. На что Эйнштейн преспокойно отвечал: «Зачем же страх? Либо человек знает, либо не знает. Дело совершенно ясное!» [5, с. 68]. К матери Эрата, живой и доброй женщине, Эйнштейн испытывал нескрываемую симпатию. Когда ему требовалась душевная поддержка, когда он в своей цыганской жизни хотел почувствовать тепло домашнего очага, он без приглашения заходил домой к Эратам на улицу Рёстлиштрассе. Однажды он появился там с толстым шарфом вокруг шеи. Мать Эрата заметила его еще в саду дома и через окно спросила:

«— Вы простудились, господин Эйнштейн?

— Да, немного.

— Что у Вас вокруг шеи?

— А, это коврик с нашего комода» [5, с. 68].

После получения диплома Якоб Эрат получил место ассистента профессора Рудио, защитил докторскую диссертацию и работал преподавателем математики и астрономии в кантональной школе в Винтертуре, втором по величине городе кантона Цюрих. Эрат рассказывал Карлу Зелигу:

«Если Эйнштейн хорошо ко мне относился, то это, наверное, потому, что у нас были одинаковые взгляды на многие проблемы. Будучи человеком свободомыслящим, он подходил ко всем вопросам критически, но всегда проявлял большую тактичность. <…> Он не хотел казаться не таким, каким был. С юных лет Эйнштейн перестал считаться с чужими мнениями и предрассудками, поэтому и в спорах на религиозные темы он производил впечатление неподкупного и объективного человека, но всегда проявлял терпимость» [2, с. 38–39].

Марсель Гроссман, Альберт Эйнштейн, Микеле Бессо
Марсель Гроссман, Альберт Эйнштейн, Микеле Бессо

В Цюрихе Эйнштейн познакомился еще с одним человеком, ставшим его близким другом на всю жизнь — Микеле (иногда пишут на французский лад Мишель) Анжело Бессо. Он был на шесть лет старше Альберта, изучал математику и физику в Риме, а потом поступил на инженерное отделение Политехникума в Цюрихе. Их жизненные пути не раз пересекались, какое-то время Бессо работал в том же патентном ведомстве, что и Эйнштейн, но даже вдали друг от друга они поддерживали связь, обмениваясь подробными письмами. Переписка Бессо и Эйнштейна — ценнейший источник сведений о великом физике. Через семейство учителя Йоста Винтелера и его жены Паулины Эйнштейн и Бессо, можно сказать, породнились: сестра Эйнштейна Майя вышла замуж за их сына Пауля. А Микеле Бессо женился на Анне Винтелер, старшей дочери Йоста. Ее сестра Мария была первой любовью самого Эйнштейна.

Еще один цюрихский знакомый Эйнштейна сыграл определенную роль в его жизни — Фридрих Адлер, сын основателя социал-демократической рабочей партии Австрии Виктора Адлера. Возможно, из-за знакомства с Адлером Эйнштейн в свой последний студенческий год посещал лекции по основам национальной экономики и социальным последствиям свободной конкуренции. Фридрих Адлер был ровесником Эйнштейна и прибыл в Цюрих на год позже него. Он изучал химию и физику, но не в Политехникуме, а в университете, располагавшемся до 1914 года в том же здании, что и Поли. Цюрихский университет был открыт в апреле 1833 года, и уже через несколько лет женщинам было дано разрешение там учиться. С открытием медицинского факультета в университет хлынул поток девушек из разных стран, особенно много из царской России, где в университетах могли учиться лишь мужчины.

Надежда Суслова. 1860-е годы
Надежда Суслова. 1860-е годы

Первой девушкой, защитившей в 1867 году в Цюрихе докторскую диссертацию по медицине, стала Надежда Суслова, родом из села Панино Нижегородской губернии. Ее отец был крепостным у графа Шереметева, потом освободился и стал успешным предпринимателем, дал дочерям, Надежде и Аполлинарии, хорошее образование. У Аполлинарии был страстный роман с Достоевским, продолжавшийся несколько лет, потом она вышла замуж за Василия Розанова. Надежда в 1864 году уехала в Швейцарию и жила в Цюрихе по адресу Платтенштрассе, дом 14. После изменения нумерации домов в 1893 году этот дом получил номер 50. Именно в этом доме снимала комнату Милева Марич, прежде чем стала женой Альберта Эйнштейна [6, с. 41].

Эйнштейну нравилось, что Цюрих — город с разнообразным по составу населением, треть которого составляли иностранцы. В 1900 году 68% населения составляли протестанты, 29% — католики, 1,8% — евреи. Самую большую колонию иностранцев составляли немцы (31 тысяча человек), за ними шли итальянцы (5350 человек) и граждане Австро-Венгрии (4547 человек) [6, с. 33]. И у Фридриха Адлера, и у Альберта Эйнштейна жены не были урожденными швейцарками. Рожденная в Сербии Милева Марич, на которой Альберт женился в 1902 году, имела гражданство Австро-Венгрии. А женой Адлера в 1903 году стала рожденная в Литве Катя Германишская, подданная Российской империи. Катя изучала физику в Цюрихском университете и посещала вместе с будущим мужем лекции Германа Минковского, которые слушали и Альберт Эйнштейн с Милевой Марич. Слушателей непростых лекций Минковского было немного, неудивительно, что молодые люди сблизились и подружились.

Несмотря на страстную пропаганду социалистических идей, которую вел темпераментный Адлер, Эйнштейн оставался в стороне от какой-либо партийной жизни. Он часто повторял фразу: «Для меня загадка, как может интеллигентный человек приписать себя к какой-либо партии» [5, с. 164].

Со своей стороны, Адлер уверял Зелига, что «Эйнштейн — социалист в душе» [5, с. 164]. Показательно, что Фридрих Адлер в 1898 году переехал в квартиру своей подруги, бывшей студентки Цюрихского университета Розы Люксембург, на Песталоцциштрассе, дом 37, после того как она уехала в Германию бороться за права пролетариата. Ее убили в Берлине в начале 1919 года. «Она была слишком хороша для этого мира», — сказал Эйнштейн, когда узнал об этом злодеянии [5, с. 163].

Альберт Эйнштейн никогда не вступал даже в студенческие объединения. Он признавался:

«Мое страстное стремление к социальной справедливости и чувство социального долга всегда находились в странном противоречии с явным отсутствием потребности в тесном общении с отдельными людьми и целыми коллективами. Я самый настоящий „одиночка“ и никогда не отдавал безраздельно своего сердца государству, родине, друзьям и даже собственной семье; я был к ним привязан, но всегда испытывал неослабевающее чувство отчужденности и потребность в одиночестве; с годами это только усиливается… Человек такого склада, разумеется, частично утрачивает непосредственность и беззаботность, но зато он обретает полную внутреннюю независимость, равнодушен к мнению других людей и не поддается искушению строить свое равновесие на столь шаткой основе» [2, с. 38].

Фридрих Адлер окажется важным действующим лицом в драме назначения Эйнштейна экстраординарным профессором Цюрихского университета, о чем у нас речь впереди.

Радость в трудные времена

У Альберта Эйнштейна был счастливый дар — он не мог долго ощущать себя несчастным. Он знал за собой эту особенность. В мае 1901 года в письме цюрихскому профессору Альфреду Штерну, в доме которого он в годы студенчества регулярно обедал, Альберт признавался, что, по сути, он оптимист:

«Мне отлично известно, что я веселый зяблик и никак не склонен к меланхолии, разве только тогда, когда страдаю расстройством желудка или чем-либо подобным…» [2, с. 43].

Своей простотой и наглядностью выражение «веселый зяблик» («lustiger Fink») может ввести читателя в заблуждение. Даже такой знающий человек, как один из первых биографов Эйнштейна на русском языке Борис Григорьевич Кузнецов, понимал это выражение в прямом смысле: веселая маленькая певчая птичка, которая беспечно распевает свои песенки и не печалится ни о чем. Кузнецов пишет:

«Живо представляешь себе „веселого зяблика“, без средств к существованию, без перспектив постоянной службы, находящегося „вне себя от радости“ от перспективы получения работы на два месяца и пешей прогулки по горам Шплюгена к месту этой работы. Эйнштейн принадлежал к счастливым натурам, которые легко переносят огорчения, но очень живо и радостно ощущают самую незначительную удачу» [7].

Кузнецов противопоставляет «веселого зяблика» могучему и трагическому мыслителю:

«Даже „веселый зяблик“ времен Аарау, Цюриха и Берна был мыслителем, одним из величайших мыслителей всех времен, и игривые пассажи Моцарта могли занимать такое большое место в интеллектуальной и эмоциональной жизни молодого Эйнштейна, потому что они скрывали глубочайшие трагические, поистине фаустианские коллизии» [7, с. 643].

В интерпретации выражения «веселый зяблик» уважаемый Борис Григорьевич допустил ошибку, неверно понял швейцарский жаргон молодого Эйнштейна, только несколько месяцев назад получившего швейцарское гражданство. Так поверхностно понимать выражение «веселый зяблик» можно, лишь совершенно не чувствуя речь Эйнштейна. Эйнштейн был остроумный, ироничный, иногда даже циничный собеседник, но никогда не сюсюкал и не жеманничал. У Эйнштейна был богатейший немецкий язык, сравнимый по разнообразию словаря и точности выражений с языком Томаса Манна. За школьные и студенческие годы в Аарау и Цюрихе он обогатился многими местными, швейцарскими выражениями и оборотами. «Веселый зяблик» означает бродягу, проходимца, цыгана, люмпена. Вот цыганом Эйнштейн, не имевший ни работы, ни дома, мог себя назвать. А «птенчиком» или «лапочкой» не мог! Язык не повернулся бы так сказать. И не слышать этого — большой просмотр уважаемого биографа.

Такая особенность характера Эйнштейна заставляла быстро забывать всё плохое, что с ним случалось, вытеснять из памяти все следы неприятных событий. Ни в «Автобиографических заметках» [4], написанных в 1949 году, ни в «Автобиографических набросках» [8], написанных в 1954-м и опубликованных уже после его смерти, нет ни слова о периоде после защиты диплома в Цюрихе в 1900-м и до зачисления его в штат Федерального патентного ведомства в Берне в 1902-м. Это был в материальном отношении один из самых трудных периодов его жизни: финансовая помощь тетушки из Генуи прекратилась с окончанием студенчества, а постоянного места работы он никак не мог найти.

Студенческая жизнь Альберта Эйнштейна закончилась в конце июля 1900 года, когда он узнал результаты сданных экзаменов и, не дожидаясь вручения диплома, укатил в долгожданный отпуск, который провел с матерью и сестрой на высокогорном курорте Мельхталь в кантоне Обвальден. Это место знаменито тем, что оттуда родом был один из трех легендарных основателей Швейцарского союза — Арнольд Мельхтальский. Хотя эта историческая подробность вряд ли тогда занимала Альберта — его больше беспокоил острый конфликт в семье, вызванный его сообщением о предстоящей женитьбе на Милеве Марич. Эта новость чрезвычайно расстроила его мать. Паулина Эйнштейн была категорически против того, чтобы женой сына стала простая женщина из Сербии, далекая от традиций их семьи, да еще на три года старше Альберта, с детства хромая, вряд ли склонная к ведению домашнего хозяйства. Несмотря на все усилия матери изменить планы сына в отношении женитьбы, Альберт был тверд. С гордостью за свое упорство он писал невесте про свою мать: «Она же видит, что пока ничего не добилась, только будит во мне злость, поэтому попытки отговорить меня от брака прекратила» [6, с. 47].

Пятнадцатилетним юношей Эйнштейн приехал в Цюрих, чтобы выучиться на инженера-электрика и перенять у отца его дело. За год обучения в кантональной школе Аарау его планы изменились. На письменном экзамене по французскому языку Альберт написал сочинение на тему «Мои планы на будущее». Грубейшие грамматические ошибки чуть ли не в каждой второй строчке [9, с. 834] не позволили ему получить удовлетворительную оценку по одному из официальных языков страны, гражданином которой он вскоре станет, но содержание сочинения достаточно красноречиво говорит о его планах:

«Если мне повезет и я успешно сдам все экзамены, я пойду в Политехникум в Цюрихе. Я проведу там четыре года, чтобы изучать математику и физику. Я собираюсь стать преподавателем в этих областях естествознания и при этом выбираю теоретическую часть этих наук. Вот причины, которые привели меня к этому плану. Это прежде всего склонность к абстрактным и математическим размышлениям и недостаток фантазии и практического таланта. Я пришел к такому решению по своему желанию. Это же естественно, чтобы заниматься теми вещами, к которым у человека есть талант. Кроме того, профессия ученого дает определенную независимость, что мне очень нравится» [9, с. 60].

После получения диплома желание Эйнштейна заняться наукой укрепилось, а на этом пути нужно было пройти такие необходимые стадии: защитить докторскую диссертацию, что для окончивших университет было бы естественно, а для обладателя диплома технического вуза представляло дополнительные проблемы; затем нужно было пройти так называемую хабилитацию, то есть защитить вторую докторскую диссертацию и прочитать пробную лекцию перед профессорским составом университета, чтобы получить лицензию на право чтения лекций, так называемую venia legendi, и стать приват-доцентом; после этого можно было рассчитывать на место экстраординарного профессора и, наконец, стать полным, или ординарным, профессором, говоря современным языком, получить кафедру в каком-либо учебном заведении. В отличие от других преподавательских должностей, ординарный профессор был высокопоставленным государственным служащим, зарплату ему платил не университет, как приват-доцентам или большинству экстраординарных профессоров, а государство, точнее — министерство науки и образования.

Ординарный профессор стоял на вершине научной карьеры, а в самом начале ее была скромная должность ассистента, с которой и начинали свой путь в науку почти все ученые, современники Эйнштейна. Но будущему автору теории относительности стать ассистентом какого-либо профессора не было суждено, хотя поначалу он был уверен, что эта должность ему обеспечена. У Эйнштейна и тут был свой, особый путь.

Евгений Беркович

1. Пайс А. Научная деятельность и жизнь Альберта Эйнштейна. М.: Наука, 1989.

2. Зелиг К. Альберт Эйнштейн. Сокр. перевод с немецкого. М.: Атомиздат, 1964.

3. Айзексон У. Альберт Эйнштейн: его жизнь и его Вселенная. М.: АСТ: Corpus, 2016.

4. Эйнштейн А. Автобиографические наброски // Собрание научных трудов в 4 т. Т. IV. М.: Наука, 1967. С. 350–356.

5. Seelig C. Albert Einstein. Leben und Werk. Eines Genies unserer Zeit. Zürich: Europa Verlag, 1960.

6. Schwarzenbach A. Das verschmähte Genie. Albert Einstein und die Schweiz. München: Deutsche Verlags-Anstalt, 2005.

7. Кузнецов Б. Эйнштейн: Жизнь. Смерть. Бессмертие. М.: Наука, 1963.

8. Эйнштейн А. Автобиографические заметки // Собрание научных трудов в 4 т. Т. IV. М.: Наука, 1967. С. 259–293.

9. Fölsing A. Albert Einstein. Eine Biographie. Berlin: Suhrkamp Taschenbuch Verlag, 1995.


1 Утверждение Уолтера Айзексона, будто Эйнштейн «жил в студенческом общежитии» [3, с. 61] явно ошибочно, так как не подтверждается ни одним документом и противоречит известным фактам.

В осеннем семестре 2022 года Евгений Беркович прочитает курс лекций в Свободном университете «Альберт Эйнштейн, научные революции в физике и судьбы их героев». Лекции читаются на платформе Zoom раз в неделю вечером в субботу, специальных знаний по физике и математике, выходящих за программу средней школы, не требуется. Запись начинается в конце августа и заканчивается в начале сентября. Обучение бесплатное. Желающие направляют в учебную часть Свободного университета мотивационное письмо с просьбой стать слушателями курса, указав свой возраст, образование и характер работы (связана ли она с физикой). Все подробности можно найти на сайте Свободного университета [1]. Курс будет полезным студентам и аспирантам, изучающим физику и новейшую историю, преподавателям физики в школах и институтах, а также всем любителям истории науки. По окончанию курсов слушателям выдается сертификат Свободного университета.

1. freemoscow.university/course/albert-ejnshtejn-revolyuczii-v-fizike-i-sudby-ih-geroev

Подписаться
Уведомление о
guest

1 Комментарий
Встроенные отзывы
Посмотреть все комментарии
res
res
1 год назад

Сейчас на 100 франков и дня не прожить, если всё вместе считать. ))

Оценить: 
Звёзд: 1Звёзд: 2Звёзд: 3Звёзд: 4Звёзд: 5 (4 оценок, среднее: 4,75 из 5)
Загрузка...