Помните, в 90-е по телевизору были анонсы: «Каждую субботу в июне вы смотрите «Что? Где? Когда?» Для человека, связанного с научной журналистикой, в голове осенью звучит точно такой же анонс: «Шесть дней в октябре присуждают Нобелевские премии». Для научного журналиста-новостника первые три дня из шести традиционно превращаются в симпатичный ад. Ад — потому, что надо срочно, срочно, срочно сделать статью о каждой естественнонаучной премии, разобраться в работах лауреатов, да еще и не напутать нигде. Ад — потому что в другие дни нету такого потока лажи, что позволяют себе журналисты «обычных» СМИ. Впрочем, у них нет и полушанса — тут бы самому не ошибиться, а времени у них еще меньше, чем у тебя. Ад — потому, что в очередной раз слышишь, видишь, читаешь историю о том, что «нет нобелевки по математике, потому что математик увел у Нобеля жену (видимо, у этого мифического Нобеля было очень много жен, и все были ему неверны — ведь нету еще нобелевки по географии, истории, музыке, живописи, за что всем похотливым географам, историкам, композиторам и художникам отдельное спасибо!). Ад — потому, что в очередной раз слышишь, что дали не тому, кого-то обошли… и что у нас там по списку еще?
А симпатичный он потому, что лично ты в очередной раз можешь проверить — чего ты стоишь как научный журналист. В очередной раз узнаешь много-много нового о возможностях человеческого разума (звучит пафосно, но тем не менее это правда). Так что — да здравствует Нобелевская неделя, и… кто у нас на этот раз в героях? Опять же, в отличие от «противоественнонаучных» премий, разговоров о том, что премия не соответствует масштабу научной работы, быть не может.
Физиология или медицина. Ну что же, Нобелевский комитет решил, с одной стороны, подтвердить, что для того, чтобы стать нобелиатом, жить надо долго. Работа Джона Гёрдона по переносу ядра дифференцировавшейся клетки в «пустую» яйцеклетку шпорцевой лягушки, после чего она снова стала яйцеклеткой и произвела, как и положено, головастика, заложила основы для клонирования еще полвека назад. Ровно тогда, когда родился второй нобелиат, Синья Яманака, сумевший перепрограммировать обычные клетки кожи обратно в стволовые. То есть, с другой стороны, «мы следим за трендами». Всё по делу, ничего не скажешь.
Физика. Опять-таки — Серж Арош и Дэвид Вайленд совершили несколько прорывов в экспериментальной физике, научившись контролировать квантовые состояния отдельных частиц, да еще и в итоге пришли к применению этого на практике.
Физиология или медицина номер два. Ну, химия то есть. При всем том, что исследования рецепторов, связанных с G-белками, Роберта Лефковица и Брайана Кобилки действительно очень важны, при этом нобелиаты проявили еще и огромнейшее терпение и трудолюбие… В очередной раз за премию по химии можно было дать и премию по медицине. Достаточно одной детали: за открытие и изучение самих G-белков в 1994 году присудили «медицинского» нобеля.
Литература. Хм… Пастернака Мо Яня не читал — ибо особо-то и переводов-то китайца не было. А вот Нобелевский комитет скоро сможет присудить нобелевку по литературе себе. За формулировки. «Галлюцинаторный реализм» — это ж надо было такое выдумать!
Премия мира. После Ясира Арафата и Барака Обамы можно было ожидать чего угодно в общем. Но Евросоюзу… Будем считать, что Нобелевский комитет решил дать премию посмертно.
Премия памяти Нобеля по экономике. Н у что же, снова американцы. В XXI веке из 27 лауреатов премии не имели гражданства США только трое. Наверное, Ллойд Стауэлл Шепли и Элвин Рот — достойные представители экономической науки… Но почему ж кризис на дворе?
А.П.