Загадка встречи Ландау и Эйнштейна

Ни одного физика в мире Лев Давидович Ландау не ставил так высоко, как автора общей теории относительности, которую считал «самой красивой из существующих физических теорий» [1, стр. 224]. Ландау годами уточнял знаменитую классификационную шкалу ученых «по достижениям», но на первом месте с большим отрывом неизменно стоял Эйнштейн. Неудивительно, что о своей встрече с великим физиком Лев Давидович с удовольствием вспоминал при каждом удобном случае — например, во время встречи со студентами МГУ. Участник одной такой встречи Борис Горобец пишет:

«Хорошо помню рассказ Ландау о его встрече с Эйнштейном. <…> Я слышал [это] лично, как и присутствовавшие на встрече с Ландау примерно полтораста студентов МГУ в 1960 г., в холле общежития зоны „Б“, на 11-м этаже главного здания. Ландау с большой теплотой и в то же время с искренней печалью говорил об Эйнштейне, о его глубоко укоренившемся заблуждении на тему возможности создания единой теории поля; о том, что три последние десятилетия жизни Эйнштейна прошли в бесплодных усилиях; о том, что он, Ландау, пытался объяснить Эйнштейну, почему такая теория в принципе невозможна, но тот не был в состоянии понять. Таким образом, совершенно ясно: сам Ландау утверждал, что с Эйнштейном они встречались и даже спорили о единой теории поля» [2, стр. 248].

О встрече с Эйнштейном Лев Давидович неоднократно говорил и своим коллегам. Академик Виталий Лазаревич Гинзбург вспоминал:

«Ландау не раз рассказывал, в частности, мне или при мне, что он один раз в жизни разговаривал с Эйнштейном, насколько помню, в Берлине, году, так, в 1930-м. Ландау, по его словам, после семинара пытался „объяснить“ Эйнштейну квантовую механику, но безуспешно» [3, стр. 294].

Встреча Эйнштейна и Ландау могла состояться только в период с 1929 по 1931 год, когда молодой советский физик полтора года находился в научной командировке по направлению Народного комиссариата просвещения (Наркомпроса) для продолжения образования в Германии, Дании, Англии и Швейцарии. Полгода пребывания Ландау за границей финансировал Наркомпрос, а деньги на следующий год по рекомендации Нильса Бора дал благотворительный Рокфеллеровский фонд.

Ландау побывал в Копенгагене у Бора еще и в 1933 и 1934 годах, но Эйнштейну, потерявшему из-за прихода нацистов к власти и работу, и жилье в Берлине, было не до встреч. В октябре 1933 года он окончательно покинул Европу и поселился в Принстоне.

О встрече Ландау и Эйнштейна в Берлине имеется немало упоминаний. К сожалению, ни одно из них не опирается на документы или свидетельские показания. Иногда фантазия рассказчика явно переходит границу допустимого в документальном повествовании. Например, в книге Майи Бессараб «Страницы жизни Ландау» говорится не только о встрече двух ученых в Берлинском университете, но и об их дальнейшей беседе в квартире Эйнштейна:

«В октябре Дау приехал в Берлин. Однажды в Берлинском университете он увидел Альберта Эйнштейна. Он подошел к знаменитому ученому и, смущаясь, попросил разрешения поговорить с ним. Эйнштейн пригласил юношу к себе домой. И вот Лев в гостях у Эйнштейна. Ландау — двадцать один год, Эйнштейну пятьдесят. Мягкий, добрый, стареющий Эйнштейн, который из-за своей замкнутости не имел учеников, внимательно слушал молодого советского физика. Лев пытался доказать Эйнштейну правильность основного принципа квантовой механики — принципа неопределенности. Он недоумевал: как человек, теорией относительности совершивший переворот в науке, не может понять другой революционной теории — квантовой механики? Эйнштейну были симпатичны и горячность и убежденность Ландау, и ясные, четко сформулированные утверждения. Но переубедить Эйнштейна Лев не мог» [4, стр. 34].

Даже если на минуту оставить вопрос о встрече в Берлинском университете в стороне, факт приглашения молодого Ландау домой к создателю теории относительности выглядит абсолютно нереальным. Эйнштейн приглашал домой молодых ученых, получивших важные научные результаты. Так, он пригласил домой 28 апреля 1926 года молодого Вернера Гейзенберга, после того как тот сделал блестящий доклад на физическом коллоквиуме Берлинского университета о созданной им новой науке — квантовой механике. Подробно об этой встрече рассказано в моей книге «Альберт Эйнштейн и „революция вундеркиндов“» [5, стр. 122].

Фантазии Майи Бессараб о том, что Эйнштейн пригласил к себе домой молодого физика, совсем неизвестного широкой научной аудитории, напоминают анекдоты времен позднего застоя о том, как маршал Жуков приглашает полковника Брежнева обсудить предстоящую военную операцию.

Чтобы не было иллюзий об отношении Эйнштейна к задиристому теоретику из России, достаточно привести один эпизод берлинской научной жизни, который описал участник и очевидец тех событий Юрий Борисович Румер, познакомившийся с Ландау в Берлине в декабре 1929 года:

«Потом характерный случай произошел в Берлине, на коллоквиуме по теоретической физике в университете. Это знаменитый семинар по теоретической физике. В первом ряду сидят все нобелевские лауреаты подряд — Эйнштейн, Шрёдингер, Лауэ, Нернст. Ну и еще другие профессора Берлинского университета. Кто-то из них докладывает. Ландау сидит на самой задней скамейке, наверху, нервничает, кусает ногти и кричит, что всё не так. „Мы с Иваненкой в Ленинграде так думали, это можно совсем иначе делать!“. Наконец, он не может выдержать и говорит: „Всё не так! Я сейчас могу показать, как нужно делать“. Ему говорят: „Пожалуйста, покажите“. Он выходит, молодой мальчик с чубом черных волос, и начинает с необычайной легкостью оперировать и писать мелом и на прекрасном немецком языке всё объясняет. Потом обращается к докладчику, и говорит: „А вот вы, например, сказали, что это так, ведь это же не так. Вы теперь видите! Я, к сожалению, не знаю, как вас зовут“. Тот кланяется, и говорит: „Фон Лауэ“. Тогда Эйнштейн, обращаясь к Шрёдингеру и указывая на Ландау, спросил: „Was ist das? “ — не кто это такой, а что это такое» [6, стр. 373].

Юрий Борисович Румер, единственный советский свидетель пребывания Ландау в Берлине, категорически возражал против самой возможности разговора своего будущего друга и соавтора с автором теории относительности. Это зафиксировал Виталий Лазаревич Гинзбург: «Ю. Б. Румер утверждает, что Ландау с Эйнштейном никогда не беседовал» [3, стр. 294]. К этому лаконичному выводу академик Гинзбург добавил подробности:

«В 1974 г. мы обменялись с Ю. Б. Румером письмами, причем он, кстати, сообщил следующее. В декабре 1929 г. Румер и Ландау познакомились в Берлине (их познакомил П. Эренфест), и они вместе сидели на коллоквиуме (на самой верхотуре, как пишет Ю. Б. Румер), на котором присутствовал Эйнштейн. Ландау сказал Румеру: спущусь вниз и попытаюсь уговорить Эйнштейна бросить заниматься единой теорией поля. Однако разговора с Эйнштейном Ландау тогда не завязал, и Ю. Б. Румер считает, что это не могло произойти и позже» [3, стр. 294].

Итак, мы имеем явно противоречивую ситуацию. Лев Давидович Ландау в присутствии свидетелей (Б. Горобец, В. Гинзбург) неоднократно заявлял, что встречался и беседовал с Эйнштейном. Но Ю. Б. Румер, сопровождавший Ландау в Берлине, утверждает, что беседы не было. Следует ли отсюда, что кто-то из них, Ландау или Румер, говорит неправду? Или все-таки возможно, что противоречия тут нет?

Борис Горобец, хоть и слышавший собственными ушами рассказ Ландау о встрече с Эйнштейном, склонялся к тому, что ее на самом деле не было:

«Я, например, теперь склонен больше верить Ю. Б. Румеру. Мне кажется, что Ландау самогенерировал устойчивую конфабуляцию. Уж очень ему хотелось по молодости поспорить с самим Эйнштейном, которым он восторгался больше, чем кем-либо иным. И уж очень шикарно это выглядело в последующие годы в глазах младших коллег и интеллигентных девиц. Постепенно Ландау мог и себя убедить в том, что у них с Эйнштейном ранее состоялся полноценный диалог. В общем, решение поставленного вопроса лежит, по-видимому, в области психологии. Такая, в сущности невинная, никому не вредящая полуправда-полуфантазия!» [2, стр. 249].

Виталий Лазаревич Гинзбург, хоть и верил Ландау, что встреча была, но признавался, что оспорить мнение Румера он тоже не может:

«Как понимать это противоречие, не знаю, его выяснение по своему значению напоминает, конечно, типичные пушкиноведческие „проблемы“. Но всё же интересно: в чем же дело?» [3, стр. 294].

Жаль, академик Гинзбург не дожил до того момента, когда я могу объяснить, в чем же было дело.

Оказывается, противоречия между утверждениями Ландау и Румера нет. Да, Лев Давидович встречался и беседовал с Альбертом Эйнштейном, но и Юрий (в Германии его звали Георгом) прав: в Берлине они не беседовали. Другими словами, они беседовали в другом городе. Но когда и в каком?

Чтобы ответить на эти вопросы, пороемся в воспоминаниях немецких ученых, ведь именно они могли быть очевидцами встречи Ландау и Эйнштейна. Первая находка — отрывок из книги Отто Роберта Фриша «О чем я вспоминаю»:

«Другая история (я не знаю, кто мне ее рассказал) касается Эйнштейна, как он в одном городе, который теперь принадлежит ГДР, выступал со своими новыми идеями перед членами Немецкого физического общества. После окончания доклада, когда председательствующий торжественно открыл дискуссию, из задних рядов зала встал молодой человек и на ломаном немецком стал говорить совершенно удивительные вещи. Он сказал: „То, что доложил профессор Эйнштейн, не так уж глупо. Но второе уравнение не вытекает строго из первого, для этого нужно сделать недоказанное допущение, и к тому же уравнение не инвариантно, хотя должно быть инвариантным“» [7, стр. 57].

Т. е. Румер по-своему прав: в Берлине беседы не было, но и Ландау прав: она была в другом городе! Но в каком? Как поется в знаменитой песенке: «Где эта улица, где этот дом?»

Долгое время мне казалось, что ответа на этот вопрос найти не удастся. Столь же безнадежным казался поиск свидетелей возможного разговора Ландау с патриархом современной физики. Но жизнь иногда преподносит приятные сюрпризы. Мне попалось интервью американского исследователя Генриха Медикуса (Heinrich Medicus) с видным специалистом в области физической химии, участником открытий пара- и ортоводорода, а также трития Паулем Хартеком (Paul Harteck). В 1950-х и 1960-х годах он работал вместе с Медикусом в Политехническом институте Ренсселера в городе Трой (Troy) в штате Нью-Йорк. В годы Второй мировой войны Хартек был активным участником немецкого уранового проекта, а с 1928 по 1933 год работал ассистентом Фрица Габера в его Физико-химическом институте Общества императора Вильгельма в Берлине. Пауль жил в то время в служебной квартире при габеровском институте, и с ним делил квартиру другой ассистент института, Ладислаус Фаркас (Ladislaus Farkas). Именно от Фаркаса Хартек и узнал историю встречи Ландау и Эйнштейна.

Вот что рассказал Хартек Медикусу во время интервью: в 1931 году Эйнштейн выступал перед членами Немецкого физического общества на конференции в Бад-Эльстере (Bad Elster). Эта конференция продолжала давнюю традицию Общества немецких естествоиспытателей и врачей, частью которого были Немецкое физическое и Немецкое математическое общества. Курортный городок Бад-Эльстер находится в Саксонии и действительно после войны принадлежал ГДР, так что Отто Фриш не ошибся. Далее рассказ Хартека о выступлении Ландау дословно совпадает с тем, что написал Фриш в воспоминаниях. Совпадает и описание реакции Эйнштейна на неожиданную критику неизвестного молодого человека:

«Публика с удивлением переглядывалась. Эйнштейн какое-то время подумал, а затем сказал: „Молодой человек полностью прав, это я проглядел. Пожалуйста, забудьте всё, что я вам сейчас сказал. Я должен еще раз всё хорошенько обдумать“» [8, стр. 162–163].

От себя Хартек добавляет: «Я Эйнштейна ни в чем не могу упрекнуть. Замечательно, что он сразу согласился» [8, стр. 163].

Итак, «пушкиноведческая проблема», как назвал ее академик Гинзбург, благополучно разрешилась. В присутствии Юрия Борисовича Румера в Берлине Ландау с Эйнштейном действительно не разговаривал. Но на заседании Немецкого физического общества, проходившего в 1931 году в рамках съезда Общества немецких естествоиспытателей и врачей в Бад-Эльстере, обмен репликами между юным физиком из СССР и создателем теории относительности всё же состоялся. Продолжился ли он беседой о единой теории поля и квантовой механике, как рассказывал впоследствии Лев Давидович своим доверчивым слушателям, мы не знаем. Тут, скорее всего, прав Борис Горобец: Ландау кое-какие подробности встречи мог присочинить и сам в них поверить. Но то, что реальная встреча всё же состоялась, теперь сомнений нет.

Евгений Беркович

Благодарю Геннадия Горелика за помощь в подборе источников и полезное обсуждение.

1. Гинзбург В. Л. О науке, о себе и о других. М.: Наука, Физматлит, 1997.
2. Горобец Б. Круг Ландау (главы из книги). Еврейская Старина, 2006. Т. 6. С. 199–249.
3. Гинзбург В. Л. О физике и астрофизике: статьи и выступления. М.: Наука, гл. ред. физ.-мат. лит., 1992.
4. Бессараб М. Страницы жизни Ландау. М.: Московский рабочий, 1971.
5. Беркович Е. Альберт Эйнштейн и «революция вундеркиндов». Очерки становления квантовой механики и единой теории поля. М.: URSS, 2021.
6. Румер Ю. Б. Физика, ХХ век. Новосибирск: АРТА, 2013.
7. Frisch O. R. Woran ich mich erinnere. Physik und Physiker meiner Zeit. Stuttgart: Wissenschaftliche Verlagsgesellschaft, 1981.
8. Schaaf M. Heisenberg, Hitler und die Bombe. Gespräche mit Zeitzeugen. Diepholz, Berlin: GNT-Verlag, 2018.