Лекция была рутинной — четвертой из курса «Современные сценарии поздней эволюции Вселенной». Студентов-физиков, выбравших космологическую специализацию, похоже, не очень интересовало, что будет с мирозданием через триллионы лет, и на курс записалось всего восемь человек. Мортону достаточно было бы и трех — тему курса он придумал наспех, когда составлял расписание занятий. Восемь так восемь. На курс по физике темного вещества записались семьдесят два студента, и профессор приготовил для них сюрприз — обзор собственных еще не опубликованных работ. Он уже почти полгода вел переписку с рецензентами из «Физикал ревю» и намеревался раскрыть перед будущими космологами детали борьбы за приоритет и правоту своих идей.
Мортон выписывал фломастером на доске формулы и думал, надеть ли вечером яркий свитер, подаренный Полиной к дню его рождения, или любимый синий костюм, который Полли вчера забрала из чистки. В свитере он, пожалуй, будет выглядеть немного экстравагантно, а в костюме — чересчур обыденно.
Пусть Полина решает, подумал он, привычно оставив жене последнее слово. Двадцать три года счастливой семейной жизни они с Полиной собрались отпраздновать в узком кругу — дочь Валерия с мужем и Михаэль Бернс, друг юности, с женой. Столик в «Марвеле» заказывала Полина, на ее вкус Мортон полагался больше, чем на собственный.
Бросив взгляд на аудиторию, он обнаружил, что слушателей не восемь, а девять, и отметил лишнего — молодой человек сидел в первом ряду слева, не конспектировал, как остальные, а напряженно смотрел в какую-то точку на стене выше доски.
Дорисовав формулу, описывавшую финальный акт испарения последней черной дыры в умирающей Вселенной, профессор положил фломастер на приступочку и обратился непосредственно к новичку:
— Есть вопросы?
— Н-нет, — протянул тот, — но я…
Мортон ждал — оставались две минуты до звонка, и нужно было протянуть время. Он мог отпустить студентов раньше, но секретарь факультета, неприятная старая дева Мэри Хопкинс, непременно отметила бы это у себя в компьютере.
Новичок молчал, и Мортон подбодрил его вопросом:
— Вы что-то хотели сказать?
На новичка смотрели восемь пар глаз, не говоря о двух профессорских, и молодой человек смутился. Смущение выразилось в том, что у него покраснели уши, а голова ушла в плечи.
Как на экзамене, подумал Мортон и решил оставить новичка в покое, но тот произнес фразу, которую, видимо, подготовил заранее:
— Если вы найдете несколько минут, профессор Мортон, я бы хотел поговорить с вами о проблеме, весьма важной не только для вас и меня, но и для всего человечества.
О, господи… И ведь похоже, что не отстанет. Люди со сверхценными идеями обычно очень настырны. Настроение испортилось, прозвенел звонок, студенты потянулись к выходу, а молодой человек, встав и прижав руки к груди в странном, то ли просящем, то ли приказывающем жесте, ожидал, что ответит профессор на его просьбу.
— Слушаю вас, — отрывисто произнес Мортон и сел на край стола. Если молодому человеку есть что сказать, пусть говорит — здесь и сейчас.
А все-таки: свитер или костюм? Почему бы не сделать выбор самому?
— Меня зовут Клаус Боснер, — пробормотал молодой человек.
— Слушаю вас, Клаус.
— Прямо… здесь? — Боснер оглядел аудиторию, будто это была тюремная камера, куда он попал против воли.
— Говорите, — нетерпеливо сказал Мортон, — пока не пришли другие студенты. Итак…
Мортон подумал, что в свитере будет чувствовать себя неловко, но Полина останется довольна. Костюм же был очень удобным, однако жена может подумать, что он пренебрегает подарком. Это было не так, но… пусть Полли решает.
Мортон облегченно вздохнул, сделав, наконец, трудный выбор.
— Собственно… — Боснер понял, что другой возможности не представится, и заговорил быстро, убежденно, глядя Мортону в глаза и не позволяя отвести взгляд. Не гипнотизировал, конечно, но Мортон почувствовал неотразимую силу собеседника и подчинился.
— Я думал, это происходит со всеми, и потому до недавнего времени пребывал в уверенности, что во мне нет ничего особенного. В детстве мы с друзьями играли то в драконов, то в пришельцев, а я оставался собой… так мне представлялось. Просто… чувствовал себя по-разному… будто во время игр… а часто и в обыденной жизни… становился другим. То есть всё равно собой, но… Не могу описать это состояние… Много позже, изучая психологию, прочитал про квалиа, ощущение себя, которое невозможно адекватно передать, потому что…
— Я знаю, что такое квалиа, — перебил Мортон, а Боснер бросил взгляд на часы. Часы он носил на правой руке — дешевые, пара долларов на распродаже.
— Простите, — пробормотал он, — действительно, нужно торопиться, но вы не поверите, если я не расскажу предысторию.
— Так рассказывайте. — Мортон раздраженно посмотрел на часы в телефоне. Надо быть дома к семи, есть время выслушать молодого гения. С одной стороны. С другой — ему хотелось еще поработать перед тем, как Полина увезет его в «Марвел».
— Понимаете… То есть я потом уже понял: то, что чувствую… уникально. Я будто жил в разных реальностях, понимаете? Не то чтобы действительно, но… ощущал себя собой не здесь и сейчас, а где-то в другом месте, где тоже был я. Я всегда оставался собой, но вдруг менялись ощущения, представления о себе, ничего конкретного, что я мог бы описать словами… просто понимание, что сейчас я не здесь, и сейчас я — именно я — другой. Всё равно — я. Не понимаете? — он безнадежно махнул рукой, но взгляда не отвел и говорить продолжил с прежнем убеждением и внутренней силой, которой Мортон вынужден был подчиниться.
Боснер еще раз посмотрел на часы, Мортон механически сделал то же самое, и вновь их взгляды встретились.
— Я учусь на бакалавра в колледже Мичигана, на хороший университет у меня нет денег. — Боснер будто извинялся. — Много читал и, в конце концов, пришел к выводу, что действительно ощущаю себя в разных ветвях собственной единой реальности. Только ощущаю. Ощущение пространства, в котором живу, но без представления о том, какие там дома, люди, машины… Я ощущал это как данность. С временем иначе. Время течет по-разному в каждом из моих миров, и я это чувствую. Как вам объяснить… Я понимал… и понимаю… хотя понял не сразу… Скажем, мир, в котором я моложе, еще ребенок — мне там не девятнадцать, а десять — тот мир на девять лет отстает от этого. И точно знал: на девять лет семь месяцев три дня девять часов и семнадцать минут. Представляете? Такое ощущение времени… А в другой ветви я был старше, чем здесь… Ненамного, впрочем, на несколько часов, но всё же… Мне как-то пришло в голову, что если я ощущаю себя в будущем, пусть и недалеком, то мог бы этим воспользоваться, чтобы здесь… Но нет, никакой практической информации… только ощущения, чувства, эмоции…
Боснер еще раз посмотрел на часы, и в глазах его появился испуг. Мортон это заметил, но не понял причины. И заговорил Боснер быстрее, проглатывая окончания слов, будто торопился завершить разговор, чувствовал, что Мортон скоро скажет «хватит, мне нужно идти», и нечто останется не сказанным.
— А однажды… год назад… я едва не умер. То есть не я, а… я в другой ветви. Ощущение было таким, как его описывает Моуди… вы ведь читали Моуди и знаете… да, конечно. То есть я не видел тоннеля и света в его конце, но появилось ощущение полета в неизвестность, ощущение, что сейчас жизнь закончится… черт, я опять не могу описать точно… просто поверьте… Прошла минута, я пришел в себя и осознал, почувствовал, что там… я мог умереть. И да… Я не хотел больше ощущать себя собой… там. Я всегда понимал, какой именно я сейчас… Через несколько месяцев я едва не умер опять, в другой реальности. Всё повторилось, и я со страхом подумал, сколько еще раз мне придется испытывать это чувство умирания… Очень неприятно, очень… И еще. Я вспомнил, что как-то болел, высокая температура, очень неприятные ощущения… ковид, да. Ощущения неприятные, но всё же не настолько, как… там.
И опять взгляд на часы.
— Вы торопитесь? — переводя разговор в ироническую плоскость, поинтересовался Мортон. Рассказ Боснера его заинтересовал, в этом он себе признался. Боснер описывал примерно то, о чем Мортон писал в статье, которую подвергли критике рецензенты в «Физикал ревю». Не так эмоционально писал, конечно, с формулами и уравнениями, но — писал именно о квантовом многомирии, о том, что время в разных ветвях может не совпадать, и этот эффект, в конце концов, позволит провести решающий эксперимент, доказать существование Мультиверса, а заодно и ментальных склеек. Если Боснер искал единомышленника, то, пожалуй, в лице Мортона он единомышленника нашел.
— Тороплюсь? — переспросил Боснер. — Да. Но надо досказать, иначе всё бессмысленно. Понимаете… Я бы продолжал молчать, держать в себе, был уверен, что меня сочтут… хм… вы понимаете… Но как-то я прочитал книгу доктора Арбеля «Конец Вселенной». Там была глава о туннелировании ложного вакуума. Это когда…
— Да-да, — нетерпеливо перебил Мортон. Книгу Арбеля он знал прекрасно, поскольку был ее научным редактором. — В обычном вакууме во Вселенной возникает флуктуация в виде ложного вакуума. Вполне возможная ситуация, кстати. Ложный вакуум начинает неудержимо расширяться и захватывает Вселенную. Фронт волны распространяется со скоростью света, так что, если это случается, пусть даже на расстоянии миллиарда световых лет, узнаем мы о катастрофе ровно в то мгновение, когда волна дойдет до Земли — не раньше. И мы просто исчезнем. Вдруг. Сразу. Мгновенно. Весь наш мир. Мы даже не успеем почувствовать… Но это теория. Может, и правильная, но, опять-таки, о том, что она правильная, мы узнать не успеем. Красивая идея, на мой взгляд. Жаль, что предсказать такую флуктуацию невозможно. Она может произойти сейчас, может — через миллиард лет. А скорее всего — никогда.
— Никогда, — пробормотал Боснер и опять бросил взгляд на часы. Куда он, черт возьми, торопится? Может, тоже в ресторан? Или на свидание? — Так я говорил, что прочитал книгу Арбеля. Прочитал и забыл.
Он нервно сглотнул и еще раз — сколько можно? — посмотрел на часы.
— Профессор Мортон, — сказал он зловещим шепотом, — сегодня я умер. Я… где-то просто перестал быть. Был — и не стало. Никаких ощущений умирания, которые я уже знал. Просто был тот мир, где я… и исчез. Мгновенно. Я подумал, что не могу больше молчать, и должен…
— Понимаю, что вы подумали, — кивнул Мортон и удобнее устроился на краю стола. Интересный рассказ, пусть Боснер продолжает. — Та ваша реальность погибла, верно?
— Да, — кивнул Боснер, и губы его задрожали.
— Ну, так это где-то… — протянул Мортон, начиная, впрочем, прозревать, но не принимая возникавшее знание. Где-то в подсознании страх уже вспучился и грозил выплеснуться, но сознание заталкивало его в глубину, и Мортон почувствовал, как похолодели пальцы.
— Мы-то здесь… — пробормотал Мортон.
Все-таки надену свитер, Полли будет рада.
Почему-то стало трудно дышать.
— Да! — воскликнул Боснер. — Да! Это произошло в моей и вашей, профессор, реальности, которая по времени старше нашей на три с половиной часа. Это означает… Я ведь потратил время, пока искал аудиторию, слушал вашу лекцию…
— Сколько? — Мортон не узнал своего голоса. Это не он спросил. Это спросила Полина. Это спросила Валерия, сцепив пальцы, как она всегда делала, волнуясь. Это спросили девять миллиардов человек, которым скоро…
Не может быть! Полина… Как я ей скажу? Как?!
— Сколько?!
Это крикнул он? Голос с неба?
Боснер в последний раз посмотрел на часы и сказал, будто извинился:
— Шесть минут, профессор. Шесть минут и семнадцать секунд… Уже шестнадцать…
Полли, я люблю тебя… Валерия… Позвонить? Но Валерия на шестом месяце, ей нельзя волноваться…
О чем я думаю?
Да он псих, почему я ему поверил?
Что делать?
Что, черт возьми, делать?
Что можно сделать, когда до конца света осталось шесть минут, и только ты с Боснером знаешь, что это правда?
Солнечный зайчик упал на лицо Мортона и заставил его моргнуть. Кто-то открыл дверь в аудиторию, и из коридора стали слышны голоса. Кто-то смеялся. Кто-то пел.
— Замолчите! — крикнул Мортон.
— Три… две… — монотонно считал Боснер. — Одна… Ровно шесть минут, профессор.
Мою статью так и не напечатают… Полли хотела надеть сегодня бежевое платье. И брильянтовую брошь — мамино наследство…
Я не успею стать дедом!
Бормотание Боснера было невыносимо. Мортон дотянулся до лежавшей на столе лазерной указки и метнул ее, не глядя.
— Пятьде… — Боснер замолчал, наконец.
Солнце, — подумал Мортон. — Свет и тишина. Хорошо!
И всё кончилось.
Боснер ошибся на пять минут и сорок три секунды, но об этом никто уже не узнал.
Павел Амнуэль
(5 оценок, среднее: 4,00 из 5)
Загрузка...