Между прочим, мы с моими верными товарищами были глупы и отчаянны в те далекие молодые времена, когда начинали наши байдарочные путешествия — не надевали ни шлемов, ни спасжилетов. Байдарочный «фартук», который защищает от попадания бурлящей воды внутрь лодки, тоже отсутствовал. Мы кичились тем, что были выше воды. Не имея никакого опыта, сразу пустились на майские праздники вниз по порожистой Мсте. Вот и перевернулись в талой и отчаянно холодной воде, после чего кожа покрылась жирными чирьями. Но это нас не остановило, и в Карелии мы едва не разбились насмерть. Просматривая с высокого берега ревущий порог на Поньгоме, мы с моим незабвенным другом Гашишом пришли в такой ужас, что не сговариваясь расстегнули ширинки и синхронно помочились. На самом-то деле выход у нас был — мы могли обнести байдарку по берегу, там было каких-то пятьсот метров, но идиотская гордость не позволила сделать это. Дело в том, что перед порогом сосредоточенно готовилась к завтрашнему штурму группа спортсменов, они еще и еще раз — словно блох искали — мрачно исследовали днища своих байдарок и латали дырки. Ребята были моложе нас, и нам было западло спасовать. Перекрестившись, мы помчались вперед. Вернее, не мы помчались, а вода нас помчала. Она была еще отчаяннее нас.
Лопасть дюралевого весла, которым я оттолкнулся от той мчавшейся на нас скалы, с жутким скрежетом сложилась почти надвое. Весло покорежилось, но мы с Гашишом остались живы. Скала же осталась подстерегать новых идиотов на прежнем месте. Она каменела круто вверх, где зарастал березой и ельничком концентрационный лагерь, который покинули зэки после добрых хрущёвских указов. Вышки догнивали свой деревянный век, ржавая колючая проволока помнила прошлое и была по-прежнему остра. Полы в бараках проваливались в преисподнюю, сквозь щели между досками хлестала вверх бледная трава.
После того отчаянно ревущего порога мы вплыли в заросшее белоснежными кувшинками неподвижное озерцо. Кувшинки цвели и не производили лишнего шума. Входя в наше положение, природа старалась соблюдать равновесие между ужасом и покоем. Мы сошли на берег, ноги мелко дрожали. Тренер спортсменов добежал до нас, чтобы восхититься нашим слаломом. Он предложил нам самое для него дорогое — заниматься в его московской секции. Ему требовались храбрецы, но впечатления и так переполняли нас, ноги тряслись. Тренер ушел вверх по реке готовить спортсменов к завтрашнему покорению порога, который навсегда остался за нами. На пригорке вырос олень с королевскими рогами. Он равнодушно посмотрел на нас, неспешно развернулся и ушел в свой лес. Стояло северное лето, солнце не заходило, но не выжигало траву; светлой ночью деревья, люди и звери не отбрасывали теней. Ни тренера, ни его спортсменов мы больше не встречали. Мы навсегда уплыли вперед. Я знал, что больше мне никогда здесь не быть. По той реке, которая привела нас сюда, можно было проплыть только один раз.
* * *
Мостостроитель — профессия ответственная. В мостостроители берут людей непьющих. Чуть просчитался — и мост обвалился. И уже до другого берега не дойти. Только доплыть или долететь. Не всякий сдюжит.
Мост — сооружение особое и подверженное мечтаниям. Путнику кажется: только перейди через мост — и на том берегу тебя встретит другая жизнь. Правда, не всякий раз так бывает.
Манилов грезил о том, чтобы перекинуть через свой пруд каменный мост, на котором стояли бы по обеим сторонам лавки, чтобы в них важно сидели купцы и продавали разные мелкие товары крестьянам… Какой полет мечты! Приблизительно в это же время у обедневшего японского сёгуна родился такой план: прямо посередь огромного Эдо прорыть каналище, через него перебросить мост, а за переход по нему брать немереные деньги. План осуществлен не был, но зато какой полет мечты!
С тех пор прошло много лет. Сёгуны остались в прошлом. Нет такого моста, нет и такого канала… Зато с незапамятных времен дожила до нынешних токийцев красивая китайская легенда, которая так прижилась в Японии, что японцы считают ее своей. Будто бы жили (и живут) на небе две влюбленных друг в друга звезды — Ткачиха и Пастух (Вега и Альтаир). В обычное время они разделены Небесной Рекой, то есть Млечным Путем, и могут встретиться только раз в году — ночью седьмого июля, когда сороки соединяются крыльями, чтобы обеспечить влюбленным счастливое свидание. Понятно, что для построения моста через Млечный Путь сорок должно собраться не так мало. А потом они разлетаются кто куда. Вот одна из них противно трещит на моем дачном заборе.
* * *
В 1995 году мы проводили социальное обследование одного бурятского села. Я очень хотел познакомиться с местным шаманом — книжки про шаманов читал, а живьем никогда не видел. Но познакомиться так и не удалось. Шамана увозили на вызовы на каком-нибудь раздолбанном «газике» еще затемно, а возвращался он поздно — после лечебных камланий и непременного обильного возлияния. Ему было не до знакомств. Селяне отзывались о шамане с пиететом — мол, хорошо лечит, и только учительница биологии относилась к нему со скепсисом. Она утверждала, что нынешний шаман — не чета прежнему. «Тот-то и вправду сильный был, Хагдаев его фамилия, любую хворь выгонял. Хоть рак, хоть СПИД. А когда у меня журнал успеваемости украли, Хагдаев преступника тут же вычислил. Это всё подлец Цыренов устроил. Все ребята ушли в несознанку, никто его не выдал, сам директор не мог дознаться, а вот Хагдаев посмотрел на коллективную классную фотографию — и тут же пальцем в Цыренова ткнул. А всё почему? У Хагдаева дудочка чудесная была — сделана из берцовой кости семнадцатилетней девственницы. Но перед тем, как сильным стать, нужно пять лет водку пить. А иначе ничего не выйдет. А Цыренова потом в Афганистане убили в ходе выполнения интернационального долга. Жалко парня, способный был. Но зато на стене школы мемориальную доску повесили — пусть родственники порадуются».
Учительница была женщиной объемной и серьезной. Ее бронзовое лицо задубело от степных ветров. Ей хотелось верить.
По водочной части нынешний шаман, думаю, вряд ли уступал прежнему, а вот дудочкой, видишь, не разжился. И откуда учительница эту дудочку выдумала? Здешние шаманы вообще-то бубен предпочитают. Тамошняя речка так и называется: Кынгырга — Шаманский Бубен. Она обрушивается с горы леденящим душу потоком. Не перекричать, не переспорить, на дудочке не переиграть.
Александр Мещеряков
(1 оценок, среднее: 4,00 из 5)
Загрузка...