Про цирк и циркачей

Александр Мещеряков
Александр Мещеряков

Между прочим, для человека ученого чудес не существует. Он не бубнит: «Чудны дела Твои, Господи!» Для человека ученого есть явления познанные, а есть непознанные. Ученый стремится познать непознанное, то есть борется с чудесами. Поборов и опубликовав статью, остается доволен. Я и сам таков, но часть души все-таки хочет чего-то нездешнего. Цирк как был, так и остается для меня чудом. Никогда не хотел знать секретов фокусника, мне нравилось оставаться в дураках. Вообще-то мне никогда не нравилось это ощущение, но цирк — исключение.

* * *

Бабушка привела меня в цирк на Цветном бульваре еще до того, как я пошел в школу. Сидели близко, видно хорошо. Бабушка прихватила с собой театральный бинокль, для важности я пару раз приложился к нему, а потом отдал ей. Тут в моих ручонках оказался сюрприз: вафельный стаканчик с мороженым. Но и про стаканчик я тут же забыл, невостребованная сладость текла по пальцам и склеивала их. Униформисты в красных куртках с аляповатыми золотыми галунами слепили мальчишеский глаз. Они были похожи на новогодние игрушки и обещали праздник. Иллюзионист в черном смокинге старательно пилил аппетитную девицу в ящике и никак не мог ее распилить — она выскакивала оттуда словно живая. Она была чудо как хороша — в балетной пачке, с накрашенными губками, похожая на Дюймовочку. Настоящая принцесса, на которой хотелось немедленно жениться. Вопрос о том, что я буду делать с ней после свадьбы, не возникал. При крике «Ап!» мускулистые дядьки подпрыгивали на качелях аж до самого неба и безвольно, словно подбитые истребители, ухали вниз. Они были неотличимы друг от друга и были ловкими, как сперматозоиды. Другие дядьки ложились на спину в какое-то корытце и перебрасывали друг другу жилистыми ногами мальчонку, который кувыркался в воздухе и ничуть не боялся. Это называлось «Икарийскими играми». Мальчонка летал, а у меня подкруживалось в голове, и мне не хотелось оказаться на его месте. Канатоходец с шестом пританцовывал на почти невидимой проволоке — казалось, что он перебирает мягкими сапожками упругий воздух. С лиц этих отчаянных людей не сходила напряженная улыбка, которая адресовалась лично мне. Лошади носились по нескончаемому кругу, а джигиты со зверскими лицами проползали у них под брюхом и снова оказывались на красивой попоне. Знай нашенских! О, этот запах рабочего пота — людского, лошадиного, пьяного! Лошадиные губы пенились, а ты ронял в вафельный стаканчик восторженную слюну.

Жорж Сёра. Цирк. 1891 год
Жорж Сёра. Цирк. 1891 год

Словом, я полюбил цирк навсегда. За исключением короткого постпубертатного периода, когда вдруг попал в чересчур рафинированную для себя компанию, где убивали время за беседами о Логосе и Дао. Обсуждать там последний матч «Спартака» или восхищаться наездниками было как-то неловко. Я и не обсуждал, тушевался, хотел воспитать в себе настоящую духовность. Эти милые интерьерные люди не проветривали комнату, поскольку опасались грубых уличных флюидов. Они не подметали пол, ибо он находился слишком близко к земле. Жили они на седьмом этаже, водки не пили совсем. Только чайный гриб, от которого прошибала изжога. Я недолго протусовался под облаками и спустился на землю, где больше уже не стеснялся обнаруживать свою сущность.

* * *

Знание японского языка сводило меня с самыми разными людьми. Даже с циркачами. Однажды в мой родной Институт востоковедения явился молодой человек, аттестовавшийся фокусником. Он предъявил ксерокопированные листочки, на которых, по его утверждению, были записаны удивительные секреты японских иллюзионистов. «Переведешь? А я эти фокусы выучу и стану их по ресторанам втюхивать. Ну, и тебе достанется. По рукам?» — объявил русский малый свою жизненную программу-максимум. Я согласился помочь ему, но попросил, чтобы фокусник тут же, не сходя с места, показал что-нибудь из своего репертуара. Дело было зимой. Фокусник закапризничал: «Да я только что с мороза, пальцы озябли, ничего толкового не получится…» Сказав так, артистично закурил. «Ну, гляди в оба!» — сигарета дымилась у него в правой руке — и вдруг очутилась в левой. Никакого движения рук я не заметил. Тогда я придвинулся поближе и вперился взглядом в сигарету. «Еще разок! Ап!» — р-р-раз! — и дымящаяся сигарета очутилась в правой руке. Парень не отказал мне еще и еще раз, пока сигарета не сгорела до фильтра, но я так ни разу и не увидел, как она перепрыгивает из руки в руку. Пальцы чародея работали быстрее моих глаз. «Сколько же этот ловкач мог бы заработать карточным шулерством!» — подумал я с восхищением и завистью.

Придя домой, я внимательно изучил листочки — оказалось, что это вовсе не секреты, а вульгарный прайс-лист с описанием диковинок, которые предлагала некая фирмочка для развлечения гостей на домашних вечеринках. Артист был разочарован известием, похоронившем его ресторанные мечты, но всё равно выполнил мою просьбу и сводил деньком в цирк на Цветном бульваре. Это было настоящее счастье! Закулисный запах слоновьего помета и сена, человека и зверя был словно настоян на чесноке и перце — крепко шибал в нос и голову… Заспанные медведи и бледные артисты без грима потерянно бродили в кулуарах… Огромный силач в пижаме тяжко топал под ручку с крошечной воздушной акробаткой в ночной рубашке… Коверный клоун без приделанного красного носа и униформист без униформы сидели на барьере манежа и мирно двигали шашками… В длинной буфетной очереди обособленной группкой держались жонглеры — они без устали болтали не глядя друг на друга, потому что продолжали нервно подбрасывать быстрые кольца и мячики — вплоть до контакта с разъевшейся буфетчицей, которая обладала непропорционально тонким голоском, требовавшим от жонглеров сделать заказ… Буфетчица была похожа на матрешку, хотелось развинтить ее и поглядеть на ту, что поменьше размером, у которой такой тонкий голос и которая покрасивее лицом и всем остальным. Хотелось, чтобы, получив свои тарелки с горячей едой, жонглеры стали бы ловко перебрасываться ими, но — увы! — этого не случилось. Они уселись за шаткий столик, попрятали кольца под зады, мячики рассовали по карманам и стали неспешно кушать — совсем как обычные люди. Что они ели, знать не хотелось. Чудо закончилось.

* * *

Японский язык довел меня и до вовсе экзотического человека — первого в мире дрессировщика ежей по имени Коля. Мы вместе летели в Токио. Я направлялся в библиотеку, а Коля — на гастроли; ежи путешествовали в багажном отделении. Коля волновался, как бы они там не замерзли. Он использовал только темпераментных южных ежей, потому что среднеполосные не такие шустрые и выглядят на арене вяловато. Тут он сказал: «Все-таки я счастливый человек! Мне с моими ежами легко! А ты прикинь, как тигров возить тяжко!» Я прикинул и согласился.

Время было неполиткорректное, защитники прав животных пока не вошли в силу, и дрессированных животных еще не запретили, а курить позволяли даже в самолете. Вот мы с Колей и покурили, вот мы и выпили, закусили, разговорились. Потянуло на откровенности. Я задал ему вопрос, который давно мучил меня: а как у ежей обстоит с этим делом? Не мешают ли им колючки? Коля был знаком с вопросом не понаслышке и охотно просветил меня.

Оказывается, каждый еж обладает довольно длинной кожистой штукой, которая, будучи в состоянии покоя, втянута в его тело и никак не мешает ему ловить мышей, копаться в помойке и осуществлять другие необходимые для нормального функционирования организма действия. В нужный момент однако эта кожистая штука сильно выдвигается вперед, и еж приникает сзади к ежихе. Ежиха прижимает иголки к спине к вящему удовольствию ее мужа. Супружеская пара при этом сильно пыхтит. Однако если ежихе что-нибудь не понравится (например, ее партнер не оставил ей молочка в блюдечке), она может вдруг ощетиниться — и тогда иголки больно вопьются в беззащитный живот супруга. В результате кровь, крики, ужасный скандал и неспособность ежа к представлению. Слушая Колю, я сделал важный для себя вывод: во времена любовного отчаяния всегда следует помнить, что ежам приходится еще труднее.

В Токио я побывал на Колином представлении. Ежи шустро носились по манежу, катали тележки, пробегали через воротца, протыкали с разбегу шарики. Какой-то скептик возмущенно крикнул из зала: твои ежики не настоящие, а электрические, и притом японского производства! Коля не смутился и сунул скептику ежа в руки. Японец закричал от боли: «Так он же колючий!» — и выронил ежа. Обычный ежик свернулся бы на полу и замер, а этот был обученный и шустро побежал по рядам. Публика была в полном восторге. Словом, со всеми делами, включая, думаю, и это, ежи успешно справились даже в Стране восходящего солнца. Это были ежи с большим жизненным опытом.

Александр Мещеряков

См. также:

Подписаться
Уведомление о
guest

0 Комментария(-ев)
Встроенные отзывы
Посмотреть все комментарии
Оценить: 
Звёзд: 1Звёзд: 2Звёзд: 3Звёзд: 4Звёзд: 5 (5 оценок, среднее: 5,00 из 5)
Загрузка...