Про чудаков

Между прочим, писателю стало трудно. О ком писать? Всеобщее обязательное образование, унификация стиля жизни, исчезновение деревни, диалектов и говоров, прессинг средств массовой информации, превращение людей в «офисный планктон» приводят к тому, что современные города и их обитатели становятся похожими друг на друга. Такие люди хотят предсказуемости, а не приключений. Политкорректность хороша для жизни, но губительна для литературы. Современный мир порождает мало чудаков, людей с вывертом, но без них делается как-то тоскливо и неинтересно.

Про спортсменов

Между прочим, в детстве я болел за футбольный «Спартак», знал назубок основной и дублирующий составы, выписывал «Советский спорт». Переходы игрока из команды в команду случались редко и воспринимались как измена. Я носил приросший к телу красный свитерок с белой полосой на груди и заштопанными локтями. Я перестал интересоваться футболом и иными игровыми видами спорта в 90-х годах ХХ века, когда состав команд стал тасоваться раз в квартал…

Про книги

Между прочим, книги — существа благодарные и отвечают на любовь любовью. Но здесь нужно не зазеваться: обступят и закружат голову. Когда мне доводится пожить пару неделек одному, книги немедленно переселяются ко мне на постель и теснят тело, которому не распрямиться в полный рост. Но сплю я всё равно крепко, потому что на книжную пыль у меня нет аллергии…

Про котов и кошек

Между прочим, кошек я люблю за красоту, независимость и бесполезность в квартирном хозяйстве. Любовь эта чиста — не приносит выгоды и не предполагает взаимности. Любовь к собаке — женская, уютная, априорно разделенная, обреченная на ответность, бестайная…

Про стариков и старух

Между прочим, в средневековой Японии не существовало культа молодости — его заменял культ старости. Никто не говорил, что быть молодым лучше, чем старым. Молодой ищет себя, он всегда на побегушках. А старик уже всем всё доказал, все его уважают, родственники заботятся о нем. Чего еще пожелать?

Про футбол

Между прочим, году в семьдесят втором в Истру приехали знаменитые московские футбольные ветераны, чтобы сыграть матч с командой местной птицефабрики. Трибун на стадионе не было, поле по периметру облепили истринские мужики, от них пахло водкой, над полем стелился едкий папиросный дым, подкрепляемый незлым матерком. Птичников обрядили в новенькие голубенькие футболки, на их фоне форма ветеранов выглядела как купленная в дешевой комиссионке…

Выпивать — здесь, закусывать — там

Между прочим, в конце мая 1915 года, в самый разгар Первой мировой войны, в Москве случился ужасный погром. «Славная» традиция еврейских погромов была наконец-то прервана — грабили немецкие магазины: как-никак воевали с немцами, а не с евреями. Но громили всё равно свирепо, разворовывали всё, что попадется под бандитскую руку. Больше всего понравился мародерам магазин «Зингер» с его увесистыми швейными машинками, которые каждому громиле пришлись по душе. Кондитерский магазин «Эйнемъ» у Ильинских ворот тоже покрушили…

Про фронтовиков

Между прочим, фронтовики, которых я знал, не любили рассказывать про войну. И это при том, что все они считали ее главным событием своей судьбы. Все они ценили человеческую жизнь, а на фронте им приходилось убивать. Если бы они не убивали, убили бы их. Людям чувствительным война нанесла пожизненную травму. Отец моей первой жены, Александр Устинович Троянкер, освобождал от немцев Прагу на танке…

Про собак

Между прочим, всю свою сознательную жизнь я был кошатником. Но на старости лет приш­лось полюбить и собак. Дело в том, что младшая дочь Глаша завела себе хаски. Назвала ее фантастично — Амидала (это такая королева из «Звездных войн»), но, разумеется, паспортная кличка усохла до Ами. Вполне подходяще, ибо в переводе с французского получается Подружка. Как-то зимним хмурым утром я гулял с Ами. Навстречу — пролетарский мужик, явно с жестокого похмела, ведет ничтожную комнатную шавку…