Между прочим, школьная география не была моим любимым предметом. География филателистическая — вот это да! Коллекционирование почтовых марок было всеобщей мальчишеской страстью. Их продавали в магазине «Плакат» на Старом Арбате, в двух шагах от ресторана «Прага». «Развивайте свиноводство! Нет на свете краше птицы, чем свиная колбаса!» «Миру мир!» «СССР — могучая спортивная держава!» «Человек человеку — друг, товарищ и брат!» «Пусть всегда будет солнце!» Не возразишь… Небо сияло нездешней голубизной. «Выполнил норму?» «Заготовил корма?» «Руки вымыл?» Разве ответишь «нет»?!
Плакаты были большими, марки — маленькими. Но марки СССР мало чем отличались от плакатов. Наверное, их рисовал один и тот же художник. Маленький Ленин походил на херувима, но от запаха ладана в церкви меня подташнивало. Из иностранных марок в магазине имелись только изделия из унылых стран народной демократии. Сами марки были под стать эмитентам: скучные мужчины, носители передовой идеологии. Даже роскошная борода Фиделя исправить положение не могла. К тому же марки предусмотрительно продавали гашеными, что окончательно лишало их глянца.
Несмотря на дешевизну, мальчишки эти марки не ценили. Ленин — он и на марке Ленин. А вот марки британских колоний… Их называли неблагозвучно — «калами», но изобразительный ряд перешибал фонетику: пальмы, кокосы, бананы и синее-синее море с красавицей-королевой Елизаветой на его фоне. Если бы не она, советскому школьнику вряд ли бы стали известны волшебные топонимы вроде Ямайки, Барбадоса, Фолклендов, Тринидада и Тобаго. Волшебные звуки, из которых был соткан «Веселый Роджер» и исходил запах рома. Острова, острова… Заморские пейзажи манили тропическими красками. Если посмотреть марку на свет, проглядывали таинственные водяные знаки. В общем, за одну негашеную королеву отдавали пять Ленинов или трех Кастро.
Поставщиком всей этой колониальной красоты выступала воскресная толкучка в парке Горького. Где разживались юные продавцы своим колониальным товаром, оставалось для меня загадкой. Не пускались же они за ним в кругосветное плавание на океанских лайнерах через бескрайние морские просторы? Наверное, сомнительные молодые люди уже имели приводы в милицию? Их фарцовочный глаз измерял вес твоего кошелька без ошибки. Деньги на школьные завтраки оседали в карманах их обуженных в дудочку стиляжьих брюк. Я был фарцовщикам благодарен. Сбить цену не удавалось никогда, но я светился от счастья. Заморская колония стоила двадцать копеек, школьный завтрак — пятнадцать.
Толкучку регулярно разгоняла милиция, но она так же регулярно загущалась снова. «Калы, калы, калы!» — зазывали клиентов негоцианты. Отсутствие штемпеля делало Елизавету особенно нежной и доступной для воздушных поцелуев. Здесь сказывалась и ее природная красота, и стихийный монархизм русского народа. Чуя разлагающий эффект королевы, милиция выгоняла из парка отсталый элемент, но справиться с монархическими иллюзиями не могла.
Настоящего кляссера с удобными кармашками почти ни у кого не было, поэтому марки наклеивали в тетрадки и альбомы: вырезался узенький бумажный ярлычок, его сгибали надвое, один кончик клеился к марке, а другой — к альбомной странице. В таком случае ты получал возможность меняться — марка легко отрывалась вместе с ярлычком и не портилась при смене владельца. Меняться марками считалось признаком хорошего тона. И я менялся от души: КНР на КНДР, СФРЮ на ПНР. Ну и так далее, докуда хватит согласных. Но свою королеву я принципиально не отдавал никому. Без принципа человеку нельзя. А не то превратишься в заурядное млекопитающее.
Чуя нутром филателистическую угрозу, Центральный комитет Коммунистической партии Советского Союза выдвинул контраргумент — марку с изображением Валентины Терешковой. Надо же — была ткачихой, а стала космонавтом. Сильной стороной Терешковой был скафандр. Помимо того, что Терешкова и сама на ракете летала, упомянутый комитет сосватал ее тоже за космонавта — Андрияна Николаева. Однако пара вышла нескладной, не ужились. Может, дело было в неудобных скафандрах, а может — в мужском роде избранной Валентиной профессии. Все-таки женщина-космонавт. А ткачиха она и есть ткачиха — в ее крови отсутствовала необходимая голубизна. Веретено, даже помещенное в невесомость, не могло заменить самую обычную корону. В указанных обстоятельствах это веретено всё равно напоминало о ракете, которая, согласимся, в своих фаллических формах тоже обделена женственностью.
Географические сведения, почерпнутые из мира марок, не пропали даром. Когда в 1982 году между Аргентиной и Англией разгорелась войнушка из-за Фолклендских островов, я, во-первых, твердо знал, где они находятся, и, во-вторых, решительно выступил на стороне Англии, поскольку мне так нравился профиль королевы Елизаветы. Поместить на ее место какого-нибудь аргентинского генерала в опереточном обмундировании было бы верхом безвкусия и неуважения к счастливому детству. В мае того достопамятного года я переводил фильмы на Ташкентском кинофестивале, где были щедро представлены довольно скверные ленты. Моим оппонентом по оценке конфликта выступала переводчица с испанского. Ее родители были республиканцами, сражавшимися с франкистами. Дочка родилась уже в СССР, но сохранила самые теплые воспоминания о великой испанской империи. Республиканцы были мне милее Франко, но отношения с переводчицей всё равно испортились. Разговоры на политические темы вообще портят отношения между людьми, лучше таких разговоров не заводить вовсе. Это вдвойне верно по отношению к переводчикам с разных языков.
Королева Елизавета потихоньку состарилась и умерла. Я тоже успел поседеть. Но марки я сохранил в кляссере, солнечный свет не выцветил их. На днях я открыл кляссер, обозрел свои сокровища и послал Елизавете воздушный поцелуй.
Александр Мещеряков
Еще была толкучка на Кузнецком, тоже колонии в основном. Где-то валяется альбом с ними ))
какой милый текст, спасибо