Первоапрельский доктор Фауст

ТрВ получил к своему первому юбилею следующее поздравление от математика Ю.И.Манина:
 
Дорогой «Вариант», с первым днем рождения! Прими, пожалуйста, «на зубок» маленькую первоапрельскую шутку и пожелания долгой жизни!
 
Публикуем пересказ стихотворения американского поэта и журналиста Огдена Нэша, сделанный Юрием Ивановичем, и оригинал на английском. Для более легкой усвояемости материала поясняем, что Нэш в шуточно-научной манере опирался на трагедию И.В.Гете «Фауст», а пересказчик следовал классическому принципу: главное в переводе стихов — сохранить настроение, стиль и эмоции.
 
Огден Фредерик Нэш
Огден Фредерик Нэш. Фото с сайта
www.americanpoems.com

Огден Фредерик Нэш (англ. Ogden Nash, 19 августа 1902 г. — 19 мая 1971 г.) — американский поэт-сатирик.

 
Поступил в Гарвардский университет, но бросил его, отучившись всего один курс. Недолгое время был школьным учителем в Род-Айленде. Затем перебрался в Нью-Йорк, несколько лет проработал в рекламном агентстве.
 
Посвятив себя литературе, прославился своими остроумными афористическими стихами, многие из которых печатались в известном юмористическом журнале «New Yoker». Нэш — мастер поэтической литературной пародии. Стихи-фельетоны Нэша — это попарно рифмуемые прозаические строки разной длины.
По материалам сайтов «Американская поэзия в русских переводах»
http://www.uspoetry.ru/poets/23/bio и Википедия.ру
 
…Три, два, один… Бабах-х-хх!
 
Выдающийся ученый, доктор Фауст Хвостов,
редко занимал высоких постов,
ибо за что он ни брался — так или сяк —
непременно выходило наперекосяк.
На то, чтобы сварить яйцо всмятку,
он убивал круглые сутки.
Вообразите же, какой случался афронт,
когда он брался за цикло-тронт!
Наука умеет много гитик,
но из него пар как-то вытек.
Однако же, как у всех ученых людей,
у него была масса ценных идей:
как взорвать эту планету, улететь на ту,
запустить ракету с бациллой на борту…
И вот однажды, под Рождество,
когда у него опять не вытанцовывалось ровно ничего,
он призвал Духа Отрицанья и Сомненья.
Дух появился в то же мгновенье,
подсунул на подпись (известной жидкостью) контракт-с,
заверил, что все будет в ажуре —
                                             «Звоните прямо мне, если что не так-с!»
 — «Да уж, озаботьтесь», — сказал утомленный Хвостов,
                                                                                                    едва сдерживая торжество, —
«У меня кровь редкой группы О!»
(Тут он обмишурился, как всегда, —
согласно всем анализам, его кровь была группы А).
Посетитель аккуратно сложил пергамент и был таков.
Хвостов, не спускаясь с облаков,
возмечтал, как он сейчас отмоет черного кобеля
и сразу отхватит ученого Нобеля.
Наутро в космос взвился пакет
межконтинентальных баллистических ракет,
оснащенных ядерными и бактериологическими боеголовками.
Но они оказались несколько неловкими,
И вы сможете вообразить, поднатужась,
доктора Фауста космический ужас!
Бацилла величиной со слона тут же взялась за дело и, типа,
разом излечила человечество от гриппа.
Радиоактивная пыль обернулась небесной манной,
и языческие народы Антарктики восславили ее громкой Осанной.
А из межконтинентальных ракет на все океаны и материки
посыпались листовки: «Merry Christmas, мужики!»
А все потому, что Хвостов продал душу не Искусителю —
ну, недоглядел доктор, маленько ошибся, с кем не бывает, —
 а своему собственному Ангелу-Хранителю!
Чтобы человечеству остаться живу,
побольше Хвостовых нужно миру!
 
(оригинал)
 
The miraculous countdown
 
Let me tell you of Dr. Faustus Foster.
Chloe was lost, but he was loster.
He was what the world for so long has missed,
A truly incompetent scientist.
His morals were good and his person cleanly,
He had skied at Peckett’s and rowed at Henley.
The only liquor that touched his lips
He drew through pipettes with filter tips.
He could also recite, in his modest manner,
The second verse of The Star-Spangled Banner.
Yet, to his faults we must not be blinded;
He was ineluctably wooly-minded.
When his further deficiencies up are summed,
He was butter fingered and margarine
                                                                             thumbed.
 
You’d revoke the license of any rhymer
Who ranked him with Teller and Oppenheimer.
It took him, and here your belief I beg,
Twenty minutes to boil a three-minute egg,
Which will give you a hint as to what went on
Whenever he touched a cyclotron.
There wasn’t a problem he feared to face,
From smashing atoms to conquering space,
And, should one of his theories expire,
He had other ions in the fire,
Even walking to work to save his carfare
For tackling bacteriological warfare.
For years he went to no end of bother
To explode this planet or reach another.
A more ambitious, industrious savant
You may have encountered; I know I haven’t.
One Christmas Eve he was tired and irked,
He had shot the works and nothing worked.
I’d sell my soul,» he cried to the night,
To have one experiment come out right».
No sooner said than his startled eyes
Saw a ghostly stranger materialize,
Who, refraining from legalistic jargon,
Announced, «You have got yourself a bargain.
Here’s a pact with iron-clad guarantees;
Sign here, in the usual fluid, please.»
Faustus disdained to quibble or linger,
He merely remarked, as he pricked his finger,
It had better be good, your quid pro quo;
My blood is especially fine type O.»
Always in character, come what may
He was down in his doctor’s records as A.)
A snicker was heard from the stranger weird,
Then he snatched the parchment and
                                                                       disappeared.
Faustus was filled with wild surmise
And roseate dreams of Noble Prize,
Now certain to drop in his lap with awful ease,
He thought, with the aid of Mephistopheles.
Behold him now in his laboratory,
A modern Merlin, hell-bent for glory.
With a flourish worthy of the Lunts
He triggered every project at once.
Intercontinental ballistic missiles
Blasted the air with roars and whistles,
Rockets punctured the midnight clear,
And the atmosphere and the stratosphere.
Before the human eye could absorb it
A giant satellite entered orbit.
With the germ’s equivalent of a howl
The bacteria issued forth to prowl.
Faustus shouted with joy hysterical,
And was then struck dumb as he watched
                                                                                     a miracle.
 
He gazed aghast at his handiwork
As every experiment went berserk.
The bacteria, freed from their mother mold,
Settled down to cure the common cold.
Distant islanders sang Hosanna
As nuclear fall-out turned to manna.
Rockets, missiles and satellite
Formed a flaming legend across the night.
From Cape Canaveral clear to the Isthmus
The monsters spelled out Merry Christmas,
Penitent monsters whose fiery breath
Was rich with hope instead of death.
Faustus, the clumsiest of men,
Had butter-fingered a job again.
I’ve told you his head was far from level;
He thought he had sold his soul to the devil,
When he’d really sold it, for heaven’s sake,
To his guardian angel by mistake.
When geniuses all in every nation
Hasten us towards obliteration,
Perhaps it will take the dolts and geese
To drag us backward into peace.
 
(from «Everyone But Thee and Me», 1962)
 
 

Юрий Иванович Манин
Юрий Иванович Манин

Юрий Иванович Манин — математик. В круг его научных и творческих интересов входят алгебраическая геометрия, теория чисел, математическая физика, теория вычислимости и квантовых вычислений. Он автор (или соавтор) пятнадцати книг и более двухсот исследовательских статей. Кроме того, в разные годы он публиковал эссе, посвященные философии математики и физики, лингвистике, теории культуры. Эти эссе, а также его стихи и стихотворные переводы опубликованы в книге «Математика как метафора», МЦМНО, 2008.