Функция Гуревича

Чудеса чудесами, но каждый знает, что истинных чудес только два —
Вселенная и Человек.

Геннадий Прашкевич

Георгий Иосифович Гуревич (11.04.1917–18.12.1998) — писатель-фантаст, критик, исследователь фантастики, популяризатор науки. Член СП СССР (1957). Лауреат премии имени Ефремова (1987). Родился в семье архитектора, после окончания средней школы поступил в 1935 году в Архитектурный институт. В сентябре 1936 года был арестован во время пешего похода (проходил мимо режимных объектов), в январе 1937-го приговорен к трем годам исправительно-трудовых лагерей как социально опасный элемент. Срок отбывал в Ухтпечлаге, но досрочно освобожден в июле 1937 года (благодаря хлопотам отца), после чего два года провел в ссылке: год во Владимире, год в Туле. В мае 1939 года получил разрешение жить в Москве. С октября 1939 года — в Красной Армии, служил в Забайкалье кавалеристом, миномётчиком, электриком и сапером. В мае 1943 года направлен на учебу в Москву в Высшее военное инженерно-строительное училище. Демобилизован в ноябре 1945 года, не завершив курса. В 1946 году заочно окончил Всесоюзный индустриальный институт, работал инженером-строителем, писал очерки и рассказы о спорте, затем увлекся научной фантастикой, работал на радио, занимался популяризацией науки, участвовал в первом издании «Детской энциклопедии». Оставил неопубликованные воспоминания о своем заключении — «Записки социально опасного» (vgulage.name/matters/zapiski-socialno-opasnogo/).

Смотрите вверх! Выше! Еще выше! Как называете вы тот треугольник ярких звезд? У нас-то для него нет имени, на нашем небе нет такого созвездия. Так вот, в нижнем углу треугольника есть небольшая звездочка спектрального класса G2. Не ищите: она не различима простым глазом. Это наше Солнце. Возле него система спутников. Мы оттуда, мы — из Солнечной системы.

Так начиналась научно-фантастическая повесть (по объему и по сюжету это, конечно, масштабный роман) Георгия Гуревича, вышедшая в издательстве «Мысль» в 1965 году. Коммунистическая утопия, да. Тогда, в школьные свои годы, я читал и перечитывал ее неоднократно, и сейчас раскрыл с некоторой опаской, все-таки давно не заглядывал в эту книжку. Но обнаружил, что она читается по-прежнему с неослабевающим интересом.

Чем же она привлекала тогда, пятьдесят лет назад, и что может заинтересовать нынешнего просвещенного читателя в этой давней книге?

На мой взгляд, многое. Как и любое произведение Гуревича, роман «Мы — из Солнечной системы» тщательно продуман. Прежде всего это подробное, обстоятельное повествование о мире будущего, который привлекает многим. Мир без войн, но вовсе не безмятежный и беспроблемный. Роман выстроен в виде воспоминаний главного героя, Кима, который перед встречей с инопланетянами обозревает свою жизнь. Конечно, для меня, ученика глухой сибирской деревни, было очень интересно читать и сравнивать детали школьного бытия. Судите сами.

Ежегодно после перехода в следующий класс школьникам выдавался какой-то большой подарок. При переходе из третьего класса в четвертый ребятам «дарили время», т. е. надевали на руки часы и учили бережно расходовать все двадцать четыре часа в сутки. При переходе в пятый класс «дарили эфир» — вручали радиобраслет, с помощью которого можно было связаться с любым человеком на Земле. При переходе в седьмой класс дарили «ключи от складов», т. е. право пользоваться пневмопочтой, возможность заказывать и получать в личное пользование любую стандартную вещь — еду, тетради, книги, одежду, посуду. Еще через год школьникам «дарили воду» — акваланги и водяные башмаки с подошвой из аквафобита, усиливающего поверхностное натяжение. В просторечии эти башмаки называли «иисусками», потому что в них можно было ходить «по морю, аки по суху». Наконец, перед последним, десятым классом «дарили воздух» — вингеры, авиаранцы с комбинезоном и крыльями. Скорость вингеров была невелика — 150–200 км/ч. Можно было слетать к морю выкупаться после обеда или посетить ближайший город. Ближайший город от деревни, где я жил, был как раз в ста километрах. И добирались мы до него на рейсовом автобусе по проселочной дороге от трех до четырех часов. Да, вингер мне определенно не помешал бы.

Еще с той поры, когда я впервые прочитал эту книгу, мне запомнилось, что школьников учили быть пятиконечными — иметь пять главных направлений в жизни, пять интересов. Первый — трудовой, полезный и напряженный, второй — общественный (журналистика, например, или участие в работе Совета Планеты), третий — личная жизнь (любовь, семья, внуки), четвертый — забота о своем здоровье, спорт, и наконец пятый — какое-нибудь увлечение, хобби. Но вот что интересно: хитрый Гуревич в романе дал несколько образов самых значимых персонажей, и все они не отличались пятиконечностью, а вовсе наоборот, имели, как правило, одну серьезную страсть, которой отдавались полностью. Это, в общем-то, естественно — если разбрасываться, ничего толкового не сделаешь. А делать было чего в этом интересном мире.

На планете в 300 году эры дружбы (с какого момента началась эта эра, в романе четко не проговорено, может быть, и с 1917 года) жило сто миллиардов человек. Земляне активно занимались переустройством планеты, осушали болота, орошали пустыни, застраивали внутренние моря, но жизненного пространства всё равно не хватало. Поэтому в романе представлены четыре неординарных личности, которые предлагали свои варианты решения этой проблемы. Периодически они схватывались друг с другом, предлагая свои варианты переустройства мира. Все — личности яркие, их биографии и труды могли бы послужить основой отдельного романа, но Георгий Гуревич свел их вместе. Это японец Ота, положивший свою жизнь на борьбу с океаном, предлагавший строить искусственные острова. Это канадец Мак-Кей, враг зимы, автор проекта уничтожения полярных зон. Это грек Одиссей Ковальджи, бывший водолаз, считавший, что будущее — за подводными поселениями. И наконец Ааст Ллун, архитектор неба, рожденный в космосе, сторонник строительства больших космических городов.

Но так получилось, что всех их потеснил простой волшебник Гхор. Он построил первые ратоматоры. Тут следует сделать небольшое отступление. У Гуревича были свои соображения о будущем той или иной науки. Он считал, что мечтать нужно по-научному. А значит, собирать факты, обрабатывать их, составлять таблицы и графики. Он признавался, что Аркадий Стругацкий, редактировавший один из его ранних сборников, говорил: «Зачем вы тратите усилия на научные рассуждения? Всё равно они спорны и вызывают излишние возражения. Пусть ваши герои садятся на некий аппарат и начинают действовать». Но согласиться с этим Георгий Иосифович не мог. И потому, что знал — многие читатели хотят видеть обоснования фантастических идей, и потому, что эти обоснования нужны были ему самому.

Так что табличку пришлось нарисовать. Посвященную центральной идее романа — ратомике (от выражения «расстановка атомов») — идее универсальной редубликации (что придет на смену 3D-принтерам и уже обсуждается в современных технологиях) — о возможности создавать атомно-молекулярную запись различных предметов, возможность передавать эту запись на любые расстояния и воссоздавать по этой записи идентичные предметы. После того, как удалось наладить массовое производство ратоматоров, было решено множество проблем снабжения человечества пищевыми продуктами, различными материалами и устройствами. Достаточно создать что-либо новое, записать его в приемном ратоматоре, как эту новинку можно воссоздать в любом месте.

Вскоре оказалось, что в совершенных ратоматорах можно записывать и живых существ, в том числе людей. Кроме того, можно в записи человека кое-что подправить, избавить от заболеваний, омолодить организм и таким образом не только спасти от смерти, но и воссоздать личность в новом теле, не отягощенном старостью и болезнями. В принципе, здесь Гуревич подошел к мысли о практическом бессмертии, о чем думал уже давно.

Как водится, поначалу технологии этого процесса были сложными, трудоемкими и затратными. Поэтому возникла этическая коллизия: кого спасать и омолаживать в первую очередь? Людей с выдающимися заслугами или всех без исключений? Гениальный ученый Ксан Ковров перед смертью решает этот вопрос в пользу человечества: «Если всем… Мне, если всем».

Тут надо бы вынести вердикт, составить табличку, как любил Гуревич, посчитать, что из сказанного в книге сбылось, что сбудется, что будет совсем не так. Или поговорить о том, что в книге удачно, что прописано пунктирно, обсудить характеры персонажей, язык… Не хочется. Я перечитал роман, убедился, что он и сейчас не устарел. Лучше закончу словами из эпилога, обращенными к далеким инопланетянам:

Мы, в Солнечной системе, постоянно в движении. Ученые ищут истину, девушки — любовь, строители ищут трассы, материалы, площадки, решения. Мы спешим, мы стремимся за горизонт… и планеты наши спешат, описывая эллипсы вокруг Солнца, и Солнце спешит куда-то, тянет планеты за собой. А вы, на Шараде, уже разгадали, в чем счастье? Уже достигли полного счастья? Уже не спешите? А нам, в Солнечной системе, даже нравится движение. Нам оно доставляет удовольствие. Мы любим нарастающую скорость. Не хотели бы сменить наш торопливый вечный бег на покой окончательного знания. А вы?

И пожелаю счастья по Ксану — трудного и стремительного!

Владимир Борисов

Очерк был опубликован в сетевом журнале «Континуум», № 4 (последний) за 2017 год.