Красной нитью в произведениях Станислава Лема1 проходят рассуждения о счастье человеческом. Можно смело сказать, что этот вопрос волновал писателя до самой смерти. Еще в первом романе Лема, в «Астронавтах», одним из самых важных моментов своей жизни пилот «Космократора» Роберт Смит считал разговор с преподавателем Гореловым, когда тот спросил его: «Когда ты чувствуешь себя счастливым?» Тогдашний студент ответил: «Когда грозила опасность. Когда я должен был взять на себя ответственность или мне нужно было решать вопрос о выборе пути, о новом, еще не проверенном варианте подъема, о новой трассе. И еще когда я принимал участие в ночной спасательной экспедиции, и мне первому удалось найти пропавшего» 2.
А в «Магеллановом облаке» впервые появилось название новой науки, которая непременно окажется необходимой по мнению автора:
«В коммунистическом обществе в его поздней фазе теоретикам и фелицитологам — ученым, изучающим счастье, — много забот причиняла проблема уникальности некоторых предметов, бывших произведениями природы или делом рук человека. Казалось, к этому случаю, и только к нему одному, неприменим основной принцип коммунизма, гласящий «каждому по его потребностям». На Земле было много предметов, существовавших в одном или немногих экземплярах: полотна крупнейших художников, скульптуры, драгоценности. Каждым таким уникумом мог обладать либо один человек, либо его следовало превратить в доступную для всех общественную собственность.
Конечно, можно было снять много точных копий, для того чтобы удовлетворить всех желающих, но то были бы только копии. Унаследованное от предыдущих общественных формаций стремление к обладанию породило немало странностей. Одной из них была так называемая мания коллекционирования. Лица, страдавшие ею, собирали самые различные предметы, начиная с произведений искусства и кончая монетами и растениями. Так выглядел один из тупиков жажды обладания.
Другой подобный тупик также причинял немало трудностей. Неустанно растущая продукция благ позволяла каждому получить всё, что бы он ни пожелал, независимо от того, нужно ли ему это в действительности или оно призвано лишь удовлетворить его жажду обладания. Чувство радости, вытекающей из самого факта обладания каким-нибудь предметом, бессмысленное и даже смешное для нас, в те годы порождало много проблем, разрешить которые было нелегко. Говорилось, например, что в будущем у каждого будет так много разных вещей, что за автоматами, которые будут заботиться о его собственности, должны будут наблюдать другие автоматы, за этими — еще одни и так далее. Такова была карикатурная картина развития тех устаревших представлений, которые были унаследованы нами от предков.
Применение трионовой техники раз навсегда ликвидировало подобные псевдопроблемы. Любой существующий предмет сегодня можно, как говорят, «иметь по триону». Если, например, кому-нибудь захочется получить картину древнего художника Леонардо да Винчи, изображающую Мону Лизу, то он может повесить в своей квартире в рамке телевизионного экрана эту картину, переданную трионом, и любоваться ее красотой, а потом убрать ее, нажав выключатель. Проблема «оригинала» была разрешена с того момента, когда оригиналами стали кристаллики кварца» 3.
Конечно, в реальном мире проблемы коллекционеров — не самые насущные, если говорить о счастье. Тем не менее Лем не считал сложной и возможность обеспечить население материальными благами. Гораздо опаснее, по его мнению, склонность человеческая к насилию и агрессии, источник серьезных преступлений против личности, основная причина войн и столкновений между государствами. Может быть, если каким-то образом лишить человека агрессивности, удастся получить счастливый мир? В «Возвращении со звезд» (1961) этому служит бетризация — применяемая к новорожденным биохимическая процедура, которая нейтрализует агрессивные импульсы в мозге человека и усиливает инстинкт самосохранения. Однако это несет и побочные эффекты. Человечество перестало рисковать, отказалось от космической экспансии, превратилось в общество потребления и гедонистических устремлений. Позже Лем писал, что считает роман «Возвращение со звезд» «неудачным (потому что центральная для этой книги проблема искоренения социального зла рассмотрена слишком уж примитивно и неправдоподобно. Если даже допустить возможность „фармакологического“ устранения зла, причиняемого намеренно, то всё же никакое химическое или любое другое воздействие на мозг не способно устранить общественные отношения, конфликты и противоречия, порождающие непреднамеренно социальное зло)» 4.
Доблестные конструкторы Трурль и Клапауций также не прошли мимо проблемы осчастливливания. В повести «Альтруизин, или Правдивое повествование о том, как отшельник Добриций Космос пожелал осчастливить и что из этого вышло» (1965) построенный Клапауцием Ультимат от имени энэфэрцев, достигших Наивысшей Ступени Развития, так просветил конструктора о теоретических основах науки:
«Насколько я понимаю, ты хочешь, чтобы мы осчастливливали всех подряд. Предмет этот был основательно нами исследован около пятнадцати столетий назад. Он делится на фелицитологию внезапную, то бишь неожиданную, и постепенную, то бишь эволюционную. Эволюционная заключается в том, чтобы пальцем не пошевелить в убеждении, что каждая цивилизация так или иначе сама помаленьку справится со своими болячками; внезапным же образом можно осчастливливать либо по-хорошему, либо силой. Насаждение счастья силой влечет за собой, как показывают расчеты, в лучшем случае стократно, а в худшем — восьмисоткратно большие беды, нежели уклонение от всякой активности. А по-хорошему осчастливливать тоже нельзя, ибо — как бы это ни представлялось странно — результат тот же самый; и нет разницы, применяешь ли ты Супербоготрон или Адский Инфернатор, именуемый также Гееннератором» 5.
Затем Ультимат рассказал о попытках энэфэрцев осчастливливать обитателей разных планет и народов, и попыток этих было общим числом шестьдесят четыре тысячи пятьсот тринадцать раз. Перепробовав все способы помогать людям исполнять свои желания, энэфэрцы пришли к выводу, что индивидов осчастливить невозможно, а целые общества — не позволено, ибо каждое должно следовать своим путем, натуральным порядком восходя по ступеням развития, всем добрым и всем дурным обязанное себе самому.
После долгих уговоров Клапауция Ультимат выдал ему и отшельнику Добрицию рецепт еще не испробованного средства — «альтруизина» — препарата, который на принципе телепатии «обеспечивает перенесение любых ощущений, эмоций и переживаний с того, кто ощущает их непосредственно на всех остальных в радиусе до пятисот локтей». По замыслу изобретателя альтруизина, препарат этот «вносит в любое общество дух братства, единства и глубочайшей симпатии, так как соседи счастливой особи счастливы также, и притом тем больше, чем счастливее она. Счастливому индивидууму они желают еще большего счастья в собственных своих интересах, а значит, от всей души; если же кто-либо страдает, срочно спешат на помощь, чтобы себя от индуцированных страданий избавить» 6. Увы, благими намерениями вымощена дорога в ад. Результаты действия альтруизина ужасны: правда, возле коттеджа молодоженов собирается толпа, чтобы посоучаствовать в их первой брачной ночи на расстоянии, а вот с сочувствием к страдающим никак не получается: их или норовят удалить за пределы чувствительности альтруизина или же радикальным способом облегчить их страдания быстро и навсегда, чтобы они уже ничего не чувствовали. Нельзя назвать счастливыми и всемогущих. Энэфэрцы, достигшие Наивысшей Фазы Развития, валяются на электронном песке, не имея никаких желаний: когда всё можешь, ничего не хочется.
Трурль, выслушав рассказ Добриция о неудаче с использованием альтруизина, решил подойти к проблеме с другой стороны («Блаженный»). Коли нельзя осчастливить уже существующих жителей, то следует создать других существ, запрограммированных так, чтобы они были обречены на счастье. Проведя тысячи экспериментов с микроцивилизациями, он приходит к выводу, что счастливым может быть лишь синтезированный кретин. Потерпев полное крушение в своих опытах, Трурль приходит на могилу к своему учителю, профессору Кереброну, но тот, пробужденный от смертного сна, только запутывает Трурля своим определением счастья:
«Счастье — это искривленность, иначе экстенсор, метапространства, отделяющего узел колинеарно интенциональных матриц от интенционального объекта, в граничных условиях, определяемых омега-корреляцией в альфа-размерном, то бишь, ясное дело, неметрическом континууме субсолнечных агрегатов, называемых также моими, то есть кереброновыми, супергруппами» 7.
В «Сказке о трех машинах-рассказчицах короля Гениалона» (1965) созданные Трурлем автоматы поведали королю несколько историй, в том числе одну о планете Цимбалии, обитатели которой называли себя гедофагами, или счастьеедами, а сокращенно и попросту — счастниками. Задались они целью достичь всеобщего совершенства, а для этого построили множество фабрик, которые производили различные средства для ублажения. Это привело к следующему:
«Каждый цимбал, то бишь счастник, в личном дворце восседал, который воздвигла для него автоматка (так они именуют рабынь своих дивноматричных), маслом умащенный, ладаном одурманенный, электрически ублажаемый, златом-серебром осыпаемый, в самоцветах купаясь, в парчу облачаясь, а дукаты звенят, музыканты трубят, стража на лестнице, в гареме — прелестницы; однако при всем том вид он имел не вполне довольный и даже словно бы мрачный — а ведь всего через край! На планете уже отмирало яческое «ся», ибо никто не прогуливался, не подзаряжался из лейденской фляжки, не любился, не веселился, но Прогулятор его прогуливал, Питалка током питала, Развлекалка развлекала, и даже улыбнуться не мог он, поскольку для этого имелся особый автомат. Вот так, во всех абсолютно делах машинами выручаемый и замещаемый, осыпанный гуриями и орденами, которыми услужливые автоматки снабжали и награждали его в количестве от пяти до пятнадцати штук в минуту, осажденный золотым муравейником машиночек и машинят, которые его окуривали да массировали, в очи сладко заглядывали, в уши нежно мурлыкали, под колени брали, в ноги падали и без устали целовали куда ни придется, — слонялся в одиночестве счастник, он же гедофаг, он же цимбал, а вдали, заслоняя собой горизонт, гудели наимощнейшие фабрикарни, что работают там денно и нощно, выбрасывая один за другим троны златые, ласкалочки на цепочке, жемчуговые пантофли и подбородки, яблоки, скипетры, эполеты, кареты, шпинели, свирели, виолончели и миллионы прочих диковин и причиндалов для ублажения» 8.
Обитатели дворцов и гаремов, какими бы чудачествами они ни занимались, в конце концов гибли от ласк, хоть и по-разному. Изнывая от жалости и сострадания при виде такого развития больно уж развитого и избытка слишком уж избыточного, последний мудрец Цимбалии, отшельник Тризувий Ювенальский, пытался остановить фабрики, но тоже погиб от переублажения, настигнутый самолюбками, флиртушками, обольстилками и лобызалками.
В одном из вариантов сотворения миров в «Сумме технологии» Лем описал и возможность конструирования трансценденции, в некотором смысле также обеспечивающей путь к счастью:
«Вера должна быть истинной. Давайте же возведем нерушимые основания веры. Соорудим бессмертие и загробное воздаяние за земные грехи и за подвиги добродетели. Вы спросите где? Ну, конечно же, на том свете. Я не шучу. Можно построить «тот свет». Каким образом? С помощью кибернетики.
Представьте себе систему большую, чем планета, систему величайшей сложности. Мы программируем ее лишь схематично, в общем виде. Пусть в этой системе в результате развертывания эволюционного процесса возникнут ландшафты и моря, прекраснее земных, возникнут и мыслящие существа. Пусть в их распоряжении будет среда — разумеется, внутри системы. О первых плодах такого процесса мы уже говорили: машинные процессы разделены были тогда на две части, одну составляли организмы, другую — их окружение.
Новая машина — колосс. К тому же в ней имеется еще третья, дополнительная часть — Тот Свет. Когда индивидуум — мыслящее существо — умирает, когда кончается его бренное существование, когда тело обращается в прах, личность по особому каналу переносится в третью часть машины. Там действует Справедливость, там — Воздаяние и Возмездие, там есть Рай и — где-то — таинственный, непостижимый Творец Сущего. Может быть и иначе: эта третья часть может не иметь точных эквивалентов ни в одной из земных религий. В конце концов возможности здесь совершенно неограниченные. Воссоединение с «дорогими усопшими» — Там? Ну конечно же! Просветление духа в сферах вечного бытия, расширение индивидуальных способностей восприятия и постижения? Нет ничего проще — у личности, переходящей на «тот свет», развиваются нужные «интеллектуально-эмоциональные подсистемы». А может, мы предпочитаем Нирвану? Посмертное слияние всех индивидуальностей в единый созерцающий Дух? И это можно. Таких миров можно построить множество. Можно создать целую их серию и изучать, в каком из них «сумма счастья» будет наибольшей. Величина «фелицитологического индекса» укажет путь нашему конструированию. Для произвольно сотворенных существ можно создать произвольные, уготованные им кибернетический рай, чистилище, ад, а «селектор», исполняющий отчасти роль святого Петра, будет на рубеже «того света» направлять осужденных на вечные муки или удостоенных блаженства туда, куда следует. Можно сконструировать и Страшный Суд. Всё можно» 9.
Правда, далее Лем показывает, что жизнь в такой сконструированной «трансценденции» практически ничем не отличается от нашей реальной жизни, ведь если невозможна эмпирическая проверка существования Потустороннего Мира, его наличие влияет на наши судьбы ничуть не больше, чем его отсутствие. Иначе говоря, какая разница, есть ли «тот берег» или нет его, если здесь, в этой жизни, невозможно это установить? Поэтому более рациональным и достойным Лем считал создание миров в реальности.
В псевдорецензии на роман Алистара Уэйнрайта «Корпорация „Бытие“» (1970) описан один из таких методов. Долгое время в сферу платных услуг не входили человеческие отношения — нельзя было купить любовь, дружбу, преданность, героизм. А ведь многое из этого остается желанной и часто недостижимой мечтой даже для самых богатых людей. Фирма «Бытие» занимается реализацией заказов именно в этой сфере, причем их выполнение зависит лишь от платежеспособности клиента. В рассрочку, в кредит, на льготных условиях можно приобрести дружбу, любовь, месть, собственное счастье и несчастье других. При этом фирма сначала подвергает нового клиента дистанционному психотехническому обследованию, используя новейшие кибернетические, социотехнические и информационные методы. Изучив личностный профиль, фирма принимает заказ к исполнению, причем берется сделать это так, что клиенту будет казаться, будто всё произошло в его жизни само собой, без постороннего вмешательства. О том, как это возможно, сообщает инструкция фирмы:
«Все люди стремятся к счастью, но стремятся по-разному. Для одних счастье — это превосходство над окружающими, самостоятельность, непрерывное самоутверждение, атмосфера риска и крупной игры. Для других же — подчинение, вера в авторитет, безопасная, мирная и даже ленивая жизнь. Первые склонны к агрессии; вторые — к тому, чтобы подчиняться агрессии. Ибо многим по сердцу состояние тревоги и озабоченности, коль скоро за отсутствием реальных забот они выдумывают себе мнимые. Исследования показали, что активных и пассивных натур примерно поровну. Однако несчастьем старого общества, утверждает инструкция, было то, что оно не умело обеспечить гармонию между врожденными склонностями и жизненной стезей граждан. Сколь часто слепой случай решал, кто победит, а кто проиграет, кому быть Петронием, а кому — Прометеем! Очень сомнительно, что Прометей так уж вовсе не ожидал коршуна у своей печени. В свете новейшей психологии более вероятно, что для того он и похитил с небес огонь, чтобы после его клевали в печень. Он был мазохист; мазохизм, как и цвет глаз, — наследственный признак; стыдиться его не приходится, надо лишь с толком использовать его на благо общества. Раньше, поучает инструкция, слепой жребий решал, кому суждены удовольствия, а кому — лишения; людям жилось прескверно, ведь если ты, желая бить, получаешь побои, а кто-то другой, желая быть излупцованным, вынужденно лупцует тебя, — оба вы одинаково несчастны» 10.
Чтобы не нарушалось антимонопольное законодательство, с «Бытием» конкурируют еще две мощные организации — «Гедонист» и «Подлинная жизнь». Это порождает явления, каких не знала история. Если клиенты различных фирм сталкиваются между собой, возникают серьезные трудности при выполнении заказов. Но с самой сложной задачей «Бытие» сталкивается, когда эксцентричная миллионерша Джессамир Чест делает необычный заказ: она желает абсолютно подлинной жизни, свободной от каких-либо судьбостроительных вставок. Президент «Бытия», пытаясь разобраться, возможно ли это, вдруг выясняет, что ничего похожего на стихийность и подлинность жизни давно уже нет.
«Мало того, что в 2041 году на всей территории США никто уже не может съесть цыпленка, влюбиться, вздохнуть, выпить виски, не выпить пива, кивнуть, моргнуть, плюнуть без верховного электронного планирования, устроившего предустановленную гармонию на годы вперед, но вдобавок корпорации с доходом в три миллиарда каждая в ходе конкурентной борьбы создали, сами того не зная, Единого в Трех Лицах Всемогущего Судьбостроителя. Программы компьютеров отныне — Скрижали Судьбы; делу судьбостроения служит всё — от политических партий до метеорологии. Никто не может ни родиться, ни умереть спонтанно, и никто уже ничего не переживает просто так, сам по себе: любая мысль, любые тяготы, страхи, страдания суть звенья алгебраической компьютерной калькуляции. Понятия вины и кары, моральной ответственности, добра и зла отныне пусты; полная режиссура жизни исключает любые внебиржевые ценности. В компьютерном раю, созданном благодаря стопроцентному использованию человеческих качеств и свойств, включенных в безотказную систему, не хватало лишь одного — осознания его обитателями истинного положения дел» 11.
Заканчивая рецензию на этот очередной фелицитологический эксперимент, Лем уточняет, что фантастичность такого замысла имеет корни в реальном мире и проблема манипулирования умами вполне может проявиться в реальности, потому что избежать ее в мире всеобщего потребления очень трудно.
Ийон Тихий в своих путешествиях также неоднократно сталкивался с попытками различных цивилизаций осчастливить обитателей отдельных планет или государств. Ведь вакханалия неограниченной автоэволюции на Дихтонии («Путешествие двадцать первое») также начиналась под лозунгами достижения полной гармонии и счастья. В «Футурологическом конгрессе» обитатели фармакократического мира хоть и говорят о том, что в нем осуществилась мечта о максимуме счастья для максимума людей, но при ближайшем рассмотрении оказывается, что на самом деле это всего лишь галлюцинаторные видения, а реальность ужасна.
Столкнулся с последствиями осчастливливания и издатель дневников прославленного звездопроходца, профессор Астрал Стерну Тарантога. В «Путешествии профессора Тарантоги» (1963) он со своим ассистентом Хыбеком попадает на планету Каленусия, где спасение населения от чрезмерного благосостояния — предмет таких учреждений как НАПУГАЛ (Наивысшая Палата Ужасов и Галлюцинаций) и ВЫПУГАЛ (Высшая Палата Универсально-Глобального Амбулаторного Лечения), координируемых тайным МЕЖВЕДКОКОТом (Тайным Междуведомственным Комитетом Конструктивных Тревог). Представитель этого комитета заявляет:
«Жизненный уровень повышается, благосостояние сумасшествует, а вы мне тут бормочете что-то про объективные трудности? Вы должны запустить вулканы в серийное производство, понятно? Искусственные наводнения, искусственные взрывы вулканов, землетрясения — вот что сегодня нужно больше всего. Мы чувствуем колоссальную недостачу в опасностях, да и страхов маловато. Лозунг дня: больше жизненных невзгод для масс! Только благодаря им возродится дух самопожертвования, надежда на лучшее завтра, героизм и всеобщая молодцеватость. Ясно?» 12
Всем каленусианцам всё настолько ясно, что в ходу раздражительницы, кошмарницы и череподавилки, одну из которых чуть не применяют против самого профессора.
А вот к достижениям правительства Люзании, высокоразвитого государства на планете Энция из романа «Осмотр на месте» (1982), имеет смысл присмотреться внимательно, поскольку там воплощено понятие ноосферы В. И. Вернадского в грубом, физическом варианте. Обитаемая среда в пределах Люзании (атмосфера, дороги, машины, здания, одежда, почва) насыщена мельчайшими компьютерами — быстрами (в переводе К. Душенко — шустрами), обладающими весьма высоким интеллектуальным потенциалом (при столкновении с необычайно сложной проблемой они способны объединяться в коллективный разум, что непременно способствует нахождению решения). При нормальном течении событии они незаметны и неощутимы. Главная их функция — обеспечивать безопасность жителей Люзании. Никому из них ничто не должно причинить вред. Неслучайно вся эта среда называется этикосферой — она является гарантом соблюдения этических норм общества. В отличие от бетризации этикосфера не меняет общественного устройства и общества в целом, не меняет отдельную личность (каждый гражданин Люзании остается таким, каким был, с его комплексами и инстинктами, со своим страхом или ненавистью), но к действующим физическим законам добавляется этический: «Не делай другому того, что ему неприятно».
Как это реализуется на практике, Ийону Тихому продемонстрировал директор Института Облагораживания Среды Типп Типпилип Тахалат:
«— Наконец-то я узнаю от вас, как они действуют, эти шустры, — сказал я, удивляясь про себя превосходному вкусу люзанского кофе.
— Лучше всего — на опыте, — ответил директор. — Могу я вас попросить дать мне пощечину?
— Что-что, извините?
Я подумал, что в переводе ошибка, но директор с улыбкой повторил:
— Я прошу вас оказать мне любезность, ударив меня по щеке. Вы убедитесь, как действует этикосфера, а после мы обсудим этот эксперимент… Я, пожалуй, встану и вас попрошу о том же, так будет удобнее…
Я решил ударить его, раз уж ему так хотелось, и мы встали друг против друга. Я замахнулся — в меру, потому что не хотел свалить его с ног, — и застыл с отведенной в сторону рукой. Что-то меня держало. Это был рукав пиджака. Он стал жестким, словно жестяная труба. Я попытался согнуть руку хотя бы в локте и с величайшим трудом наполовину сумел это сделать.
– Видите? – сказал Тахалат. – А теперь попрошу вас отказаться от своего намерения…
– Отказаться?
– Да.
– Ну хорошо. Я не ударю вас по…
– Нет, нет. Не в том дело, чтобы вы это сказали. Вы должны внушить себе это, дать торжественное внутреннее обещание.
Я сделал примерно так, как он говорил. Рукав размягчился, но не до конца. Я всё еще ощущал его неестественную жесткость.
– Это потому, что вы не вполне отказались от этой мысли…
Мы по-прежнему стояли лицом к лицу, и минуту спустя рукав уже был совершенно мягким.
– Как это делается? – спросил я. На мне был пиджак, привезенный с Земли, – шевиотовый, пепельного цвета, в мелкую серо-голубую крапинку. Я внимательно осмотрел рукав и заметил, что ворсинки ткани лишь теперь укладывались, словно шерсть сперва насторожившегося, а потом успокоившегося животного.
– Недобрые намерения вызывают изменения в организме. Адреналин поступает в кровь, мышцы слегка напрягаются, изменяется соотношение ионов и тем самым – электрический заряд кожи, – объяснил директор.
– Но ведь это моя земная одежда…
– Потому-то она и не защищала вас с самого начала, а лишь часа через три. Правда, недостаточно успешно – хотя шустры и пропитали ткань, вы остались для них существом неизвестным, и по-настоящему они отреагировали лишь тогда, когда вы начали задыхаться – помните? – в том подвале…
– Так это они разорвали ошейник? – удивился я. – Но как?
– Ошейник распался сам, шустры только дали приказ. Мне придётся объяснить вам подробнее, ведь это не так уж просто…
– А что было бы, – прервал я его, – сними я пиджак?
…И сразу вспомнил, как там, в подвале, похитители отчаянно пытались раздеться.
– Ради Бога, пожалуйста… – ответил директор.
Я повесил пиджак на спинку стула и осмотрел рубашку. Что-то происходило с поплином в розовую клетку – его микроскопические волоконца встопорщились.
– Ага… рубашка уже активизируется, – понимающе сказал я. – А если я и ее сниму?..
– От всего сердца приглашаю вас снять рубашку… – с готовностью, прямо-таки с энтузиазмом ответил он, словно я угадывал желание, которое он не смел высказать. – Не стесняйтесь, прошу вас…
Как-то странно было раздеваться в этом изысканном зале, в светлой нише возле окна, под пальмой. Это, наверное, выглядело бы не так необычно, если бы я обнажался в более экзотичном окружении; тем не менее я аккуратно развязал галстук, уже голый по пояс подтянул брюки и спросил:
– Теперь можно, господин директор?
Он как-то даже чересчур охотно вытянул лицо в мою сторону, а я, ни слова более не произнося, развернулся на слегка расставленных ногах, и они разъехались так внезапно, словно пол был изо льда, да еще полит маслом; как подкошенный, я рухнул прямо к ногам люзанца. Он заботливо помог мне подняться, а я, распрямляясь, будто бы нечаянно двинул ему локтем в живот и тут же вскрикнул от боли – локоть ткнулся словно в бетон. Панцирь, что ли, был у него под одеждой? Нет – между отворотами пиджака я видел его тонкую белую рубашку. Значит, дело было в рубашке. Сделав вид, будто я и не думал ударять его под ложечку, я сел и принялся разглядывать подошвы туфель. Они вовсе не были скользкими. Самые что ни на есть обыкновенные кожаные подметки и рельефные резиновые каблуки – я предпочитаю такие, с ними походка пружинистее. Я вспомнил о поголовном падении художников, когда они всей оравой пошли на меня, стоящего под крылышком ангела. Вот, значит, почему! Я поднял голову и посмотрел в неподвижные глаза собеседника. Тот добродушно улыбался.
– Шустры в подошвах? – отозвался я первым.
– Верно. В подошвах, в костюме, в рубашке – словом, везде… Надеюсь, вы ничего не ушибли?..
Скрытый смысл этих слов был не менее вежлив: «Не замахнись ты так сильно, не свалился бы с ног».
– А если раздеться догола?..
– Ну что ж, тогда бывает по-разному… не могу сказать точно, что произошло бы, – я ведь и сам не знаю. Если б можно было знать, не исключено, что удалось бы обойти уморы, то есть усилители морали… прошу обратить внимание, что фильтром агрессии является всё окружение, а не только одежда…
— А если бы здесь, где-нибудь в укромном месте, я бросил камень вам в голову?
— Предполагаю, он отклонился бы в полёте или рассыпался в момент удара…
— Как же он может рассыпаться?
— За исключением немногих мест — например, резерватов, — нигде уже нет необлагороженного вещества…
— То есть как — и плиты тротуаров тоже? И гравий на дорожках? И стены? Всё искусственное?
— Не искусственное. А ошустренное. И только в этом смысле, если хотите, искусственное, — говорил он терпеливо, старательно подбирая слова. — Это было необходимо.
— Всё-всё из логических элементов? Но ведь это требовало невероятных расходов…
— Расходы были значительные, безусловно, но всё же нельзя сказать, чтобы невероятные. В конце концов, это наша основная продукция…» 13
Далее директор Тахалат показал Тихому на примерах, а также объяснил, как быстры-шустры могут справиться с железными опасными предметами, при необходимости рассыпая их в пыль, как могут помочь тонущему люзанину (или человеку), разлагая воду на водород и кислород, смесью которых можно дышать. Он рассказал, что люзане овладели технологиями твердых тел на субатомном уровне, так что с помощью быстров могут управлять различными предметами, строениями и почвой. Рассказал о том, что энергию для этого быстры извлекают из гравитационного поля планеты.
Отдельные быстры не обладают разумом, они действуют скорее на уровне инстинктов. Так, быстры как бы притягиваются любым живым существом и образуют вокруг него невидимое облачко. Их нельзя ощутить в обычных условиях, они не влияют на обычную жизнедеятельность. Но при этом облачко быстров разучивает типичные реакции каждого существа, потому что состояние агрессии у разных существ проявляется неодинаково. Отдельные быстры специализированы по-разному, но в случае опасности летучие группировки быстров соединяются в более крупные образования (делая это со скоростью распространения радиоволн), и на выручку призываются такие быстры, которые знают, что нужно делать. При этом вырабатывается решение, какие действия следует предпринять, и дистанционно передается тем быстрам, которые находятся в опасном месте. Любой организм находится, таким образом, под неустанной опекой, и при необходимости ему оказывается нужная помощь, в том числе и медицинская.
На встрече с преподавателями и студентами Института Быстретики Ийон Тихий узнал о некоторых особенностях построенной в Люзании этикосферы. Именно этот институт занимался искусством воплощения этики в физике. Как физические законы обозначают невозможность чего-то (нельзя построить вечный двигатель, нельзя превысить скорость света и т. п.), так и законы этикосферы определяют невозможность неких поступков. Например, одна из заповедей этикосферы гласит: «Никто не может быть лишен свободы». Если попытаться кого-нибудь заковать в кандалы или набросить ему на шею петлю, то кандалы и петля немедленно рассыплются в прах. Искусство быстретиков заключается в том, чтобы перевести моральный смысл любой ситуации на точный язык физики, чтобы получить оптимальное решение без психологических оценок. Или такая заповедь: «Если жертв избежать нельзя, их должно быть как можно меньше». Наконец, в этикосферу ввели еще одну заповедь: «Никто не может заболеть». Оказалось, что в Люзании уже двести лет нет медицины в обычном для нас смысле. Быстры обеспечивают медицинский надзор за всеми и ликвидируют любой недуг в самом зародыше.
Попутно обнаружилась еще одна способность быстров. Если их запрограммировать так, чтобы они проникали во все ткани организма, то они могут как бы прилипать к клеточным ядрам, заполнять их и считывать все информационные процессы, из которых состоит жизнь. Поскольку быстры построены из субатомных частиц, организм их не замечает и не включает систему защиты. По мере накопления информации быстры начинают брать на себя функции живых частиц протоплазмы. При этом нужную энергию для своей деятельности быстры черпают из ядерных реакций, называемых тихими. Эти реакции понемногу начинают убивать организм, но индивидуум этого не замечает, потому что он двигается, мыслит и действует, как и раньше. Его тело медленно умирает, но продолжает функционировать благодаря осевшим в нем триллионам быстров. Тех, кто подвергся такой процедуре, в Люзании называют эктоками (от древнегреческого «эктос», то есть «внешний», ведь бессмертие здесь приходит извне). Получается, что для обретения бессмертия нужно умереть в обычном смысле этого слова. Поначалу многие захотели подвергнуться процедуре эктофикации, но затем начались проблемы. Экток почти ничем не отличается от живого, но знает, что он неживой. Это стало вызывать опасные психологические последствия в виде неврозов и даже безумия. Основные симптомы «отторжения бессмертия» — отвращение к собственному телу, духовная пустота, страх и отчаяние, перерастающие в манию самоубийства. Общество также относилось к эктокам с презрением и завистью одновременно.
Таким образом, при ближайшем рассмотрении жизнь в этикосфере, как оказалось, имеет не только положительные стороны. И дело не в одних эктоках. Обнаружилось, что воздействие быстров на общество в целом непредсказуемо. Да, перестали появляться на свет увечные дети, и это вроде бы хорошо, но ведь это означает, что быстры занимаются селекцией оплодотворений, и кто может поручиться, что в результате не перестали появляться на свет другие дети, может быть, гениальные? Самое неприятное, что при этом нельзя пообщаться с быстрами, потому что они не представляют собой какое-то разумное образование, всё происходит автоматически, на уровне инстинктов. Программисты перепоручили быстрам заботу о благе общества, а как они выполняют это? Заметили, что стариков перестали преследовать обычные в их возрасте переломы костей. Врачи обнаружили, что быстры вращивают в берцовые кости микроскопические металлические нити.
Или другой пример: стала меняться погода — прекратились резкие перепады давления, циклоны перестали заходить на территорию Люзании. Это быстры стали регулировать климат, опять же заботясь о самочувствии жителей. Вроде всё это хорошо, но вдруг в будущем это обернется непредвиденными опасностями?
И вообще, не получается ли так, что подобная идеальная общественная система становится неким концентрационным лагерем с хорошей охраной?
«Если бы шустры были стороной в споре, если бы можно было с ними договариваться, допросить их, выбить у них из головы это чудовищное человеколюбие, если бы они могли указать направление своей деятельности и ее основания, это еще куда ни шло, но ведь это химера! В желании подискутировать с этикосферой не больше смысла, чем в желании выведать у атмосферных течений завтрашнюю погоду. Над нами властвует бездушная активность, привитая физике окружающего нас мира, и никто не докажет, что этот новый мир всегда будет благожелателен к нам — что его заботливые объятия через пять или сто лет не станут смертельными…» 14
Конечно, как и любое средство, попавшее в руки человека, мириады быстров вполне могут быть использованы во вред. Об этом, кстати, Лем тоже писал в романе, и мы еще вернемся к этому в главе об оружии. Тем не менее на сегодня идея этикосферы представляется одной из самых плодотворных и вполне возможных к реализации в будущем. Наверное, многие согласились бы жить в таких условиях. Что же касается любителей агрессии и войн, они могут покинуть границы территории, охраняемой быстрами, и уже там предаться своим порокам.
Владимир Борисов
1 Продолжаем печатать главы из будущей книги В. Борисова. Начало см. в ТрВ-Наука №№ 381–382. Издатель ищется! См. также: Борисов В. Лем: от фантоматики до фармакократии // ТрВ-Наука № 380 от 13.06.2023 (trv-science.ru/2023/06/lem-ot-fantomatiki-do-farmakokratii/). Автор благодарит за помощь в работе над книгой Александра Лукашина и Виктора Язневича, а также знатоков, ответивших на вопросы о творчестве Лема. В книге использованы цитаты в переводах З. Бобырь, В. Борисова, Д. Брускина, Е. Вайсброта, А. Громовой, К. Душенко, В. Ковалевского, Л. Рудмана, Ф. Широкова, В. Язневича.
2 Лем С. Астронавты // Лем С. Такое разное будущее. — М.: АСТ; Астрель, 2011. — С. 88.
3 Лем С. Магелланово облако // Лем С. Такое разное будущее. — М.: АСТ; Астрель, 2011. — С. 383–384.
4 Лем С. Моя жизнь // Лем С. Возвращение со звезд; Глас Господа; Повести. — М.: АСТ, 2002. — С. 22.
5 Лем С. Альтруизин… // Лем С. Сказки роботов; Кибериада. — М.: АСТ, 2002. — С. 386.
6 Там же. С. 391.
7 Лем С. Блаженный // Лем С. Сказки роботов; Кибериада. — М.: АСТ, 2002. — С. 447.
8 Лем С. Сказка о трех машинах-рассказчицах… // Лем С. Сказки роботов; Кибериада. — М.: АСТ, 2002. — С. 331–332.
9 Лем С. Сумма технологии. — М.: АСТ; СПб.: Terra Fantastica, 2004. — С. 439–440.
10 Лем С. Корпорация «Бытие» // Лем С. Библиотека XX века. — М.: АСТ, 2002. — С. 115–116.
11 Там же. С. 119–120.
12 Лем С. Путешествие профессора Тарантоги // Лем С. Приключения Ийона Тихого. — М.: АСТ, 2002. — С. 515.
13 Лем С. Осмотр на месте // Лем С. Футурологический конгресс; Осмотр на месте; Мир на земле. — М.: АСТ, 2003. — С. 343–346.
14 Там же. С. 381.
Календарь фантастики: Владимир Басов, Вадим Коростылёв, Джерри Пурнелл, «В Стране Дремучих Трав»
Интересно, что изложение сюжета рассказа «Собысча» (называемом автором статьи «Блаженный») прерывается ровно на том самом месте, где Лем даёт ответ и одновременно показывает, что задача неразрешима (по логическим причинам). Лем, впрочем, не оставил вполне эту тему (например, она затрагивается в «Футурологическом конгрессе»). Суть, однако, в том, что пытаться решить проблему технологически достаточно бессмысленно, ибо нужная технология давно создана природой, эволюцией или кем там вам угодно — это воображение. Использование этой технологии можно наблюдать повсеместно и ежечасно; например, споры о том, кто на самом деле побеждает, ведущиеся упорно и с подлинной страстью, хотя кто побеждает на самом деле — от мнения участников спора совершенно не зависит.