Между прочим, великий борец с беспризорностью Антон Семёнович Макаренко незадолго до своей смерти выступил с такой зажигательной речью: надо не только сирот помещать в детский дом, но и детей при живых родителях заключать туда же, поскольку «семья в значительном своем проценте такова, что не в силах обеспечить надлежащее воспитание ребенка». В данном случае его пафос имел свои резоны, поскольку выступал он перед советскими литераторами. Проживая свои последние годы в доме писателей в Лаврушинском переулке г. Москвы, он вдоволь нагляделся на их пьянство, супружеские измены, беззастенчивое интриганство и иные безобразные нравы. Такого же мнения о писателях придерживался и ЖЭК, к которому прилежал дом в Лаврушинском. Когда там поставили в подъезде номерной замок, то код доступа выбрали самый незатейливый: 123. Это для того, чтобы подвыпивший писатель ничего не перепутал и попал к себе домой, а не ночевал на улице. Учитывая наш климат, очень гуманно.
* * *
Оден как-то сказал: «Poetry makes nothing happen». На русском получается нечто вроде: «Поэзия ни на что не влияет». Сказано было с досадой, а на самом деле — как это хорошо! Не причинять другим вреда — что может быть лучше? Можно ли мечтать о большем?
* * *
Общение с классической словесностью Дальнего Востока сделало меня терпимее, скромнее и наблюдательнее. Прежние китайцы с японцами не боялись смотреть на мир проще и обреченнее нас, их поэты не думали, что целью поэзии является самовыражение, они не срывались на крик, не хотели изменить мир и не желали быть ему помехой. Они хотели, чтобы мир был самим собой. По сравнению с христианской Европой, в их поэзии было меньше неуемных восторгов и ламентаций, больше спокойствия, неизбежности, горечи. Эти поэты не баловались прыжками в высоту, они питались подножным кормом, плевали на время, в которое им выпало жить, и парили над ним. Их созерцательность и отстраненность просачивались и в меня. Я рассчитывал изъять себя из мира, чтобы перестать быть ему чужим и соединиться с ним.
Вот таинство:
растет трава,
цветут цветы.
Жизнь хороша,
пока я ни при чем.
* * *
У крыльца моей дачи красуется древнекитайская максима «Умерь свой блеск, смешайся с пылью». Мой ученик, поэт и каллиграф Александр Беляев, по моей просьбе вы́резал эти иероглифы на старой доске, которой он разжился в Даниловском православном монастыре. Попутно он просветил меня, что инструмент для вырезания как букв, так и иероглифов называется одинаково — клюкарзой. Это к вопросу о религиозной терпимости и взаимовлиянии культур.
* * *
Лауреат всех мыслимых и немыслимых литературных премий Кага Отохико очень хотел, чтобы его длиннющий роман «Столица в огне»1 непременно перевели на русский. «Понимаете ли, — говорил он мне, — только русские люди могут понять то, что я хотел сказать». — «Почему так?» — «Потому что Россия подарила миру и мне Толстого и Достоевского». — «Россия теперь другая». — «Это только кажется».
Такого человека не собьешь. Такое упрямство я уважаю. Поскольку Кага в свое время катался на фигурных коньках, я послал ему фотографию бородатого Толстого, где тот стоит на «снегурках». Кага остался доволен.
Словом, пришлось вместе с моими верными друзьями роман перевести. А роман замечательный — про японскую войну, про японский мир, про японскую душу, про всех нас. Теперь литература часто числится по части entertainment, но Кага заставляет вспомнить о жизни, а не забыть о ней. Такой дар мало кому дается. И человек Кага был редкостный. В романе ему нужно было описать, что чувствует человек при крещении. Кага не знал. Что делать? Он отправился в храм, крестился, описал. И остался добрым католиком.
Кага скончался в январе этого года2. Вечная память.
Что до его слов о России и русских, то как мне хочется, чтобы оправдалась пословица: со стороны виднее!
* * *
Вместе с китаистом Ильёй Смирновым позвали выступить в Музей Льва Толстого на Пречистенке. Июнь, во дворе — густая свежая зелень, уютные лавочки, тихо. Хочется здесь жить и выезжать в город только в конном экипаже.
Нас слушали учителя словесности. Зала была увешана портретами Толстого. Вот он стоит, вот он сидит, вот он пашет, сочиняет, грозит. Всюду — клочкастая борода, всюду — сомкнутые губы, взгляд пронзительный и испытующий. Чего пришли? Руки-то хоть помыли? Крестьян своих от крепости освободили? Не знаю, мол, ни про какую китайскую и японскую литературу. Что вам, «Войны и мира» мало? Не можете молчать, что ли? Он и при жизни не улыбался, а тут и подавно — боишься ляпнуть что-нибудь невпопад, блеешь. «Не забалуешь», — резюмировал Илья. Наверное, Лев Николаевич именно этого и хотел.
Быть каждый день разным — проще, чем каждый день оставаться самим собой. Так что артист из Толстого никакой.
* * *
Знаменитый японский литератор Токутоми Сохо в 1896 году посетил Ясную Поляну. Хотел у Льва Николаевича российской мудрости набраться. Одно из ярчайших его впечатлений, почерпнутых по дороге со станции в усадьбу: мудрые русские крестьяне пилят деревья не под корень, а на удобной им высоте. Токутоми Сохо больше в Россию не приезжал. Да и Толстой тоже умер.
* * *
Советская власть боялась стеба, и тогда нужно было стебаться. Нынешняя власть стеба не боится, она сама стебается, она боится слов «честь» и «благородство». Поэтому сейчас нужно писать морализаторские романы.
* * *
За свой первый рассказ японец Таяма Катай в конце XIX века получил семь с половиной йен. Одну йену вложил в конверт и послал старшей сестре в деревню. Та с благодарностью отвечала, что хочет оставить себе долгую память о дебютной публикации брата и потому купила себе полезную вещь длительного пользования — железный таз. До этого времени она стирала в деревянном. Металлический таз пережил и писателя, и его сестру. Но во время войны в рамках кампании помощи фронту шустрые мальчишки сдали таз на металлолом, и из него сделали пушку. Но из пушки не успели убить много людей — ее засосали бирманские болота. И кому она там теперь нужна?
* * *
Фотографу, который рассчитывает поснимать в Японии уличные жанровые сценки, придется туго. Чистота, порядок и предсказуемость жизни, столь любезные обывателю, плохо сказываются на уровне фотографического искусства. Великая японская литература на глазах становится всё более несостоятельной. О чем писать? О том, что в сегодняшнем кафе булочки вкуснее, чем во вчерашнем? «Картина мира» у такого человека превратилась в «картинку». Как можно требовать от него феодальной верности? Его вещи — пластмассовые и одноразовые: потребил и выкинул. Долговечная вещь, вещь, которую касались другие, — странна и неприятна. Оттого и сама жизнь сделалась одноразовой.
Средневековый японский сочинитель по имени Камо-но Тёмэй как-то сказал: рыбе не надоедает вода. А вот нам мгновенно надоедает всё. Хочется новенького: новой воды, нового воздуха, новой планеты, новой жены, нового маразма. Нынешний мир устроен так, чтобы у тебя не стало привычек.
Современный «средний» японец живет городской жизнью, она предсказуема и похожа на расписание электричек или телепрограмму, в ней мало случайностей и непредвиденного, а значит, и сильных эмоций. Разумеется, никто не отменял природных бедствий и смерть как таковую, но в нынешней японской жизни нет места настоящей нищете, в ней нет голода и страха того, что завтра тебя арестуют или отнимут жизнь. И это великое завоевание. Да, такое общество благополучно, но для писателя (во всяком случае, для писателя прежней формации) оно скучно. За всё надо платить. Приобретая благополучие, мы теряем литературу. Так что если писатель хочет отыскать неординарных людей и окунуться в мир сильных чувств, он вынужден писать про прошлые времена. Или же сочинять фантастику, вроде сказки о Гарри Поттере.
Зато по количеству долгожителей Япония прочно занимает первое место в мире. Нынешние японцы предпочли жизнь разным художествам. До войны они рисовали красочные плакаты: «Твое здоровое тело нужно твоей стране!». И жили при этом не так долго. Кушали не слишком хорошо, туберкулезом болели, многих поубивало.
Александр Мещеряков
1 Мещеряков А. Война и мир на японский лад // Горький, 26.03.2020. gorky.media/reviews/vojna-i-mir-na-yaponskij-lad/
2 Мещеряков А. «Только русские смогут понять то, что я хотел сказать». Памяти Кага Отохико // Горький, 06.03.2023.
gorky.media/context/tolko-russkie-smogut-ponyat-to-chto-ya-hotel-skazat/
(4 оценок, среднее: 4,50 из 5)
Загрузка...
А можно «Умерь свой блеск, смешайся с пылью» иероглифами написать? Спасибо.
Лао Цзы сказал бы: можно.
Вот перевод Гугла с русского на китайский упрощенный:
Умерь свой блеск, смешайся с пылью
暗淡你的光芒，与灰尘混合
和光同塵
Спасибо.
По-русски лучше звучит ”Умерь свой пыл, смешайся с пылью” ;)
Любопытно, вариант Александра Мещерякова Гугл перевел на русский одинаково для двух известных ему версий китайского – упрощенной и традиционной.
和光同塵
Гармония со светом
Это не “вариант”, а источник. Обратно переводить chengyu с русского на китайский с помощью гугла – это можно только для забавы делать :)
Согласен, для забавы, – как и бросание камешков в воду по Козьме Пруткову. ))
Что интересно, качество переводов Гугла за последние пару лет выросло неимоверно.
К слову, – по свидетельству Байду, китайского собрата Гугла, самые ранние упоминания об этой идиоме взяты из «Дао Дэ Цзин».
https://baike.baidu.com/item/%E5%92%8C%E5%85%89%E5%90%8C%E5%B0%98/4557404
Александр Мещеряков – профессионал, ему наверно виднее, какая иероглифическая запись идиомы сейчас признается канонической.
Когда в Европе (во Франции, в конце восемнадцатого века) появился перевод Авесты, переводчика объявили в подлоге и он умер в нищете (как утверждает Википедия) — умные люди не могли поверить, что это такая чепуха — привыкли думать (основываясь на сказках, вероятно), что Восток — дело премудрое. Та же самая история происходит сейчас с русской “интеллигенцией”, утратившей с помощью Ленина-Сталина иудео-греко-христианскую культуру. Своего не знают, и думают, что там, за горами-за лесами, гораздо лучше. И почти никто не задумывается, что немцы-то после 45-ого года покаялись (хотя и с помощью стран-победителей), а японцы, вырезавшие печень у живых американских летчиков и на глазах у умирающих закусывающих этой печенью, сжигавших пленных, вырезавших гражданских китайцев — и не думают ни о каком покаянии. Вообще говоря, принято считать, что японская культура — эпигон китайской. Девятнадцатый век не был таким толерантным, как нынешнее время и друг Кропоткина, очень хороший человек Элизе Реклю, антрополог, в своих книгах (они есть в свободном доступе) написал о китайской культуре очень откровенно. Не помню, кто сказал — “В Китае от всех преступлений, кроме трех, можно откупиться. Откупиться нельзя — за убийство отца, за убийство матери и за неправильно свернутый лист, на котором написано прошение к верховной власти — за эти преступления положена смертная казнь”, но после Реклю эту шутку начинаешь понимать. Потому что это вполне вписывается в “мудрость” Востока. Мой дед потерял ногу в Порт-Артуре (в 1904-ом), а мой отец в Порт-Артуре заканчивал Вторую мировую (проездом из Кёнигсберга). И по рассказам моего отца (крестьянина) такой нищеты, как в Китае (страна древней культуры) он не видел — монголы жили гораздо лучше. Да, конечно, переживание совершенства природы — Вот таинство: растет трава, цветут цветы. Жизнь хороша, пока я ни при чем — — это замечательно. Только, так ли уж хороша, учитывая Ли Бо (да и других поэтов танской эпохи), например, — Подымаю меч И… Подробнее »
Я читал образца 1977 года переводы китаиста госп Желоховцева современных китайских писаталей времён реформ Дэн Сяо Пина.
Впечатление как от глотка свежей (во время постыдной бровеносной в потёмках пятизвездной, но не конъяк, брежневщины) воды.
Потом как водится дикая реакцыя – как всюду, восточнее Урала, да часто и западнее его.
Л.К.
Леонид Маркович!
Если не трудно, скиньте ссылку — сам я не смог найти. Желоховцева, естественно, нашел, а его переводы — нет.
У меня в другом месте.
Недоступно.
Но принято к сведению.
Л.К.
Я недавно прочел “33 мифа о Китае”, Мари Маниненн (есть в Литрес, стоит недорого, если хотите, поделюсь). Та же история, что с индустриализацией СССР. И с теми же последствиями. И с ещё большими опасностями.
А что касается культуры Востока — любой, — китайской, индийской, японской, и всех остальных — привлекать она может только тех, кто забыл свою, европейскую культуру.
“немцы-то после 45-ого года покаялись (хотя и с помощью стран-победителей), а японцы … и не думают ни о каком покаянии”
Дык, они и мирный договор не подписали. Азиаты более щепетильно относятся к потере лица. А европейцы раньше от грехов индульгенциями откупались, а сейчас и этого уже не требуется. Хорошая иллюстрация к покаянию немцев – фильм Хуциева ”Был месяц май”.